- Это невозможно, ваше величество, — осторожно сказал министр иностранных дел. — Никто не захочет садиться за один стол с врагами.

- Значит, нам нужно сделать так, чтобы враги вдруг поняли, что у них есть общие интересы.

Я наклонился к карте.

- Газ. Уголь. Пути железные. Вот что важно в двадцатом веке. И если мы свяжем интересы Франции, Австрии и даже Турции в единую логистическую сеть, то никто не захочет, чтобы она развалилась.

- Вы говорите, как промышленник, не как царь, — пробурчал министр обороны.

- Я говорю как человек, который знает, чем всё закончится, если мы будем думать категориями девятнадцатого века.

Вечером я остался один. За окнами металась северная весна — мокрая, серая, колючая. Но в сердце уже пробивался огонь.

Я взял ручку и на полях старой карты написал:

«Сербия — начальный импульс. Остановить его — остановить обвал Европы».

И ниже, почти как напоминание самому себе:

«Не герой. Не император. Не пророк. А узел. Я — узел».

Пока дипломаты играли в шахматы словами, я развернул тихую, но решающую партию в другом поле — внутри самой Сербии. По моей инициативе через третьи каналы мы наладили контакт с сербским премьером Николой Пашичем. Он был осторожным политиком, лавирующим между национализмом и реальной политикой. Я знал: если убедить его, что Россия не даст слепой поддержки в случае провокации, он начнёт тормозить радикалов.

Ответ пришёл короткий, но многозначительный:

«Понимаем вашу позицию. Нельзя дать врагам повод. Работаем над этим.»

Это был сигнал, что мы не одни. Что в Белграде тоже понимают: 1914-й может стать не взлётом, а обрывом.

В тот же день прибыло тревожное сообщение из Вены. Архиепископ Сараевский получил слух о возможном нападении на эрцгерцога Франца Фердинанда. Оно исходило от местных католических священников, связанных с хорватским подпольем.

- Всё слишком быстро разворачивается, — проговорил я Орлову. — Кто-то торопит историю. Будто знает, что мы мешаем плану.

- Возможно, именно так и есть, — нахмурился он. — Мы играем не только против времени, но и против тех, кто живёт по сценарию.

- Тогда мы должны вырвать перо из их рук.

Я решил действовать неожиданно.

- Подготовьте личное письмо к императору Францу Иосифу, — распорядился я. — Неофициальное, полное уважения, но с просьбой отложить визит Фердинанда.

- Это слишком смело, ваше величество, — возразил граф Игнатьев. — Они могут воспринять это как вмешательство.

- А если его убьют, и мы знали — это вмешательство в судьбу целого мира. Пусть лучше меня осудят за навязчивость, чем потом молчат над миллионами могил.

Письмо ушло. Ответа не было. Но через два дня поступило донесение: маршрут эрцгерцога действительно изменён. Он останется в Сараеве на час меньше. Это — крошечное смещение, но я знал: возможно, именно этот час когда-то стоил миру мира.

Я откинулся в кресле.

Может быть, история — не поток, а сложная система рычагов. И если нажать на нужный — не всё пойдёт по старому пути.

Я ещё не знал, спасёт ли это Фердинанда.

Но я знал другое:

Россия уже изменила ход истории. Пусть на несколько шагов. Но это — только начало.

Два дня спустя, Петербург. Тайное совещание в Малом кабинете.

Я смотрел на карту Европы, на которой каждая граница казалась натянутой струной, готовой лопнуть от малейшего напряжения. В комнате присутствовали только трое: Орлов, министр иностранных дел и я.

- Эрцгерцог остался жив, — начал я. — Но это не победа, а отсрочка. Угроза сохраняется.

- Нам удалось кое-что перехватить, — сказал Орлов, передавая мне папку с грифом «Совершенно секретно». — Сербские радикалы не действуют сами по себе. У нас появились признаки вмешательства третьей стороны.

Я приподнял бровь:

- Немцы?

