Её голос затихает, и я думаю, она видит подтверждение в моих глазах.

— Боже мой, — шепчет она, на мгновение зажимая рот руками, прежде чем снова опуститься на колени. — Вот почему папа собирается... он...

Я киваю.

— Насколько нам известно, работа в клубе каким-то образом дала сбой. Мы не знаем, как и почему. Именно эту информацию собирается получить твой отец. Он собирается избавиться от них.

За слезами я замечаю вспышку удовлетворения в глазах Эстеллы, и это поражает меня так же сильно, как и её первая злобная реакция. Я никогда раньше не видел её в таком состоянии, но... могу ли я удивляться, что это вышло наружу из-за смерти её брата?

Если бы у меня отняли того, кого я люблю, я бы предпочёл сам отомстить, а не позволять кому-то другому делать это. И я бы смог, потому что я мужчина в мире, который поощряет мужской гнев и требует от женщин хранить его в тайне, похороненный, как это часто бывает с теми, кого они любят.

Блядь, я хотел пойти с Энтони и его людьми, чтобы заставить ответить того, кто несёт ответственность за смерть Луиса. Не только ради Эстеллы, но и ради нашей с Луисом дружбы.

Три года – долгий срок для жизни в одном месте, где большую часть времени проводишь изо дня в день в окружении людей, которых видишь и с которыми разговариваешь каждый день. Некоторые, как Энтони, не позволяют наладить личные отношения. Пытаться подружиться с Энтони Галло, всё равно что пытаться подружиться с грёбаным королём Англии, он из тех, кто всегда ставит себя выше других, и у него нет друзей. У него есть деловые партнёры, коллеги, связи и семья.

Однако Луис, подобно своей сестре, был особенным. С тех пор как я начал работать телохранителем Эстеллы в особняке Галло, мы с ним подружились, как будто были знакомы всю жизнь. Когда он не был занят выполнением поручений отца, на встречах или выполняя задания для мафии, мы часто встречались в коридорах или комнатах особняка и интересовались делами друг друга.

Когда Эстелле не требовался мой постоянный присмотр, и у нас с Луисом было свободное время, мы болтали, как обычные парни. Мы обсуждали бейсбол, мотоциклы и крафтовое пиво. Он часто сетовал на то, что хотел бы участвовать в гонках на спортивных мотоциклах, но не мог из-за страха, что с ним что-то случится, и его империя окажется под угрозой.

Посмотрите, что произошло, с горечью думаю я. Луис всё же ушёл из жизни. Не тогда, когда занимался тем, что любил, а когда исполнял свой долг перед семьёй. Он ушёл слишком рано, ещё не успев по-настоящему начать свою жизнь, и теперь империя Энтони Галло оказалась в опасности, которой он всегда боялся.

Наследовать некому, кроме дочери Энтони, и я могу представить, как глава семьи Галло отнесётся к этой идее.

Теперь Эстелла будет ещё более защищена. От этой мысли мне становится грустно. Я представляю, насколько тесной станет золотая клетка, в которой жила Эстелла. Теперь, когда у Энтони осталась только она, её жизнь изменится так, как она никогда и не могла себе представить. Я бы хотел, чтобы Луис был жив, конечно, ради него самого, но также и ради его сестры. Потому что её жизнь вот-вот изменится так, как она никогда и не могла представить.

Эстелла наклоняется ближе ко мне, ложась на бок, и кладёт руку мне на колено. От этого прикосновения моё тело напрягается, мышцы ноги непроизвольно сжимаются, и я быстро бросаю на неё взгляд, чтобы убедиться, заметила ли она мою реакцию. Однако её взгляд устремлён вдаль, в пустоту, через всю комнату, и я стискиваю зубы, пытаясь побороть волну жара, которую вызывает во мне простое прикосновение её руки к моей ноге.

Не должно быть такого приятного ощущения от её прикосновений. Всего несколько минут назад мой член был расслаблен, но теперь он снова оживает, и на моей челюсти подёргивается мускул, когда я изо всех сил пытаюсь контролировать свою реакцию на неё. Ни одной женщине ещё не удавалось так легко возбудить меня, причём в обстоятельствах, когда это совершенно неуместно.

Сейчас не время и никогда не наступит момент, когда Эстелла Галло могла бы меня возбудить. Чем скорее я вспомню об этом, тем лучше для меня.

