— Вот ты себя жалеешь, говоришь, бабы не смотрят, серьезные люди до дел не допускают, а ты не думаешь, что ты вообще-то сам себе все это выбрал?

Мал дернул головой, протестуя. Князь его движение проигнорировал.

— Ты вот хочешь большого дела, людского уважения, может домика с палисадом, не знаю, чего ты еще хочешь, но все эти желания у тебя под жалостью к самому себе погребены. Ты и хочешь в мир добрым молодцем выйти, чтоб дивились на тебя, и страшно тебе: а ну как ты такой умный, а они отвергнут? Вот об этом подумай покуда, чего ты хочешь-то, Мал Малыч, на самом деле, а там и я тебя еще раз на разговор приглашу. На улицу не ходить, носа из комнаты не высовывать. Ясно?

— Да.

— Ну, вот, — Стойгнев усмехнулся. — Посмотрю теперь какой ты понятливый.

Когда провожатый увел Мелкого, князь еще какое-то время сидел не шевелясь, и только беззвучно барабанил пальцами по зеленому сукну стола, но потом поднялся, закрыл замок изнутри и вошел в шкаф с тем, чтобы выйти из него в своем кабинете.

— У доктора доклад еще не готов? — спросил Стивена.

— Не светился, — ответил Юнг, вскидывая запястье с браслетом к глазам.

— Поторопи, чую есть там интересное для нас, — задумчиво ответил Руб-Мосаньский и, сев за стол, погрузился в чтение досье, собранного на Мэй.

________

*Хлын — плут, бездельник, мошенник

**Кружало — низко разрядное питейное место

Хансю наделяют силой не всякую воду, а лишь ту, что берут из священных источников, коих, по разным словам, у них от семи до двенадцати. Где они — никто не знает и лишь шаманы владеют этим знанием. Безбоязненно купаться в источнике может только человек, состоящий с шаманом в кровном родстве, ибо эта вода обладает редкой силой, способной полностью обновить тело, исцелить любые недуги, так что остальным следует принимать ее дозировано, во избежание избытка.

Ученые мужи, впрочем, не сомневаются, что это всего лишь дешевая уловка шаманов, которые так поднимают свой авторитет, и выдают за чудодейственную самую обыкновенную воду.

Из дневника путешественника Изольда Карловича Мора

Наступает самое благословенное время нашей осени — период теплой сухой погоды, в который растения могут цвести второй раз, а птицы, обманываясь, поют звонкоголосо, думая, что лето вернулось. Время ярмарок, охоты и весенних балов! С каким нетерпением мы все ждем тебя!

Голос Межреченска, газета для добрых горожан

У скупого что больше денег, то больше горя

Народная мудрость

Саватия Лиза нашла у одного из входов в замок, там, где на высоком постаменте стояла скульптура Доброй Госпожицы — работы такой реалистичной, что некоторым она казалось больше похожей на кающуюся грешницу. Скульптор словно закутал Госпожицу в облако газовой ткани, а не завернул в обычную накидку, что на всех изображениях широким плащом покрывала ее плечи, ниспадая складками до самой земли.

И, хотя общая благопристойность была соблюдена мастером, очевидно работавшим в имберийской манере, тяготеющей к чрезвычайному изяществу форм, Лиза предпочитала не поднимать глаза выше постамента.

В Империи обычно не уточняли детали одеяния до такой степени, а то и вовсе обходились без статуй — тут многое зависело от взглядов самого мольца. Ну, а Лиза и вовсе не привыкла к зримым проявлениям благочестия.

Сам Саватий довольствовался аскетичным убранством молельных залов, но в разных местах замка, тем не менее, расставил весьма выразительные и непривычные для Севера изваяния.

Сейчас он на изрядном расстоянии от постамента разглядывал лампадную чашу, стоящую у ног Госпожицы.

— Ну, долго еще? — с оттенком раздражения в голосе спросил он, и девушка удивленно взглянула на него, но тут же поняла, что он обращается не к ней.

— Сейчас, — послышался голос брата Кирилла, а после и он сам, тяжело отдуваясь, выбрался из низкого помещения, скрытого постаментом. Дверца беззвучно захлопнулась за ним, сливаясь со стеной:

— Видно? — громко дыша, спросил он Саватия.

— Говорю же, нет! Побольше кристалл нужен.