- Нет. Или не только они. След ведёт к тайному обществу, работавшему ещё при Наполеоне III. По нашим данным, один из его современных ответвлений — «Комитет 17» — заинтересован в дестабилизации Балкан.

Я открыл папку. Имена. Шифры. Странные символы, похожие на масонские.

- Значит, это не просто политика. Это — идеология. Хаос как метод.

Министр иностранных дел мрачно кивнул:

- Идея в том, чтобы заставить империю — нашу империю — начать войну по чужому сценарию.

Я отложил бумаги и сказал:

- Тогда пришло время выстроить свой сценарий. Не допустить войны — не значит только обороняться. Это значит — взять инициативу. Поднять план выше, чем у тех, кто дергает за нити.

Поздний вечер. Я остался один.

В камине потрескивали дрова. Я смотрел в огонь, размышляя о словах Орлова:

«Они хотят, чтобы мы поверили — всё предопределено». Но разве может быть предопределено то, чего ты ещё не решил?

Я поднял взгляд на портрет Александра II.

- Ты разорвал крепостничество. Я — разорву старую историю. Перепишу её не кровью, а волей.

В тот момент я не знал, что моё вмешательство уже породило новую ветвь времени, где судьбы не только людей, но и государств начали переплетаться иначе. И где имя «Скиф» скоро будет произнесено не только в Сербии... но и в самых тёмных коридорах европейских столиц.

Ночь. Зимний дворец. Комната без окон. Только я, Орлов и сейф с тройным замком. Я держал в руках черновик документа, который, если когда-нибудь станет достоянием общественности, перевернёт всё понимание о власти, о законе и о границах Империи.

Секретный указ №13.

- Подпишите здесь, — тихо произнёс Орлов, протягивая перо. — После этого документ вступает в силу. Он не будет внесён в реестр. Только вы, я и трое избранных из Охранного отделения будем знать о нём.

Я молча поставил подпись. Бумага дрогнула от капли чернил. Было странное чувство — будто я подписываю не приказ, а приговор... только вот кому?

Суть указа была проста и страшна:

Создаётся автономная структура, вне юрисдикции Сената, МВД и даже Синода. Её задача — скрытая профилактика глобальных угроз до того, как они проявятся. В первую очередь — на Балканах и в Восточной Европе. Она будет действовать под кодовым названием:

"Скиф-1".

- Это тень, — сказал Орлов. — Вы создали тень власти.

- Не тень, — поправил я. — Это хирургия. Мы вырезаем болезнь, пока она не стала эпидемией.

Он взглянул на меня с оттенком тревоги, но ничего не сказал. Мы оба понимали: началась новая эпоха. Эпоха превентивных решений.

Утро следующего дня.

В тайной резиденции за чертой Петербурга собрались трое. Первый — бывший профессор философии, гениальный дешифровщик. Второй — изгнанный польский дворянин, наёмник и мастер диверсий. Третий — бывший священник, ставший агентом Охранки.

Им не сказали цели. Только обозначили направление:

- Сараево. Белград. Париж. И Вена.

Имя группы: «Голос Скифа».

И их миссия: найти и обезвредить «Комитет 17», пока он не развязал то, что в будущем назовут Первой мировой войной.

Тем временем, в моих покоях, я записал в личный дневник:

История больше не пишется чернилами. С этого дня она пишется между строк. И я — тот, кто держит перо.

Сараево, начало июня 1914 года.

Первые результаты работы «Скиф-1» не заставили себя ждать. Один из агентов, работавший под видом австрийского журналиста, перехватил шифр, отправленный из Вены в Белград. В нём упоминался «день солнцестояния» и «чёрная пыль в час безмолвия». Это был не просто намёк — это была дата и метод, закодированные под старинную масонскую формулу.

Орлов привёз донесение лично.

- Они ускоряются. План покушения на эрцгерцога уже в движении. Нам остаётся дней десять, не больше.

Я медленно прошёлся по комнате.