Сестра царя Кшиелонг Богоподобная снова треплет его по голове:

— Хоччешь пошмотлеть шинайские шокровища, мальшик?

— Ну, зачем же, — отвечает отец. — Он вас обременит.

Кшиелонг качает головой. Ее длинные узкие глаза загадочно мерцают. Ей надоел язык северян, к тому же она уже высказала почтение гостям, и она переходит на родной:

— Все мальчики любят кинжалы. А белые мальчики особенно. А еще более они любят ножны, в которые ложится кинжал и украшают их дивными драгоценностями, — Кшиелонг щурится на отца, и Стойгневу почему-то делается неловко от ее прищура.

— Хорошие ножны даже лучше кинжала, — отвечает отец на шинайском и быстро взглядывает на сына.

— В наших Оружейных есть и то, и другое, — Кшиелонг улыбается. — Но новые вещи появляются так редко! И в них столько не здешней прелести!

Внизу, под балконом, который далеко выдается в сад, раздается протяжный и легкий звон струн, и она рассеянно взглядывает вниз:

— Вот и новая наложница моего брата. Она имберийка и бывшая служанка одной знатной лиры. Новые вещи тем и хороши, что их слишком любят, правда? — она подталкивает Стойгнева к балюстраде и выход в сад любимой наложницы царя он видит во всей его пышной красе. И в одном этом выходе, как в капле воды, отражается весь чрезмерный блеск Островного Двора Морского Владыки Богоподобного Вейшиенгла.

— Проводи нашего маленького гостя, — слышит он голос Кшиелонг и оглядывается. Перед ней в почтительном поклоне замер невесть откуда взявшийся немолодой шинаец. — Можешь, показать ему все в Оружейной. Можете даже поиграть там. Не торопитесь. Хоччешь поиглать челными смеями, мальшик? — переходит она на имперский.

Стойгнев разочарован. Смотреть кинжалы он предпочел бы вместе с отцом. Но тот ободряюще улыбается ему, кривя губы, и одобрительно кивает головой на слова противной Кшиелонг.

Так они и расходятся в разные стороны, Стойгнев с шинайцем и отец, увлекаемый царской сестрой, богоподобной Золотой кошкой.

Коридоры перед Оружейной темны, в отличии от остальных. Старик хмур. Ему не нравится то ли поручение, то ли иноземный мальчишка, навязанный царевной.

А потом черные тяжелые двери распахиваются и они входят в Оружейную. А там!

Тогда сын Руб-Мосаньского потерял счет времени.

А еще — впервые увидел вот это легендарные черные змеи, которые вошли во все страшные сказки имберийцев про шинайских кошек. «Змей» описывали красочно, кинжалы рисовали кто во что горазд, но ни один рисунок не был достоверным. Просто прихотью Кшиелонг он единственный из «белых мальчиков», кто видел легендарные кинжалы воочию — и не умер.

Стойгнев задумчиво потер подбородок: Мей между двадцатью пятью и тридцатью. И это просто прекрасно, а то он бы, пожалуй, мог заподозрить родство. Но официально у необузданной Кшиелонг детей не было.

Имберийцы убили ее в числе первых. Говорят, она забрала с собой сорок врагов. Даже, если слухи сильно преувеличены, царская дочь и сестра покинула этот свет как настоящая воительница.

Ну и что мы имеем, задумчиво спросил себя Руб-Мосаньский. То, что Мей — шпионка, это и так было понятно. Теперь можно с уверенностью утверждать, что она — шпионка шинайской обструкции, что полностью совпадает с тем, что мы здесь об этой организации знаем. Ядро Обструкции в свое время составили соратники казненного Вейшиенгла.

Князь остановился и покачал головой: ну и… Дела!

Дела! А весьма неплохие дела! Это карта им очень пригодится.

Однако, для одного утра слишком много шпионок. Он вспомнил недавнее распоряжение Ганга и снова покачал головой. Вторушинская на столько очевидная кандидатура, что он готов поставить на кон всё свое состояние: это не она. В Оплоте есть кто-то, на кого доселе не обращали внимания.

Князь подошел к зеркалу и, оглядев парадный мундир, что сидел на нем ладно и ловко, остался доволен своим внешним видом. Пора идти.

