Юнг снова повел головой — воротничок давил. Надо приобрести новый. Этот, помнится, матушка заказывала, когда юный Стив вышел на службу… Да, надо-надо новый, а этот пусть лежит как память о том времени, когда у них все еще было… было нормально.

— Я становлюсь сентиментальным, — сказал он себе. — Это не хорошо. Это может помешать в работе.

Стив окинул взглядом пеструю толпу: на него все еще смотрели, впрочем, только те, кто невесть каким чудом пережив Смуту, ринулись к трону Михаила едва он с победным кличем вошел в столицу. Выжившие из числа старых царедворцев умели прятаться куда лучше. Но их было мало. А новых — много.

Откуда только взялось столько потомков у провинциального дворянства? Вот она — новая столичная знать. Старая мелкопоместная. Те, кто в анкетах при Косицыне писали, что родители из служащих происходят. Михаилова канцелярия на грамотки не скупилась, все прошения удовлетворяла. Понятный ход — королевским псам необходим костяк высоко лояльных людей.

И вот толпятся они во дворце, тщетно пытаясь скопировать то, что было когда-то давно — до них, в той жизни, которую помнил Стив, и которая казалась дымкой, маревом, сном.

А эти только-только уверовали в свое положение, и начали привыкать к с ы т о й жизни с дворянскими привилегиями, а потому и мысли не допускают, что завтра все это может для них закончится, и ведут себя излишне шумно, а порой нагло.

Вот и сейчас его разглядывали с веселым любопытством непуганой воробьиной стаи. Или павлиньей? Интересно, павлины сбиваются в стаи? Надо спросить у Ганга, он-то этих чудных птиц явно не по одной штуке в зоологическом саду видел, как сам Стив когда-то. Интересно, а тот павлин сейчас там живет? Или то же пал жертвой Смуты?

Какая дурь лезет ему в голову. Это от нервов. За высокими дверями тишина и сигналка на запястье Стива спокойна, а значит… Значит, все по плану.

Нет! Нельзя расслабляться!

Грахов воротничок. Да чтоб он еще раз засунул себя в это орудие пытки!

В глубине приемной резко стукнула об пол тяжелая трость и монотонный негромкий гул на мгновение стих. По диагонали, мерно отстукивая своей знаменитой палкой каждый шаг к Стивену через всю приемную шел старый князь Белезерский. Говорили, что старику уже сто лет, но Стив точно знал: нет — на десять меньше. Где и как он пережил все треволнения последних десятилетий, было загадкой. Официально он страну никогда не покидал, но где-то же отсиживался?

Про него все давно забыли, однако, когда он возник во Дворце после воцарения Михаила, сухой, высокий, прямой, легко держащий толстую тяжелую трость в длинных прозрачных пальцах, в мундире времен Севостиниана, князя Белезерского мгновенно все узнали.

Псы отнеслись к нему с большим воодушевлением, и даже пытались поднять на щит, как образец старой знати, но со стариком каши сварить было невозможно никому, и вскоре от него все отстали. Пробовали было запретить ему являться во Дворец каждый день, но тут вмешалась Мей-Маргарита. Стивен доподлинно знал от своих наушников, что она долго стояла напротив Белезерского, разглядывая его. Он тоже не остался к ней равнодушен. Вручил ей цветочек, прямо как в сказке — аленький, но только засушенный. Она поблагодарила со всей учтивостью. А потом запретила трогать его.

Старик приходил во Дворец, проходил в Императорскую приемную, сидел там молча целый день, а вечером вставал и уходил. Здоровался он только с Мей. Ну, как здоровался — кивал. Она легко приседала перед ним, и больше они не обращали друг на друга внимания.

Нынешнюю знать старый князь раздражал. Юнг знал, что многим не нравился взгляд старика: порой слишком пристальный, а порой откровенно резкий и даже неприятный.

Среди дам болтали, что когда-нибудь этот бедный сумасшедший зарежет кого-нибудь, например, саму Маргариту Сергеевну, и качали головами лицемерно: будет жаль бедняжку.

И вот теперь Белезерский шел к Стиву. И по мере того, как он шел, мерно отстукивая тростью шаги, шум в приемной, взметнувшийся было снова, затихал, переходя в шелест шепотков, и, наконец, совершенно смолк.

