— Думаю, долго играть с ними не стоит. Это опасно, — Волков помолчал. — И все-таки, Елизавета, о чем вас спрашивает Лэрд?

— Он восхищается отцом, грозит его убийцам, сочувствует мне. В его глазах море жалости и восхищения. Он заботлив и предупредителен. Говорит, что пишет книгу об отце, но пока спрашивал меня только о детских воспоминаниях: со скольки лет я помню Полунощь? Нравился ли мне снег? Умею ли я ходить на лыжах или кататься на коньках? Кто меня учил? Чем мне нравилось заниматься в детстве? Не было ни одного прямого вопроса, связанного с изысканиями отца, — качнула она головой.

— А есть непрямые есть? — быстро спросил Волков.

— Нет. Не знаю, — Лиза пожала плечами. — Куда мы ходили на лыжах с отцом, далеко ли от Полунощи? Много ли времени я проводила с отцом? Скажите, можно ли считать, что за ними скрывается что-то большее, чем сбор материала для книги?

— В любом случае, это сбор материала. Но, очевидно, что сейчас он приучает вас к себе… Он хочет, чтобы вы думали, что именно он — ваш друг.

— Наверное.

— Завтра у вас примерка, должно быть? Завтра и увидимся. Я, полагаю, что уже смогу ответить вам хотя бы частично. Капризничайте, манерничайте, играйте, давайте авансы, но ездите на примерки каждый день… Думаю, дня три мы можем себе позволить.

Волков не догадывался, что времени в запасе почти нет.

Винтеррайдер закрыл маскирующий медальон и поморщился: в висках звонко били молоточки. Беда с этими новыми разработками — глаза отводят окружающим, а голова болит почему-то у Ганга. Госпожа Штолль увела Лизу пару минут назад и, честно говоря, барон едва сдержал вздох облегчения, когда девушка вышла и тяжелая дверь беззвучно захлопнулась за ней.

Андрей сочувственно посмотрел на него.

— Похоже, тебе это ощущение хорошо знакомо, — усмехнулся Ганг.

— Ты долго терпел, — заметил Волков. — Хорошая штука, и пока не один скан ее не взял, да только длительно носить никак не можно.

— Лучше скажи, что ты думаешь про Елизавету Львовну? — Ганг внимательно посмотрел на друга.

— Ты сам все видел и слышал. Умна и до конца не доверяет, хоть и говорит обратное. Не понятно, зачем она добивается встречи с тобой? Зачем ей знать, что ты приедешь? — Волков покачал головой.

— Отчего же? Это-то как раз понятно. Она упомянула договоренности между Фрамом и Львом. Возможно, у нее есть письмо для Фрама, — не согласился Ганг.

— Вот именно. Письмо не для тебя.

— Да. Оно для Хранителя Севера, и в этом случае неважно, какое имя он носит, — пожал плечами Винтеррайдер. — И, возможно, оно нам как раз и нужно.

Они помолчали. Ганг потер виски: молоточки успокаивались. Пожалуй, вскоре он сможет покинуть этот гостеприимный дом.

— Я не доверяю людям, которые связаны с Саватием, — заговорил Андрей

— Нет, — не покачал головой барон. — Лиза Соцкая не шпионка. Она просто девушка, в чью жизнь вошла беда. Она находится среди врагов, но ищет друзей. Она должна вызывать сочувствие у тебя.

— Я все-таки понаблюдал бы за ней пару дней прежде, чем раскрывать тебя, — упрямо сжал губы Волков.

— Понаблюдай еще за купцом из дома на площади. Он увязался было за мной, да я раскрыл медальон, — Ганг усмехнулся. — Лишил мещанина Сидорова потрясающего знакомства.

— Будем надеяться, что купец — балбес, и ничего не понял, — засмеялся Волков.

— Увы. Мне знаком его голос. Подозреваю, что он не тот, за кого себя выдает. Я даже больше тебе скажу. Огорчу тебя, но у него явно есть скан, и, судя по тому, что он им воспользовался, я немного провалился, — Ганг поморщился: только непонятных персонажей ему сейчас не хватало.