Он повернул камень в браслете, передавая сигнал Стивену, а потом осторожно, двумя руками, поднял поднос с бархатным платом: помнил он как сноровистыми змеями вились кинжалы в руках того старика. Или все же он был слишком мал?

Что ж! Пора обрадовать Маргариту Сергеевну.

Появление Стойгнева Руб-Мосаньского в парадном мундире генерала Чрезвычайного Следственного Департамента в Большой Императорской приемной произвело эффект разорвавшейся бомбы.

— Он с ума сошел? — спросил кто-то. Назначение генерала Чрезвычайного главой фельдъегерской службы когда-то посчитали окончанием карьеры, так сказать, подачкой перед окончательной отставкой, которая почему-то задерживается: что ж, царские канцелярии никогда не мелют быстро, не берите его в расчет.

И — вдруг!

Князь усмехнулся и запомнил голос: что, съели? Теперь, господа, я вам снова буду сниться в страшных снах.

Царедворцы в большинстве своем люди закаленные. Справились с удивлением быстро, а тихонько выскользнувшего из Высокой приемной человечка бережно и бесшумно приняли люди Стивена. «Псы» скоро и так все узнают, пусть еще немного побудут в счастливом неведении.

Мей вышла из кабинета Михаила, холодно оглядела нарядную толпу, и мельком скользнув взглядом по подносу в руках князя, кивнула Руб-Мосаньскому:

— Проходите, Его Величество ожидают вас, князь.

Стив повел головой. Жесткий воротничок парадного мундира сдавливал шею. Признаться, обычно Юнг обходился без мундира, но императорский паркет не любит будничных одежд. Теперь мундир стеснял его движения и бесил, но не оттого он чувствовал себя ужасно.

Смутное чувство колобродило у него в душе. Союз с Михаилом — спасибо Гангу, восстановление их службы, почти уже свершившееся, — все это было… Все это было слишком гладко и хорошо. Вот оно что! Стивен разучился принимать хорошие новости с радостью и везде ждал подвоха.

Не мигая, смотрел он на двери, затворившиеся за князем, и в любой момент готов был выхватить оружие из потайного кармана. Он и хотел, и боялся такого исхода. Однозначно, что в этом случае Михаил явил бы им свое истинное лицо, но одновременно очевидны и три неприятные вещи: они опять проиграли, они потеряли князя, в стране снова военное положение, потому что Михаил в таком случае просто обязан его объявить.

Когда Ганг сказал, что Михаил готов к встрече с Руб-Мосаньским, Стив вскинулся:

— Ты с ума сошел?

Князь хмыкнул.

Ганг посмотрел жестко:

— Так тебе нужен союзник или нравиться сидеть в подполье?

В этот момент Стив почти возненавидел приятеля по детским играм. Хорошо ему было «загорать» на Островах, когда они тут кровавыми слезами умывались, вытягивая жилы из себя и других.

— Вы для врагов свой пыл приберегите, — посоветовал князь. — И да, вы оба правы. Я ценю твои опасения, Стиви. Однако, мы говорили с тобой, что Михаилу, как показало время, не нравится роль марионетки, которую ему отвели имберийские умы. Они его не правильно оценили, как ни странно. Значит, мы рискнем поиграть с ним почти открыто. Его недовольство — наш шанс. Я согласен с тобой, барон. Из подполья надо вылазить. Однако, будь любезнее, поверь, нам не нравится мышами бегать по собственному дому.

— Это и мой дом, — буркнул Ганг. — И накладная борода мне надоела еще в Межреченске. Я все понимаю. Никого обидеть не хотел.

— Борода, а! Лучше не вспоминай! Как зудит-то под ней, собакой?! — весело закивал князь.

Они посмеялись все вместе. А Стив тогда подумал, что Ганг как-то неестественно выглядит. Вот и князь взглядывает на него выжидательно, с прищуром. Чего он, Стив, не знает?

И еще не давала покоя эта постоянная веселость патрона. С появлением барона Стойгнев Данилович как будто веселящего газа нюхнул, но куда и почему пропала его знаменитая мрачность? Мнилось Стиву что-то напускное в хохоточках князя, словно он прятал под ними свои истинные чувства и мысли.