Ветерок вздрогнул, но промолчал.
Вот и отправились, вот и нашли великана — сидят теперь в пещере вдвоем — Салля и ветер, ветер и Салля — и вместе на дождь смотрят. Хорошо, что дед не знает, чем занимается его глупая внучка.
А этот несносный спасенный ветер все так же предпочитает отмалчиваться!
____
*Ласица — детеныш ласки. Голубянка — редкая и мелкая бабочка. А ёрник — заросли карликовых берез. Кстати, осенью они краснеют, а не желтеют как их «большие» сестры.
Глава 28
Климатические условия в Скучных землях таковы, что многие воспринимают этот регион как своеобразную природную тюрьму. Серый замок эту репутацию всегда поддерживал. Но все-таки больше всех в этом вопросе преуспели Императоры, ссылая неугодных дворян в Скучные земли на перевоспитание. Страх оказаться после блеска столицы или роскоши собственного имения в темной избе днем с лучиной, потому что свет здесь весьма скуден, — этот страх сломал не одну гордую душу.
Из записной книжки путешественника Изольда Карловича Мора
Если, как меня уверяют, мода может прогнозировать будущее, то у меня плохие новости: наше будущее будет представлено женщиной в штанах с прической под пажа! Оставьте хотя бы мужской костюм мужчинам, если уж вы решили резать косы!
Из письма разгневанного читателя в газету
Лукавых людей не имей за друзей
Народная мудрость
Дождь закончился внезапно. Вот только что за окном раздавался его монотонный стук и яростный шум, как вдруг все стихло, и подоконники ресторации робко позолотил луч солнца.
Лаки даже к окну подбежал, вызвав у Лизы невольную улыбку своей экспрессивностью:
— О, Провидение! О, Небо! Милая Лиз, посмотрите какое солнце!
Лиза поднялась и чинно подошла к окну. Удивительно, как может преобразить мир солнечный свет, просто разогнав сумрак.
Солнце тем временем робко пробежалось по мокрым крышам, улицам, стенам и, должно быть, ужаснувшись, спряталось за набежавшую тучку, вызвав у Лаки возглас разочарования.
Половой бойко выскочил на улицу, и, задрав голову на небо, заулыбался. Вернулся тотчас и доложился громко:
— Растаскивает! Ветром-то растаскивает тучи-то!
— Ну, вот, любезный лир, — заметила девушка. — Погода выправилась. Теперь можно без боязни дойти до госпожи Ирмы. А если нам повезет, то обратная дорога в монастырь будет не пример приятнее.
— Нет, нет, Элиза! Нет! Я довезу вас до «Столичных мод», даже не спорьте! Не разбивайте мне сердца, иначе я решу, что вы воспринимаете Лаки Лэрда как пустого человека! — энергично возразил журналист.
— Я бы никогда не подумала о вас так! — горячо уверила его Лиза.
Лэрд вдохновленно, с чувством схватил ее за руку, сжал и легко погладил запястье:
— Благодарю вас, милая Лиз! Этими словами вы воскрешаете мою душу! — и тут же, не давая девушке опомниться, приложился к тонким пальчикам.
А что, еще осталось что воскрешать?
— Лир Лэрд, оставьте! Вы меня смущаете!
— Элиза, простите, но мне рядом с вами просто порой трудно дышать! Не думал, что встречу такую девушку, как вы, здесь! — и Лаки снова едва не припал к ее руке.
— О, тогда надо вызвать доктора. Давно у вас трудности с дыханием? Я не прощу себе, если с вами что-то случится, тем более, вам еще писать книгу о моем отце, — главное смотреть ему в глаза чистым-чистым взором. Незамутненным.
Лаки сморгнул, и какая-то тень мелькнула в глубине его глаз.
— Мне приятно ваше волнение, Элиза. Не беспокойтесь, с моим здоровьем все в порядке, — уже более прохладным голосом ответил он.
— Берегите себя, пожалуйста, дорогой лир, — попросила Лиза. В ответ ее заверили, что так и есть: бережет себя лир Лэрд самым тщательным образом и чрезвычайно ценит Лизину заботу.
А потом он и до «Столичных мод» ее довез, и двери красиво распахнул, и вел себя просто и вежливо, но Лиза все равно чувствовала легкий холодок между ними, словно в неплотно притворенную створку окна сквознячком тянуло.
