Вторушинский бесцветно смотрел в стену.

— И кого же мы будем судить?

— Был бы закон, мой дорогой, нарушители найдутся.

Димитриуш понял, что перед ним всех карт не откроют.

— Есть еще младший Винтеррайдер, и что ждать от него совершенно не понятно. Возможно, вы излишне полагаетесь на мои приказы и распоряжения, — он дорого дал бы сейчас, если бы молодой барон появился в замке с п р е ж н и м и правами.

— Не думайте о нем, — легко, очень легко ответил Вольский. — Он никак вам не помешает.

Действительно, как он может помешать? Стас был уверен, что со дня на день Империю потрясет еще одна скорбная новость. Несчастный случай на корабле! Аналитики Карла сочли, что заказ на младшего брата лучше отдать на сторону, коль со старшим получилось то, что получилось. Его взял Тень, а он — мастер по таким эпизодам, да и задание не первое, осечек не было. Разумеется, наемник не знает, что конечный наниматель у него чаще всего один. Впрочем, ему и самому вряд ли много осталось. Впрочем, это дело Карла.

У него, Стаса, другая задача: расчистить Север на месте.

Не повезло баронам. Вот так пресекаются великие фамилии прошлого. Ну, что делать? Жизнь вообще не справедлива: она топит достойных и возносит подлецов.

Работа у пса Королевы Сти Вольского простая: подталкивать в нужном направлении.

У него во всем этом есть своя цель, и Вторушинский ей тоже еще послужит. Позже, когда Стас вернется в Ляховы земли, и сиротку этого туда притащит.

Я остаюсь решительным последователем наглядности посольского обычая. Посол должен быть заметен в любом обществе: по нему судят о его стране. Одежда, манеры — все является утверждением силы благословенной Сливении. Да, я ратую за пышность церемоний, это мой театр и своих зрителей я поражаю величием нашего Господаря!

Из частного письма посла Сливении Калояна Илиева Радова

Деревенский простачок решил подцепить столичную красотку на променаде. Познакомился с послом Сливении

Шутка из городского фольклора

Имперцы очень суеверны и предпочитают вслух не упоминать Черный ров. В сторону пустыря Несчастий не решаются ездить даже те, кто хотел бы сократить дорогу до предместий. Но есть и другие люди среди них, они эти негласные правила игнорируют, потому как занятия их не могут быть законны. Казалось бы, местная полиция должна уделять таким местам пристальное внимание и днем, и ночью, но она взирает на эту очевидность с удивительным равнодушием.

Из записок приват-доцента Имберийского университета Джона Уайта

Посол Сливении выглядел не сказать, чтобы хорошо. Отвратно он смотрелся, чего уж там, на полицейской лавке в первой зале прозекторской, что занимала просторные подвалы столичного полицейского Присутствия. И казался не послом, а обычным забулдыгой, из тех, которые пьют месяцами, живут на улице, и ночуют с камнем под головой вместо подушки в заблеванных подворотнях.

Маменька по этому поводу расстраивалась сильно: когда-то невестой она приехала в Темп и полюбила новую Родину с первого взгляда. В те времена-то столичные улицы на два раза мыли. Город славился своей чистотой на весь подлунный мир. Ну, если не заглядывать на окраины. Маменька и не заглядывала. Она, возможно, и не подозревала о них. Когда обычаи окраин перебрались в центр Ада Юнг пришла в ужас.

— Как не стало Государя Императора, так взяли моду по подворотням гадить, — говаривала она. Стивен тогда смеялся и шутил про запах свободы. Маменька сердилась. Ах, маменька-маменька, покой Госпожица тебя в садах своих!

Стивен отвел взгляд от посла и посмотрел на его молодого помощника: тот с ужасом взирал на патрона. Марин этот совсем ребенок — кто его отправил работать в Посольство? Все чувства у него на лице написаны.

Впрочем… Не каждый день первого щеголя в Сливении, да и в Империи заодно, увидишь в рубище нищего, с запекшейся кровью на волосах.

Марин ворвался в приемную, где Стивен Юнг, согласно занимаемой должности княжеского референта перья оттачивал, рано утром и срывающимся голосом потребовал князя Руб-Мосаньского, да кто ж ему даст?

— Княже в имении: зодоровьице поправляет, стал-быть, — развел руками Стив. Он всегда начинал объясняться просторечиями, когда надо было избавиться от собеседника. К тому же высокородных это бесило, что было хорошо: гнев всегда делает ошибки, а чужие оговорки Стив коллекционировал — никогда не знаешь, что пригодится в деле. Однако, нынешний противник оказался откровенно слаб и сразу сдулся. Сел, закрыл лицо руками, яростно потер щеки, вцепился длинными пальцами в черные кудри и застыл — белоснежные кружевные манжеты печально опали. Да, сливенцы те еще щеголи и мода у них бабья… Себя Стивен в кружевных манжетах даже представить не мог… хуже только обтягивающие штаны.

— Возможно, я смогу помочь, если вы скажете в чем дело, — вежливо молвил Юнг. Ясно, что случилось что-то мало приятное. А бывало иначе? Вот уж от кого-кого, а от сливенцев сюрпризов люди Руб-Мосаньского не ждали. С другой стороны, что у этого вьюноши в голове: ветер? Что его может напугать? Соседская болонка?

— Калоян Илиев Радов, — раздалось из-под манжет после паузы. Это было полное имя сливенского посла и Юнг насторожился. Когда пауза снова стала неприличной, раздражение царапнуло острым когтем, и Стивен сломал перо, которое бездумно крутил в руках.

— Марин Ивайлов, — позвал, сдерживая голос: пера было жаль, он за эти дни уже штук двадцать переломал. Марин отнял руки от лица.

— Матенька моя, — сказал он, — такие надежды полагала на это назначение. Пусть империя уже не та. Но все же — империя… А теперь все прахом. Меня уволят же, да? Конечно, уволят. И матенька не восстановит поместья…

Тоже на одно жалование живет, а по виду и не скажешь. Почему те, у кого денег мало, так норовят поразить воображение окружающих? С другой стороны, парню просто приходиться соответствовать Калояну: имперские модницы рядом с тем — бледные копии непревзойдённого оригинала… У них попросту столько кружев нет. Однако, что случилось-то?

— Убил ты его? — ровненько спросил Стивен. Марин подпрыгнул и истерично выкрикнул:

— Что? Нет!!! Как вы!!! Он пропал!!! Третьего дня! — в голосе молодого сливенца слышались слезы.

— А сразу почему не пришли? — привычно рыкнул Юнг и осекся… Но парнишка внимания не обратил.

— Своими силами, — одними губами ответил. — Он сказал, чтоб… Ну… велел, если не придет… А как!? Мы уже все обошли!

— Сказал, искать своими силами и не обращаться к официальным лицам Империи, если он не вернется вовремя? — настроение и без того плохое окончательно скатилось к нулю. Только пропавших послов им всем не хватало! Вот тебе и мирные сливенцы! И эти в интриги полезли — в какие только интересно знать?

Марин кивнул и нерешительно добавил:

— Вы же не совсем официальные… Вы же дружите с ним, — и залился краской как девица из провинции.

Стивен еле сдержался, чтоб глаза не закатить. С другой стороны, с Калояном Юнг вроде как и вправду дружил. Это, конечно, такая дружба, когда, здороваясь при встречах и широко улыбаясь, знаешь, что твой собеседник тоже играет: государственные интересы требуют хороших отношений, приличных подарков и совместных вылазок… да хоть на морскую прогулку в обществе прекрасных дам. А потом привычка друг ко другу, помноженная на количество выпитого, начинает работать и становится проще договориться — не во всем, но во многом. Однако, когда жареным запахнет, каждый будет дуть на свой уголек.

Марин слишком молод и пока все улыбки принимает за чистую монету.

И он прав в том, что нынешнее место работы Стивена никаких действий не предполагает. Где сыск и где фельдъегеря? Император Михаил любезно даровавший Руб-Мосаньскому в полное управление почетную и нужную фельдъегерскую службу, не учел того, что отстранить князя от политического сыска полностью невозможно. Император вряд ли подозревал, что неугомонный князь объединил оба ведомства в одну теневую структуру. Работали вроде на Императора, а на деле плели совсем другую сеть. Да, Юнг отдавал себе отчет, что все они участвуют в заговоре против Самодержца. И казнить их будут за это, а не за борьбу против поганой Имберской короны.