Один из последних фрагментов начинался так:

"Я жил в теле императора, но был человеком. Я был свидетелем и узником своей эпохи, и лишь под конец пути понял, что освобождение не во власти, а в признании собственной слабости. Именно в этом признании рождается настоящая сила — не внешняя, а внутренняя."

Когда Николай поставил последнюю точку, он посмотрел в окно. Внизу дети играли на лужайке. Среди них был его внук, носивший имя Александр. Мир продолжал дышать, смеяться, надеяться.

Через месяц после его смерти — тихой, безмятежной — страна читала отрывки из мемуаров на центральных площадях. Цензоры больше не вмешивались. Новый Император, Алексей, издал указ: "Каждому русскому — знать свою правду. Без прикрас, без лжи. Потому что на ней стоит будущее".

Мемуары Николая Второго стали не только учебником истории, но и книгой, которую клали в изголовье новобранцам, давали студентам, читали в храмах.

И когда через десятилетия новое поколение покоряло Луну, строило города в Сибири, соединяло континенты — где-то в каждом из этих свершений жил голос старого Императора, который однажды решился посмотреть в прошлое, чтобы спасти будущее.

В год столетия со дня начала Великого Возрождения, зал Патриаршего Собора Святой Софии в Царьграде, восстановленного по чертежам древних мастеров, был переполнен. Здесь, под сводами, где когда-то молились византийские императоры, собрались главы республик Российского Содружества, духовные лидеры, учёные, военные и простые граждане.

Император Алексей Романов, внук Николая, взошёл на мраморный амвон в строгом сером мундире без единого ордена. Всё было символом — скромность, место, даже тишина, окутавшая зал.

- Сегодня мы не просто вспоминаем, — произнёс он. — Мы завершаем. Мой дед начал не реформы, а трансформацию. Он принял на себя груз веков и отказался от искушения власти ради служения. Его «Мемуары» стали не исповедью, а заветом. И сегодня мы обновляем этот завет.

Он поднял книгу, переплетённую в тёмно-синюю кожу с золотым гербом — орлом с поднятым взглядом, державшим в лапах не меч и скипетр, а хлеб и книгу. Это был Новый Завет Империи.

В книге были не законы, а принципы. Не указы, а моральные основы нового мира:

Власть — это служение, а не право.Наука и вера не враги, но союзники в поиске истины.Каждый человек — суть империи.Прошлое — это корни, но не оковы.Россия велика тогда, когда она справедлива.

- Этот Завет не отменяет Конституции, — продолжил Император. — Он возвышает её. Он наполняет её смыслом.

По всей Империи, от Владивостока до Афин, звонили колокола и поднимались флаги. На улицах зачитывали строки, выбитые на новой арке в Петербурге:

"Империя не боится света. Она его источник."

Той ночью спутники передали сигнал с гравитационной станции на орбите Юпитера: "Мир на связи, Империя — на связи, мы помним". Даже за миллионы километров завет Николая жил и звучал.

И если бы он был там — он, человек из другого времени, с душой, сгоревшей и возродившейся — он бы лишь улыбнулся. Потому что истина была проста:

Империя не кончается мечом. Она начинается словом.

После выступления Императора зал погрузился в торжественную тишину. Затем, один за другим, представители народов, входящих в Российское Содружество, поднимались к кафедре. Грузин, украинец, казах, татарин, белорус, армянин, бурят, чеченец, молдаванин, финн — каждый держал в руках свиток, на котором был написан свой народный завет. Эти документы стали частью священного собрания — символом единства в многообразии. С каждого края Империи принесли горсти земли — с холмов Новгорода, со степей Актобе, из песков Ашхабада, из подножия Кавказских гор. Эти земли были торжественно помещены в стеклянный саркофаг под основанием новой колонны в центре Софии — Колонны Памяти и Надежды. На ней золотыми буквами было выбито:

"Нас не покорила тьма, ибо мы стали светом друг другу."

