На одном из совещаний Карцев выдвинул идею, от которой у всех присутствующих по спине пробежал холодок:

- А что если мы создадим из Мозгограда модель всей Империи? Экспериментальную территорию. Пусть здесь всё — от школ до заводов — работает по новым принципам. Пусть ошибки будут здесь, а не на всей карте. Мы создадим будущее — в миниатюре.

Я посмотрел в его глаза. В них было безумие… и великая надежда.

- Делайте. Это будет сердце новой России.

Мозг Империи бился всё громче. И далеко на Западе, и особенно на Востоке, за этим уже следили. С интересом. С тревогой. А кое-где — с завистью.

К январю 1917 года Мозгоград уже не был просто строительной площадкой — он стал символом. Газеты называли его «Императорским Городом Мысли», а за границей шептались о «русском Силиконовом поле». Англичане направили в Россию делегацию инженеров, якобы с целью обмена опытом, но каждый из них был, несомненно, и наблюдателем, и разведчиком.

- У них страх в глазах, — заметил Карцев, проходя мимо англичан в серых пальто. — Они боятся, что Россия больше не будет догонять, а начнёт опережать.

В недрах лабораторий начинались эксперименты, от которых старый мир только отмахнулся бы. Изобретатели предлагали конструкции механических вычислителей, предшественников компьютеров. Обсуждали радиосети, способные передавать голос не только в пределах города, но и между континентами. Работы над дирижаблями нового типа велись в полной секретности. Особое внимание привлекла группа физиков под руководством профессора Розанова. Они утверждали, что электромагнитная энергия может быть использована для создания мощных импульсов, воздействующих на электронику и, возможно, на вооружение будущего.

- Мы на пороге нового мира, — шептал он мне после доклада. — Только дайте нам свободу.

Я дал.

Однако не всё шло гладко. Внутри Академии знаний, специально основанной в Мозгограде, начались трения между «идеалистами» и «прагматиками». Первые хотели использовать знания только для просвещения и мира. Вторые — не исключали военное применение открытий. Я собрал их всех на особом совете в Интеллектуальном Зале — большом амфитеатре с витражами, изображающими Архимеда, Ломоносова, Менделеева и… пустую нишу, предназначенную для будущего гения.

- Господа, — начал я, — Империя не боится силы, но не потерпит злоупотребления ею. Кто создаёт оружие, должен первым думать о его последствии. Мы не Рим. Мы — Россия. И мозг наш должен быть не только острым, но и совестливым.

После этого конфликты поутихли. Временно.

К весне появился первый результат: экспериментальный вычислительный агрегат «Орфей-1» — громоздкий, гудящий, но способный в течение часа просчитать железнодорожную логистику по всей Сибири. Это была революция, и я тут же приказал министру транспорта использовать его для организации поставок зерна в голодающие районы Поволжья. Результаты превзошли ожидания. В то же время шла подготовка к Всероссийскому Техническому Собору — событию беспрецедентному. Тысячи инженеров, физиков, медиков, архитекторов должны были съехаться в Мозгоград для обмена опытом и создания единой карты инновационного будущего Империи.

- Мы напишем новый проект цивилизации, — сказал Карцев. — Не по указу, а по разуму.

Я не мог не улыбнуться. Возможно, именно здесь, на этой степной земле, мы и вправду начинали строить новую эпоху. Не мечтая о ней — а создавая её руками.

Летом 1917 года Мозгоград принял первых иностранных гостей высокого ранга: делегации из Франции, Японии, Италии и даже Соединённых Штатов. Они были поражены не только масштабом, но и тем, как тщательно всё было продумано — от логистики и водоснабжения до системы автоматического освещения улиц, работающей на экспериментальных генераторах.

- Вы, русские, построили город будущего на пепле старины, — сказал американский инженер Блейк с оттенком уважения. — Мы думали, вы догоняете. Оказалось, вы обгоняете.

Один из проектов, получивших личное одобрение императора, касался военной реформы связи. Молодой выпускник Академии, Борис Кислов, предложил систему беспроводной связи между армейскими частями, основанную на радиопередатчиках нового типа. Прототип был немедленно направлен на Кавказский фронт — и уже через месяц штаб доложил: координация частей возросла вдвое, а потери снизились.

- Это не просто армия будущего, — заметил Великий Князь Кирилл. — Это война разума.

Но не одни лишь победы наполняли мозг Империи. В недрах лабораторий рождались и вещи, которые сами учёные называли «опасными для истории». Проект «Гелиос» — попытка создать управляемый воздушный корабль, способный держаться в воздухе месяцами. «Зеркало» — инициатива по разработке системы наблюдения за погодой и передвижениями флота с помощью высоких башен и специальных линз. «Аргонавт» — амфибийная бронемашина для операций на суше и в воде. Всё это казалось безумием — но уже не сказкой.

К осени начались внутренние тревоги. Группа старших академиков направила на имя Николая II записку:

"Ваше Величество, мы боимся, что темп, в котором развивается Мозгоград, опережает нравственное осмысление силы, которой мы овладеваем. Если знание не будет управляемо волей и моралью, Империя может породить своего Франкенштейна."

Я долго размышлял над их словами. И в ответ приказал учредить Институт Этики и Истории Будущего — первую в мире организацию, целью которой было не только изучение технологий, но и контроль их воздействия на общество. К концу года Мозгоград вышел на новый уровень. Уже строился второй сектор — Механополис — для размещения промышленных лабораторий. Обсуждался запуск линии для тестирования первого в мире гибридного электропоезда. И в тишине секретных комнат шла работа над проектом, который носил кодовое имя "Прометей".

- Что это? — спросил я у Карцева.

Он посмотрел мне в глаза.

- Искусственный разум, Ваше Величество. Пока — в теории. Но однажды... он сможет думать как человек. А может — и лучше.

Я кивнул. Потому что знал: Империя уже не могла остановиться.

Осень 1917 года в Мозгограде стала началом нового этапа. Если до сих пор город был лабораторией и полигоном для идей, то теперь он становился кузницей — настоящей промышленной крепостью Империи. Именно здесь, по моему указу, было положено начало Большой индустриализации. Совет инженеров представил дерзкий, почти фантастический план: к 1925 году на территории Российской Империи должно быть построено 50 новых заводов, связанных сетью скоростных железных дорог и снабжённых собственной энергетикой. Первый такой объект — Имперский металлургический комплекс на Урале — уже начал работу. Используя инновационные плавильные печи и новую систему вентиляции, он производил сталь на треть быстрее, чем аналогичные предприятия в Германии. Второй — Кировский завод в Мозгограде — выпускал новые образцы локомотивов, разработанные в сотрудничестве с инженерами из Швейцарии. В параллель шло строительство Энергетического пояса России — каскада гидроэлектростанций от Волги до Сибири. Каждая станция проектировалась так, чтобы не только снабжать электричеством близлежащие города, но и иметь резервные мощности на случай военных конфликтов. Работы возглавлял молодой инженер Лев Иосифович Абрамсон — человек, предложивший использовать принцип турбин Вернея, привезённый из Франции.

Я встретился с ним лично.

- Мы строим свет не для войны, — сказал он, стоя на бурлящей платформе над Ангарой, — а чтобы народ знал: Империя думает о нём не как о пушечном мясе, а как о сердце своего будущего.

Сельское хозяйство также не осталось в стороне. Мозгоградские агрономы представили первые модели механических сеялок, и самодвижущихся тракторов, работающих на угле и электричестве. Начались экспериментальные посевы в Воронежской, Курской и Саратовской губерниях. Урожайность увеличилась на 40% всего за год.