Кирилл забурчал недовольно, но полез обратно, нажав на стену полной пятерней в каком-то, известном ему, месте. Лиза смотрела с любопытством: она не могла понять, что здесь делают эти двое.

И только, когда у ног Госпожицы вспыхнул огонек, подсветив статую снизу, она догадалась в чем дело: Саватий, похоже, решил использовать вместо дорогого древянного масла вечный фонарик, что работает на крошках кристалла.

Провинциал быстро подошел вплотную к постаменту, отошел подальше, начал обходить его сбоку и тут увидел Лизу.

— Подкрадываешься? — поинтересовался ровно.

— Нет, — улыбнулась девушка. — Доброго вам утра! Я хотела переговорить с вами пораньше, до завтрака.

— Благословенного дня! Сейчас поговорим. Посмотри лучше, — он кивнул на постамент, где ровно горел голубоватый, в цвет стекла, огонек. — Разницу видишь?

— Нет.

— Ну и хорошо, — Саватий темными глазами посмотрел на Кирилла, который вновь выбрался из-за постамента и теперь стоял, опираясь на него. — Понял какой размер нужен?

— Ага, сегодня везде сделаю, — Кирилл фыркнул и с улыбкой, доверительно, как своей, сказал Лизе. — А то на это масло денег не напасешься, с юга-то его возить! Купчишки дерут с братии, нет, чтоб пожертвовать! А как залили местное, так началось: ой, запа-а-ах, ой, ту-у-ухнет, ой, знак ду-у-урной, ой-ой!

Он подмигнул Лизе и состроил скорбную рожицу, передразнивая, должно быть, кого-то из женщин.

— Хватит! — оборвал его Саватий. Мотнул головой Лизе, пошли, мол, за мной и зашагал в сторону сада по узкой дорожке, вдоль старой и низкой стены, которая делила внутренний двор этой части замка на две неравные половины.

Шел он быстро, размашисто, и Лиза с некоторым трудом поспевала за ним.

— Это все, о чем ты хотела поговорить? — Саватий резко остановился и развернулся.

— Извините, — неловко ответила Лиза. — Неудобно говорить в спину.

— Ну вот, я лицом к тебе повернулся, — желчно ответил он.

Не понимая, что происходит, Лиза заговорила, борясь с внутренней неуверенностью.

Ей не нравилась идея Лаки с охотой, пикником и светскими знакомствами, и она хотела заручиться поддержкой Провинциала. Но он и в этот раз одобрил идею лира Лэрда, правда, весьма своеобразно:

— А тебя так часто куда-то приглашают, что ты утомилась и устала от выездов?

— Что? Нет, но… я думала…

— Думала! Давай-ка, без «но». Я велел тебе развеяться, а не киснуть, не ходить тут с постной физиономией и уж, тем более, не экономить чужие деньги, когда тебя о том не просят! — он резко пошел дальше, и Лиза растерянно двинулась за ним, жалея, что затеяла этот разговор.

— И переоденься, в самом деле, — он снова резко развернулся к ней. — К модистке ездишь, а толку что-то я не вижу. В обществе, знаешь ли, не любят слишком скромных барышень. А Барановы — люди значимые, не чета тебе, и если тебя примут и введут в местный свет, то надо радоваться и быть благодарной. Иди на завтрак, я скоро приду!

Чувствуя себя совершенно отвратительно, Лиза молча повернула в сторону высоких покоев.

У входа, откуда-то из невидимой дверцы, навстречу ей снова вынырнул брат Кирилл. Дышал он не хуже, чем кузнечные меха, но был при этом быстр, поворотлив и весел.

— Злится? — по-свойски спросил он. — Не обращай внимания, уж больно ночка веселая была. Ты-то почивала, не знаешь, а тут что творилось! О-о!!! Вот и расстроился, наша надежда. Плакал даже.

— А что случилось? — испугалась Лиза.

— А ты еще не знаешь? Ты же была на празднике? Была?

— Да, но мы ушли после представления.

— С этим имберийским щеголем? Ты ему, детка, не особо верь, тебе нормального надежного мужика надо, а не вертопраха залетного, но это мы с тобой потом обсудим. Подойдешь ко мне, поговорим, — расплылся в широкой улыбке Кирилл. — Но слушай меня. Вот ты, умная, ушла, и еще некоторые ушли, а остальные — спеклись! Тю! Спета их песенка!