Обиделся? Или разозлился?
Что ж, она — девушка юная, малоопытная, воспитанная во льдах и снегах, намеков не понимает… Хороший же образ, если играть по правилам.
А если нет? Насколько терпелив этот человек?
Как же она устала от всего!
Хочется домой. В свою детскую, где тихо, спокойно, где много книг, где подушки вышиты мамой…
Да, хочется на те креслица, под уютную лампу, в круг ее света, из которого мир кажется большим и прекрасным, таинственным и чудесным в своей доброте и прелести. Когда Лиза вырастет, она пройдет по всем дорогам этого мира, она узнает все его чудеса.
Ты выросла, Лиза.
Чудес нет. Здесь предлагают только ужасы, но не картонные, как в твоих книгах, а настоящие — до боли, до беспомощности, до холода в сердце.
…Лаки распахнул высокую дверь в «Столичные моды». Госпожа Ирма встречала их — свежая, улыбчивая.
— О, Небо, — теперь Лэрд припал к ее ручке. — Вы самая прекрасная женщина в этой части света!
Та захихикала жеманно.
— Вы такой льстец! Но умеете будить любопытство в женщине. И кто же прекрасен в той части света? — заблестела на Лаки глазами модистка.
— Я подданный своей Королевы! — пылко воскликнул Лаки. — И самая прекрасная женщина на свете для меня — Она! Но вы! Вы! Вы, великолепная Ирма, вы — вторая после нее!
— Хи-хи-хи! Как приятно это слышать — я обошла саму Королеву! Тогда я могу быть спокойна, не правда ли, лир? Ведь Королева — мать своим подданным! Вы любите ее как почтительный сын, не так ли?! И в вашем сердце еще осталось место, прекрасный лир? Скажите, осталось?
— У меня, — с незнакомой Лизе интонацией ответил Лэрд, приложив руку к груди. — очень большое сердце!
Когда, по-прежнему рассыпаясь в комплиментах модистке, он ушел, едва ли взглянув на Лизу, Ирма спросила ее с усмешкой:
— Твой ухажер взялся тебя воспитывать, девочка моя? — смотрела она, впрочем, серьезно, с толикой грусти
— В каком смысле? — уточнила девушка, оглядывая приемную залу.
— Сегодня нет никого, — правильно истолковала ее взгляд Ирма. — Такая погода! Я еще накануне отпустила своих девушек. Мы здесь одни. Можешь говорить без оглядки. А что до Лэрда — он не первый раз провожает тебя, и всегда вел себя корректно. Сейчас же вдруг он начал довольно грубо флиртовать, прямо на твоих глазах. Ты ему отказала, да?
— Нет. Лир Лэрд ничего у меня не просил, чтобы я ему отказывала.
Ирма усмехнулась:
— Ты не понимаешь его намеки? Ведешь себя с ним, как со всеми остальными? Не трепещешь ресницами, не смотришь с восхищением, не алеешь своими нежными щечками?
— Мне кажется, трепет моих ресниц ему по большому счету и не нужен. Он здесь ведь не за этим? — прямо посмотрела на Ирму девушка.
— Да как сказать, как сказать… Не за этим. Но и это для него — приятный бонус. Знаешь, как за глаза называют Лаки? — спросила Ирма и сама же ответила на свой вопрос. — Обольститель. Лаки красив! Так красив, что хоть сади его на булавку и неси в музей как редкую бабочку. Я хотела сказать, конечно, немного иначе: как лучший вид человеческого рода.
— Что-то мне подсказывает, что Лаки Лэрд, услышь он вас, не оценил бы ваш комплимент по достоинству, — усмехнулась девушка.
— А это не комплимент. Это мое пожелание красавчику Лаки Обольстителю. Я желаю, чтоб однажды так случилось. И в музей заносить э т о вовсе не обязательно.
— Вы были знакомы раньше, — догадалась Лиза.
Ирма смотрела на нее странно, и не сразу покачала головой.
— Он первый раз увидел меня здесь. Но кое в чем ты права, однако, это совсем другая история. Девочка моя, у меня какое-то нехорошее чувство. Я скажу сегодня Волкову, чтобы они заканчивали разыгрывать историю с тобой и забирали тебя в Оплот.
— А разве моей встречи с Волковым здесь сегодня не будет?
— Ты видела газеты?
— Да! Но Николай Егорович предупредил, что это неправда.