И в этом — была главная победа Сына Времени.

Весна в Петербурге выдалась ясной. По Невскому проспекту неспешно проезжал кортеж — но без помпы, без фанфар. Внутри автомобиля Николай с лёгкой улыбкой наблюдал за горожанами: кто-то спешил на службу, кто-то — в университет, дети махали флажками. Всё это — плоды его труда. Его и множества людей, поверивших, что Россия может иначе.

- Ваше величество, — обратился Александр Николаевич, теперь уже цесаревич, — вы уверены, что не стоит устраивать торжественную церемонию?

- Мы не передаём меч, сынок, — мягко сказал Николай. — Мы передаём ответственность. И уважение к ней важнее короны.

На Дворцовой площади их встречали не парадные полки, а учёные, инженеры, рабочие, студенты. Сцена, которую в прошлом назвали бы немыслимой, теперь казалась естественной. Люди не преклонялись — они смотрели с доверием.

- А если я ошибусь? — тихо спросил Александр, глядя на лица в толпе.

- Ошибёшься. И не раз, — спокойно ответил Николай. — Но главное — быть честным перед собой и перед ними. Не притворяйся безошибочным. Притворяться — удел прошлого века.

Позднее, в Зимнем дворце, когда солнечные лучи проникали сквозь витражи, Николай остался наедине с залом. Это место хранило память империи — и крови, и славы. Он прошёл мимо картин, задумчиво остановившись перед портретом Александра III.

- Папа, — тихо произнёс он, — я сделал всё, что мог. И немного больше. Теперь — очередь за ним.

Он положил руку на спинку трона, но не сел. Развернулся и ушёл, оставив пустой трон в зале, наполненном светом.

Спустя год в центре Новой Академии наук, на открытии Космического отделения, молодой Император Александр II говорил:

- Мой отец показал, что история — это не дорога с одним концом. Она — книга с миллионом страниц. Мы пишем её дальше. Не ради прошлого, а ради будущего.

Сын Времени ушёл в тень, но его след стал путеводной звездой.

И Россия, сильная и мудрая, шла в новый век не как догоняющая, а как ведущая.

Летний день в Ливадии. Белый дворец, где когда-то Николай мечтал о покое, снова принял своего хозяина — теперь уже не как государя, а как мудреца, живущего вне политики, но не вне истории. Здесь, среди кипарисов и южного солнца, он продолжал работу — над мемуарами, над будущим проектом Имперской Энциклопедии, над образованием офицеров нового поколения.

- Вы ведь всё равно управляете, — с улыбкой заметил приехавший в гости Чернов, теперь уже министр внутренних дел.

- Не управляю. Направляю. И то — если слушают, — ответил Николай, откинувшись в кресле. — Стране теперь нужен не волк с кнутом, а пастырь со словом.

- Но если снова грянет буря?

- Тогда и меч найдётся. Но сначала — слово. Всегда — слово.

В Москве, в новом центре «Интеллект России», шло заседание Совета Имперского Развития. Александр II уверенно вёл встречу, обращаясь к министрам на «вы», и при этом не теряя человеческой теплоты.

- Развитие Сибири — наш главный приоритет на ближайшие десять лет. Не как колонии, а как равноправной части державы. С наукой, транспортом, промышленностью. Мы — не запад, не восток. Мы — мост. И этот мост должен быть прочным.

В зале кивнули. Теперь было ясно: новое поколение у власти не разрушало старое — оно продолжало его.

Позднее, в кабинете в Ливадии, Николай в последний раз взглянул на карту. Мир изменился: Ближний Восток — стабильнее, Азия — ориентирована на Россию, Европа — сдержана, но уважительна.

На столе — письмо от японского принца: приглашение на Всемирную конференцию культур в Киото.

- Пора снова в путь, — произнёс он.

Он больше не был просто императором. Он был Сыном Времени — человеком, доказавшим, что история может быть переписана не мечом, а волей, разумом и верой.

