-Ярко-красный. Алый. - Сказал он по-русски. - А этот камень, и краску, которую из него делают, у нас называют «киноварь»… Ты напрасно стараешься выучить мой язык. Вряд ли когда-нибудь тут появиться другой человек, который будет его понимать.

- Интересный язык. Не похожий ни на один из тех, что мне знакомы… Но ты точно его не выдумал… Вот ты рассказываешь мне про то, как вы там живёте. Как там всё совсем по-другому. И это похоже… Не обижайся, но это всё похоже на бред сумасшедшего. На сны, на волшебные сказки. Говорить с другими людьми, даже находящимися на другом конце Земного Круга, через коробочку, которая прикладывается к уху? Смотреть на специальный прямоугольник на стене и видеть в нём то, что происходит за сотни лиг от тебя? Лететь по небу быстрее птиц на огромном металлическом корабле? Холодной зимой умываться с утра горячей водой, бегущей прямо из трубы? Во всё это трудно поверить… Но выдумать такое невозможно.

- Кстати, умываться тёплой водой, текущей из трубы, очень удобно и приятно, - улыбнулся Жан. - И это несложно устроить. Мало того, не так давно здесь, у вас, наверняка были подобные трубы с горячей и холодной водой. Я же читал у Свентория, в «Жизни десяти императоров», что в Меданской империи ещё при Марциане в больших городах были общественные бани. Жалко, что потом их разрушили.

- Общественные бани были вместилищем разврата и оскорблением Господа! - отрезала Лин. - Слава Богу, их теперь нет, - она осенила себя небесным знамением.

- В чём же там был разврат? - удивлённо посмотрел на неё Жан.

Линсмутилась и прошептала в пол-голоса:

- Приличной девушке не подобает о таком говорить.

- Ну, значит не было никакого разврата. Просто выдумки церковников, - отмахнулся Жан.

- Был! Церковники… они не зря. - Она кинулась к полке с книгами и вытащила толстый фолиант в окованном серебром переплёте. Раскрыв зашуршала листами. - Житие святого Сульта. Глава пятнадцать. Вот. Читай, если не веришь. - Она сунула ему в руки книгу и отвернулась.

Жан принялся читать, с трудом продираясь через не очень понятный шрифт:

- В этом абзаце? - уточнил он.

Лин, обернувшись, посмотрела на книгу.

- Да.

- Но тут… Я не понимаю. Я не знаю вот этого слова, и вот этого.

- Ты это специально, чтобы меня смутить?

- Прости, но я, правда, не понимаю, - развёл он руками.

- Вот это слово, - её лицо залилось краской. - Это когда мужским срамным органом пронзают женщину вот сюда — она указала пальцем на низ своего живота.

- Теперь понятно… Но это же обычное дело, если двое любят друг друга. Ведь от такого потом и появляются дети.

- Я не маленькая. Я понимаю. Но как можно делать это совершенно голыми, в общей бане?

- И вот это слово мне не понятно.

- А это такая большая каменная ёмкость. Туда наливают тёплую воду, чтобы дети барахтались и учились плавать.

-Бассейн, - сам себе кивнул Жан. - Но разве плавать в таком это грех?

- Страшный грех ласкать, и тем паче пронзать женщину там, где купаются дети. Такой…бассейнне должен быть в бане… Учить детей плавать это хорошо. Надо делать это, пока они юны, безгрешны и не стыдятся голого тела. Однако великий грех делать такую ёмкость в бане. Ведь там все мужчины и женщины голые, что само по себе уже грех.

- Но… мыться голым это же нормально. Как ещё можно помыть своё тело?

- Человек должен мыться один, чтобы никого не склонять ко греху своим обнаженным телом.

- А если какой-то человек не может помыться сам?

- Детей и слабых стариков моют родственники. Или слуги. В этом нет греха. Но если двое голых начнут заниматься таким… А другие это видят… А если все они тоже будут голые? Они же не смогут не соблазниться, не загореться грешным желанием, столь явственно видя чужой грех. Как ты не понимаешь — бани соблазняли людей на разврат, и тем самым толкали их души в огненное адское пламя!

«Как хорошо, что я не рассказывал её ничего про нудистские пляжи и про порнуху, а то бы она вообще решила, что я — конченный развратник, с которым и говорить-то опасно».