В этот же день, по всей Империи, школы получили новый учебник истории — «Истина сквозь века». В нём больше не было пропаганды, лишь голые факты, интервью с выжившими, рассекреченные документы и свидетельства простых людей. Империя решила: память — это не инструмент, а святое право каждого на правду. А в Москве, в Старом Арсенале, открыли новый зал, посвящённый "Переходу Времени". Там хранились артефакты из прошлой эпохи: первый черновик манифеста Николая, очки Льва Толстого с пометками на полях, обгорелая шинель русского солдата с надписью «Жить ради будущего». Над входом в зал была надпись:

"Тот, кто помнит, не повторит. Тот, кто понял — поведёт."

Вечером в Александровском саду тысячи людей собрались на концерт "Голоса Империи". Оркестры из всех регионов исполняли гимн «Воля через Веру». Дети несли флаги со звёздами — символами республик. А в небе вспыхнули дроны, нарисовавшие в воздухе символ Нового Завета: две руки, сомкнутые над землёй, озарённой светом восходящего солнца.

А в кабинете на Ливадийской даче старый человек, уже давно отошедший от дел, сидел у камина. На столе перед ним лежал том «Нового Завета Империи». Он провёл пальцем по обложке и, не оборачиваясь, сказал:

- Ну что, Николай… Мы не потеряли Россию. Мы её переписали. Словом. Кровью. Мечтой.

Он поднял бокал.

- За Империю. За её народ. За будущее.

И в этот момент звезды над Чёрным морем казались ближе, чем когда-либо прежде.

Весна в столице пришла тихо, как будто сама природа затаила дыхание перед тем, как сделать шаг в новый век. Кремль утопал в цветущих садах, на улицах звучали песни, но на Лубянке и в Смольном шли заседания — без фанфар, без громких слов. Там, где раньше рождались тени, теперь обсуждали свет. Новый Завет Империи был не просто декларацией — это был общественный договор, подписанный не чернилами, а делами. Каждый министр, каждый губернатор, каждый староста получил клятвенное послание от Императора: служение — не власть, а долг. И с этого дня коррупция каралась не по закону, а по чести: изгнание из круга служителей Империи было хуже тюрьмы. На юге, в Тифлисе, дети впервые писали сочинение на тему «Что для меня значит быть гражданином Империи». А в далёком Владивостоке старики вспоминали, как двадцать лет назад мечтали о тепле и хлебе, а теперь говорили — мечтается о звёздах. В каждом храме, в каждой мечети, в каждой синагоге, в каждом дацане Империи был оглашён Новый Завет: с обращением не к Богу, а к человеку. «Бог дал нам волю, Империя дала нам шанс. Не предадим ни того, ни другого».

Между тем в подземельях бывшего штаба ЧК велись археологические работы. Историки извлекали документы эпохи предательства — планы уничтожения народов, протоколы допросов, списки расстрельных. Всё это должно было стать частью нового музея — Музея Предупреждения. Потому что память — не только боль, но и щит. И наконец, в Звёздной Академии, что под Новосибирском, состоялась первая лекция по курсу «Государственное мышление». Молодые люди — будущие администраторы и политики, инженеры и капитаны звёздных кораблей — слушали профессора, который говорил:

- Век Империи — это не о границах. Это о воле народа. Если она сильна — границ не нужно.

Он сделал паузу, потом добавил:

- А если народ потеряет волю — никакая граница не спасёт.

Новый Завет Империи завершал один единственный параграф. Он не был юридическим. Он был человеческим:

Если завтра нас не станет — пусть останется наш свет. Если мы ошибёмся — пусть будущие простят. Но пока мы живы — мы отвечаем. За всё.

Вечером, в Александровском дворце, Николай вновь оказался один у своего рабочего стола. Перед ним лежал последний экземпляр Завета — на пергаментной бумаге, с императорской печатью, переплетённый в кожу, обрамлённую узором старой Руси и новой Империи. Он медленно водил пальцами по заглавию и читал про себя: