"Когда в наших руках будет торжественное заявление союзников в пользу возвращения евреев в Палестину, — писал он а-Коэну, — мы придем с англичанами к соглашению в деталях"[517].
В то же время он остро осознавал, что дружеские отношения с британским правительством основывались главным образом на общности интересов. Так же как евреи решили, что наиболее естественными и желанными доверенными для сионистского предприятия явятся британцы, британцы нуждались в поддержке сионистов для достижения важного элемента в их имперских устремлениях: контроля над Палестиной.
"Если Эрец-Исраэль станет протекторатом Великобритании, — пишет Вейцман а-Коэну, — совершенно ясно, что в значительной мере это свершится благодаря нам, нашей пропаганде и влиянию. Америка поддержит интересы Великобритании только при условии, что Палестина будет еврейской. Я в этом убежден после подробной беседы с президентом Вильсоном и другими членами американской делегации в Париже.
Англичане осознают это и в некоторой степени признают"[518].
Его представления об отношении американцев сформировались в результате бесед с доверенным президента Вильсона и официальным делегатом на мирную конференцию полковником Хаусом. От Хауса он узнал, что американцы поддерживают еврейскую Палестину и британское попечительство, и французская агитация скорее поправила дела, а не наоборот.
"Я полагаю, что действительно можно усилить наши требования, и Англия пойдет на это, желая искренне показать миру, что она берет Палестину не для себя, а для евреев"[519].
Как бы то ни было, среди этих благопристойных дипломатических обстоятельств в глаза бросается один факт: не могло быть более благоприятного момента, чем недели перед мирной конференцией, когда сионистская пропаганда за британский протекторат шла в полный голос. Именно сейчас нужно было бить тревогу о невыносимом положении в Палестине, символом которого служило то, что, пока в Лондоне и кулуарах международных переговоров знаменем Декларации Бальфура размахивали открыто и с гордостью, в Палестине она даже не была опубликована, а ее дух ежедневно попирался и отрицался каждым действием англичан.
Вейцман не нуждался в новых сообщениях, чтобы сформулировать мнение о существующем положении. Он ясно представлял, до какой степени арабские протесты были фикцией и писал Эдеру, что "вся возня организуется британскими офицерами". Но ни на одной стадии своего пребывания в Лондоне Вейцман не поднял тревогу. Он не поднял вопроса, доминирующего в жизни Палестины, где еврейская община переживала постоянный шок и разочарование. Напротив, встречая высокопоставленных лиц в правительстве и армии (которых он перечисляет в письме к Клейтону), он сделал предметом обсуждения, по которому решил их просветить, "величайшие политические сложности, с которыми столкнулись Алленби и Клейтон"[520].
Таким образом, сделав все возможное, чтобы укрепить престиж и авторитет людей, стоящих во главе антисемитского режима, он не мог теперь оказаться непоследовательным, обвиняя их же.
Таким образом, когда в середине декабря до него дошел подробный и взволнованный отчет Жаботинского от 12 ноября, его реакцией было: хотя факты неоспоримы, Жаботинский "слишком пессимистичен"[521].
Жаботинский тем временем начал участвовать в жизни палестинской общины и в заседаниях только что сформировавшегося Палестинского национального совета. Он внес вклад в формирование предложений от палестинской общины к мировому сионистскому руководству для представления на мирную конференцию; он представил их совету на рассмотрение. В своем обращении он подчеркивал: сущность Декларации Бальфура в том, что она принята перед лицом еврейства всего мира. С одной стороны, декларация обращена к 10-миллионному еврейскому народу, с другой — против 600.000 остального населения, чьи гражданские и религиозные права будут соблюдены.
После некоторых незначительных разногласий, ответов Жаботинского на вопросы и его заключительной речи проект был принят советом 23 декабря, и Жаботинский, как член Сионистской комиссии, выслал его в Лондон.
Документ устанавливал два основных принципа: во-первых — положение о том, что Эрец-Исраэль является еврейским национальным очагом, должно получить международное подтверждение на мирной конференции. Правительства должны признать, что во всех вопросах по управлению Палестиной еврейский народ всего мира должен иметь решающий голос. Во-вторых — правительства избирают Великобританию как своего представителя, как доверенное лицо, которое получит бразды правления, с тем чтобы помочь еврейскому народу строить свой национальный очаг.
Официально страна должна на иврите называться Эрец-Исраэль, и сионистский флаг должен стать, как и флаг доверенного лица, флагом страны.
Иврит и арабский будут официальными равноправными языками.
Правительство метрополии будет назначать главу правительства, обязанностью которого станет защита прав всех граждан, независимо от расы и религии.
В согласии с этими принципами совет выдвигал предложение, чтобы Сионистская организация была признана как представитель еврейского народа по отношению к Палестине и чтобы представитель от этой организации подавал правительству метрополии список министров для службы в правлении — за исключением министра по арабским делам.
Это условие, подчеркивал Жаботинский в сопроводительном письме к Вейцману, считалось главами общины, в результате года горького опыта, обязательным для гарантии, что члены будущей гражданской администрации, не обязательно евреи, будут симпатизировать политике национального очага по контрасту с их военными предшественниками[522].
Все это время личная позиция Вейцмана целиком совпадала с этими постулатами, считавшимися палестинским руководством самоочевидностью для благоприятного правления. Поэтому они были ввергнуты в ошеломляющее недоумение, когда от Вейцмана поступила телефонограмма, что лондонское сионистское руководство не включает это положение в свой вариант проекта, готовившегося для мирной конференции.
Жаботинский отослал Вейцману рассерженное и вновь горько пророческое письмо.
"Писал уже несколько раз одно и то же, повторять нет смысла. Хотел бы только, чтобы вы поверили в одно: население глубоко оскорблено, вера утрачена, слова "обман", "швиндель"[523] слышатся на каждом шагу, наглость арабов растет с каждым днем. Не проходит 48 часов, чтобы в Рамле не произносились зажигательные речи, кончающиеся призывом к арабскому мечу! Образ действий властей в Палестине ясно говорит арабам, что декларация не подлежит осуществлению. Наши proposals, если они таковы, как были в последней Вашей телеграмме, неудовлетворительны, потому что в них нет основного: чтобы правительство Палестины назначалось по нашему списку. Я не верю в то, что это труднодостижимо, — напротив, чем больше англичане уступят нам, тем легче им будет получить Палестину. Но даже если нам в этом требовании откажут, я считаю непростительным непредъявление этого требования. Вы как будто расписываетесь в доверии к англичанам, что они, мол, будут уж выбирать дружелюбных нам людей. Вы не имеете никакого права выдавать им это свидетельство, зная хорошо, что мы тут окружены врагами и что Иностранный отдел не сделало ни шагу для улучшения положения.
Образ действий властей теперь принимает характер систематического наступления со стороны низших при систематическом попустительстве со стороны высших. Я считаю своим долгом предупредить Вас, что если это перейдет за известные пределы, то я или устраняюсь от всего, или приму меры к тому, чтобы шум из Палестины достиг до Европы.