Я с трудом сглатываю, нежно обхватываю её руку пальцами и осторожно перемещаю с моей ноги на одеяло рядом с ней. Она поднимает на меня глаза, и мне кажется, что я вижу в них тень боли. Но что ещё я мог сделать? Эти случайные прикосновения не могут продолжаться за пределами этого вечера. В нашем мире не существует такой лёгкости в общении, чтобы мы могли забыть о ней и однажды позволить себе нечто подобное на публике, перед её отцом, перед кем-то, кто мог бы заметить и высказать своё мнение.

— Ты ничего не можешь с этим поделать, принцесса, остаётся только ждать, — тихо бормочу я, нежно проводя пальцами по тыльной стороне её ладони. Глаза Эстеллы закрываются, и она издаёт тихий хныкающий звук, звук человека, который уже выплакался и не имеет сил. Это звучит почти как воркование, как крик птицы. Как плач голубя.

— Тебе нужно попытаться уснуть, — говорю я, стараясь её подбодрить. — Я знаю, это нелегко, но, если ты сможешь заснуть, время пролетит быстрее. Когда ты проснёшься утром, возможно, у тебя появятся ответы на вопросы. По крайней мере, ты будешь отдохнувшей, и...

— Только не говори, что станет легче. — Эстелла открывает глаза, и я встречаю их тёмные омуты горя. — Пожалуйста, не говори так.

— Я не буду, — отвечаю я, проводя большим пальцем по костяшкам её пальцев. Я с трудом сдерживаю желание прикоснуться к её лицу и вытереть слёзы, которые всё ещё медленно текут по её щекам. Если бы мы не были по разные стороны, я бы встал и пошёл за тёплой мочалкой, вытер ей лицо и высушил его. Но я не её любовник, не её парень и не её муж. Я всего лишь её телохранитель, и впервые за три года мне кажется, что этого недостаточно. Мне кажется, что я словно бьюсь о прутья своей собственной клетки, отчаянно стремясь сблизиться с Эстеллой. Я хочу разделить с ней её горе, утешить, чтобы пропасть, которая разделяет нас, исчезла.

Но это невозможно.

— Просто поспи, — тихо говорю я. — Попытайся.

Эстелла поджимает губы и быстро моргает своими влажными ресницами, прежде чем снова поднять на меня взгляд.

— Ты останешься? — Тихо умоляет она. — Я не хочу оставаться одна. Пожалуйста, Себастьян...

Моё тело снова напрягается при мысли о том, чтобы разделить с ней постель. Нет, думаю я инстинктивно. Это уже слишком, и мы оба это знаем. Мы с Эстеллой одновременно оглядываем комнату, и я замечаю кресло рядом с камином у стены, которое обращено к её кровати.

— Я могу поспать там, — предлагаю я, радуясь возможности дать ей то, о чем она просит, и сохранить дистанцию, в которой так нуждаюсь. Её отец будет недоволен, если вернётся рано утром и увидит меня в её комнате. Если кто-то из персонала зайдёт в комнату, они могут начать болтать. Но это лучше, чем если бы меня застали в постели с Эстеллой, даже если бы я был одет. Я буду сидеть в кресле, полностью одетый и обутый, достаточно далеко от неё, чтобы было ясно, что между нами ничего не произошло. По крайней мере, так я смогу объяснить своё присутствие.

У меня не будет оправданий тому, почему я делю с ней постель.

Мне кажется, я вижу в её глазах намёк на разочарование, но она кивает. Она не хуже меня понимает, что то, чего она сейчас хочет, недостижимо.

— Хорошо, — тихо произносит она, потянувшись, чтобы откинуть одеяло. Она скользит под него, позволяя ему упасть на талию, и этот вид: уязвимой, мягкой, лежащей в своей постели, хотя я никогда раньше не видел её такой, вызывает во мне бурю противоречивых эмоций.

Я одновременно хочу утешить её и страстно желаю, хочу держать в своих объятиях и ласкать губами каждый дюйм её тела, провести с ней всю ночь и заставить её стонать моё имя до самого рассвета. Прилив нежности и желания становится настолько сильным, что на мгновение сводит все мышцы моего тела, грудь сжимается, а член пульсирует от этих противоречивых чувств, которые совершенно неуместны.