Поезд «Империя» мчался сквозь просторы России — от Крыма к Дальнему Востоку. Окна купе отражали степи, сменяющиеся лесами, горы, уходящие в туман, и новостройки в бывших окраинах, которые теперь стали промышленными центрами. С Николаем ехали несколько научных советников, старые офицеры и совсем юные курсанты. Он внимательно слушал их споры — о будущем ракетной отрасли, о потенциале Арктики, о границах возможного в нейросетях. Лишь изредка вмешивался, поправляя факты или подбрасывая трудный вопрос.

- Ваше величество… — начал один из юных инженеров, — разве вы не устали? После стольких лет?

Николай взглянул в окно и тихо произнёс:

- История — не дорога, которую можно пройти до конца. Это река. Ты либо плывёшь по ней, либо тонешь. А я научился плыть.

Поезд подходил к Владивостоку. На перроне уже собралась делегация из Кореи, Китая и Японии. Международная миссия «Мост Мира» — первый совместный проект по освоению космоса с участием восточноазиатского блока и Российской империи. Император шагнул на перрон — без парадного мундира, в скромной шинели. Но люди склоняли головы не перед блеском погон, а перед его именем, перед тем, что он стал символом новой эры.

Поздним вечером, сидя у окна и наблюдая, как над бухтой поднимается луна, Николай достал лист бумаги.

«Сыном времени я стал не потому, что знал будущее. А потому, что научился слушать прошлое и уважать настоящее.

Россия выстояла. Россия живёт. Значит, я всё сделал правильно...»

Он отложил перо и закрыл глаза. Где-то вдали звучал гимн — не старый, царский, и не советский, надменный, а новый. Он начинался с тех же слов, что звучали в сердце миллионов: Славься, великая Родина! — и в этих словах была вера, которую он пронёс сквозь эпоху.

На следующее утро, после встречи с делегацией, Николай собрал закрытый Совет. В зале находились представители новых технологических ведомств, военного командования и министры ключевых направлений — образования, промышленности, энергетики и внешней политики.

- Мы вступаем в век, который будет не только цифровым, но и политически турбулентным, — начал он. — Наше преимущество не в ресурсах, не в армии и даже не в космосе. Оно в мышлении. Мы научились действовать на опережение.

На большом экране появились карты: одной рукой Николай указывал на Арктику, другой — на Юго-Восточную Азию.

- Япония, несмотря на союз, опасается нашего влияния. Китай сдержанно, но внимательно наблюдает. Индия ищет путь. Мы должны предложить им модель, а не давление.

Один из советников поднял бровь:

- Имперская модель?

- Нет, — покачал головой Николай. — Модель взаимного уважения, подкреплённого силой. Это и есть Сын Времени — тот, кто не заставляет, а вдохновляет.

Позже, уже в личной каюте, он перебирал старые снимки. Вот он — молодой, ещё до перемещения в тело царя. Вот семья, оставшаяся там, в другой реальности. Он больше не страдал от потери — он превратил боль в твердь, на которой выстроил новую страну.

Николай знал: он не бессмертен. Но идеи — да.

И потому он готовился к передаче знаний. К созданию наследия, не только кровного, но и интеллектуального, духовного. Академии будущего уже проектировались. Первая — в Казани. Вторая — в Хабаровске. Третья — на Луне, в рамках Международной орбитальной станции «Русь».

Он нажал кнопку записи и начал диктовать:

«Пусть те, кто придут после, не станут моими тенями. Пусть они превзойдут меня. Пусть Россия всегда будет впереди не потому, что боится отстать, а потому, что знает: истина — в движении вперёд.»

Запись завершилась. Николай посмотрел в окно.

За горизонтом начиналась заря.

Осень 1945 года выдалась особенно тихой. В Петергофе, где золотые листья ложились на мраморные дорожки, Император проводил всё больше времени в уединении. Империя жила, крепла, развивалась. Впервые за многие десятилетия Россия не боялась завтрашнего дня.

Но Николай чувствовал: пора подводить черту.

В личном кабинете, где часы шли медленно, а перо звучало громче, чем всякие ораторские трибуны, Император писал. Не указы. Не речи. Не послания. А мемуары.