- Да. Теперь я понял, в чём дело, - Жан положил руку на её дрожащую от возмущения горячую ладонь. - Спаси тебя Трис, что объяснила. И… Прости, что я вынудил тебя так…

- Ничего. Пустяки, - она через силу улыбнулась, убрала свою руку из под его ладони и захлопнула книгу. - Я всё надеюсь, что если смогу хорошо растолковать тебе основы нашей религии, ты искренне уверуешь в Триса и сумеешь спасти свою душу от ада.

- Я понимаю. Лин, ты… Ты настоящий друг. Даже не знаю, как отблагодарить тебя. Ты уже здорово мне помогла… Да, вот что. Возьми свою фекумну. - Жан вытащил из подвешенной на спинку стула холщовой сумки меданский букварь. - Я уже наизусть её выучил. Ты же видишь, я научился читать даже такие непростые тексты. Только вот иногда незнакомые слова…

- Ты правда сперва ничего не понял? Или что-то всё-таки понял, но специально дразнил меня? - спросила она, уже неподдельно улыбаясь, и взяла у него из рук фекумну.

- Я не всё понял, - четно ответил Жан. - Если бы всё, я бы не стал тебя так… - «А может и стал бы. Видеть тебя такой возбуждённой, такой раскрасневшейся от смущения… Нет, определённо, стал бы, даже если бы знал!»

Лин, тем временем, склонилась над сундуком, открыла замок и бережно положила внутрь свою детскую азбуку.

«Господи, прижаться бы сейчас к этим стройным ножкам, обнять её, покрыть поцелуями с ног до головы! А как было бы хорошо очутиться с ней вдвоём в тёплом бассейне, совершенно голыми… Без посторонних зрителей, конечно… Девочка моя, как же мне не испортить твою жизнь своей глупой влюблённостью? Мой внутренний Зверь стонет от похоти и готов трахнуть тебя прямо здесь и сейчас. Я и сам почти готов на это решиться, невзирая на все кары, которые потом на меня обрушатся… Сдерживает только то, что я боюсь её напугать. Как она отнесётся к проявлению моей страсти? Вдруг после этого станет воспринимать меня по другому - не как друга, а как опасного насильника?»

Захлопнув и защёлкнув сундук, Лин обернулась, лукаво улыбаясь:

- Ну, раз я тебе так хорошо помогла, то, может быть, и ты мне поможешь? Откроешь мне наконец свой секрет?

- Какой секрет?

- Та фраза. Что она значит?

- Какая фраза?

«Ну, вот, кажется, и всё. Я уже вторую неделю вожу её за нос. Всё надеюсь, что она забудет. А она не забывает. Наоборот, ещё больше распаляется… Что ж, может быть, так и надо? Может быть, всё это к лучшему?»

- Ты прекрасно знаешь, о чём я. Что значит вот эта твоя фраза: - «Ти прикрасна, йа тибя лиубльу».

- Ну, хорошо. Сядь. Послушай. Я заранее прошу меня простить. Я не должен был тебе этого говорить.

- Это что-то обидное?

- Нет… Но я не должен был.

- Что она значит?

- Ты прекрасна. Я тебя люблю. - Вот что значит эта фраза. Это её точный перевод, - сказал Жан на меданском.

Лин приоткрыла от удивления рот. Прижала руки к груди. Посмотрела на него как-то уже совсем по-другому. - Не как умненькая, но избалованная девушка-подросток, а как взрослая женщина, вдруг осознавшая всю сложность, опасность, и, в то же время, притягательную прелесть происходящего.

- Это не шутка? Ты действительно…

- Это была и есть чистая правда… Послушай, ты вовсе не должна что-то говорить и, тем более, что-то делать в ответ. Я… Мои чувства не обязывают тебя ни к чему. Я понимаю, что между нами пропасть. Я чужестранец, бедняк, а ты…

Лин вскочила из-за стола и стремительно выбежала из комнаты.

«Вот так?.. Кажется, теперь всё кончено. Бедная девочка. Почему ты не встретилась мне там, на моей Земле? Хотя, здесь я молодой смазливый парень, а там — старый, никому не нужный дядька… Я и здесь-то ей, честно сказать, совершенно не нужен. Какой ей прок от меня и от моих странных историй? Жалко, если теперь меня вышибут из графского дома пинком под зад… Столько не прочитанных, даже ещё не просмотренных книг… Хотя, разве это главное?.. Солнышко моё, позволь мне остаться для тебя хотя бы другом. Просто видеть тебя иногда, слышать твой голос, любоваться, хоть издали, знать, что с тобой всё в порядке…»