— Зря ты оставил Берти в столице. Он бы надавал тебе по физиономии за это, и моя верноподданическая совесть была бы чиста, — мрачно заметил Волков.

— Ну, попробуй сам, — хохотнул Ганг. Андрей поднял руки, мол, нет, не буду.

Барон широко улыбнулся и уточнил:

— Ты же уже передал вызов, как я говорил?

— Передал. И даже, вопреки обыкновению, получил ответ. Берти переслал письмо от Императора Михаила барону Вольфгангу Винтеррайдеру.

Ныне дорога каждого уважающего себя человека ориентирована на путь Имберийского развития. Путь этот дан не каждому, он динамичен и насыщен изменениями. Многие бы хотели по нему пойти, но — увы. Из всех стран разве только Острова смогли частично повторить его…

Из статьи Лаки Лэрда, написанной под

псевдонимом К. П. для Островного Еженедельника

Имберийский путь направлен на рациональный подход к осмыслению действительности. А человек духовен, он не может жить только рацио! Любой, кто, образно говоря, смотрит не только под ноги, а хотя бы изредка поднимает глаза к Небу, ощущает ограниченность такого способа жизни. И я с уверенностью оппонирую вашему автору, этому неуважаемому мной К.П. …

Из письма читателя Островного Еженедельника в журнал

Музыка Древнего Шиная является уникальным культурно-историческим феноменом. Это, если угодно, альтернатива рационального способа постижения действительности. Уверяю тебя, шинайцы знали какой-то секрет гармонизации и регуляции личности. К сожалению, они не спешат им делиться добровольно…

Из частного письма посланника Королевы лира Лортни

Выше государственных дел посланник Королевы лир Лортни ценил только собственный комфорт и удобство. Нет, он не был праздным человеком, любящим роскошь лишь потому, что только так можно почувствовать свою значимость. Лир был настоящим трудягой, а значит точно знал, когда давать себе отдых и какой именно.

По расписанию дня посланника можно было сверять часы.

В назначенное время слуги без напоминания готовили ванну. Личный массажист разогревал камни и воскурял ароматы, а музыканты садились за ширму — их кхэ*начинали издавать тихие тягучие звуки задолго до того, как господин входил терму.

Взыскательный взгляд королевы, знай она о такой манере отдыха «милого друга графа», нашел бы этот досуг избыточно шинайским, и посланник, который приобрел свои привычки в далекой молодости во время службы в посольстве, скорее всего, покаялся бы перед Ее величеством за столь варварские обычаи, но не изменил бы им. Он искренне полагал, что Имберия должна забирать себе все лучшее, что есть в мире, даже, если пока ее Королева не в состоянии этого оценить.

Куда бы посланника не забросила воля Ее Величества, ритуал отдыха оставался неизменным: имбериец был весьма консервативным человеком в некоторых вопросах, касающихся лично его. Одни и те же слуги-шинайцы сопровождали графа во всех путешествиях. Они знали, как угодить господину, да и жили за его спиной весьма неплохо. Лир Лортни всегда был с ними щедр и милостив и пребывал в уверенности, что его мастера шинайских манер довольны своей жизнью, а что до того, что когда-то им пришлось отрезать языки, так это издержки профессии их господина — слишком много тайн в его доме.

После всех процедур посланник два часа полулежал на кушетке, попивая особый настой из семи трав горного Шиная, что сначала даруют умиротворение, а затем бодрость ума и крепость сил. И в эти два часа никто не имел права тревожить его покой. Он не подозревал, что тем самым значительно облегчил задачу по собственному устранению. До сей поры в любой точке мира его защищал дипломатический статус и, конечно, несколько отрядов гвардейцев экспедиционного корпуса. Лортни попросту привык, что его никто не смеет тронуть. Гвардейцы всегда были при нем. Они сейчас стояли на страже.

Настой, сделанный мастером Нианзу для господина, ныне отличался особой крепостью. Лир подумал об этом, когда увидел перед собой пуму. Совершенно игнорируя тот факт, что в северной Империи пумы не водятся, животное сидело смирно, обившись хвостом как добропорядочная домашняя кошка.

Посланник Имберии распахнул глаза.