И зазвенела тишина.

Белезерский остановился напротив Юнга.

При близком рассмотрении Стивена поразило, что его кожа, тонкая и пергаментная, так плотно обтянула череп, что сейчас князь смотрелся ожившей мумией.

— Как он вообще держится? — изумленно подумал Стив. Сейчас, когда Белезерский стоял в шаге от него, он ясно видел: князь очень-очень стар. А ведь он каждый день ходит пешком во дворец!

Старик же смотрел прямо, ясно, внимательно и никакого намека на безумие или старческое слабоумие Стив в его глазах не увидел. А в следующее мгновение князь его удивил: он низко поклонился Стивену полным церемониальным поклоном, который не каждому гибкому юноше легко давался.

От неожиданности Стив ответил.

— Теперь я могу спокойно умереть, — звучно молвил князь. — Вы приведете нашу звезду, не дадите угаснуть искре великих. Она скоро будет здесь. Берегите ее, — он прямо взглянул в глаза Стивена. — Если будет надо, умри, мальчик, но сохрани.

Развернулся и вышел, стуча палкой.

В приемной по-прежнему звенела тишина.

Когда стук палки стих в коридоре, кто-то из молодых воскликнул:

— Сегодня, что начали таять льды Панциря? У старичков перекличка — кто больше начудит?

Стивен оглянулся: молодой Бояринкин. Юнец и наглец, явно не до конца понимающий куда он попал на самом деле.

Он в ответ с вызовом уставился на Юнга круглыми голубыми глазами. Шестнадцать лет, вспомнил Стив. Действительно, дурак. Еще или уже — время покажет.

— У старости, молодой человек, — с оттенком снисходительности молвил он. — Есть одно неоспоримое свойство: почти все с ней повстречаются.

— Ну, вам это грозит явно раньше, — фыркнули ему в ответ.

— Нет, ну вы видели этот взгляд?! — заголосила вдруг какая-то дама, да так громко и отчаянно, что Юнг невольно оборотился на ее голос. А! Да это маменька молодого Бояринкина. Раньше их с такой фамилией в столице только бы в ратушу пустили.

В приемной вдруг загомонили все разом, обмениваясь впечатлениями, торопясь высказать свое, безусловно ценное для окружающих мнение, но тут ыысокие двери распахнулись и многоголосый гул, оборвавшись, затих.

В приемную вышла Мей. Она снова холодно осмотрела всех и только потом остановила свой взгляд на Стивене:

— Прошу вас, достопочтенный Юнг, следуйте за мной! Его Величество ожидают Вас!

Ах, душенька моя, так я разволновалась после посещения Дворца, что насилу успокоилась. Изволь же опишу тебе Приемную Его Величества. Это прелестная, светлая, огромная комната убрана с большим вкусом. Стены увешаны маринами, выполненными с великим искусством, а между ними выделяется портрет Императора замечательной работы. Масса столиков, диванчиков, мягких кресел, расставленных так живописно, что любой сразу почувствует уют и негу, и комната сразу делается милой, не смотря на ее размеры и назначение.

Из письма, направленном в поместье соседки помещицы Паромоновой,

когда та с мужем в столицу ездила

Нашей стране в настоящее время приходится вести борьбу не только с внешними врагами, но и с собственными сынами, посягающими на мирное развитие и порядок. Мы алчем закона, который позволит нам в спокойном жительстве вершить дела достойные Империи. По тщательном размышлении Нами принято решение о возрождении Чрезвычайного Следственного Департамента, дабы над неверными сынами и внешними врагами был усилен надзор, и удручающее нас зло поборото было.

Из указа Императора Михаила

Плеть не мука, а вперед наука.

Народная мудрость, с которой сложно согласиться

Стойгнев и сам не знал сколько раз он бывал в этом кабинете. Первый раз, помнится, еще с отцом — недорослем был. Александр тогда потрепал его по голове. И он этим так гордился, что сбегал к нянюшке, хоть отец и не одобрял таких визитов, но ему так хотелось поделиться чувствами, что переполняли его маленькое сердечко. В детстве и юности он был излишне впечатлительным, хотя и не замечал за собой этого огреха.