Я записал заголовок: “Первые шаги: 30 дней до огня”. Это было всё, что у меня есть – один месяц, чтобы изменить русскую историю. Один месяц, чтобы подложить под старый трон новые опоры, пока он не рухнул.
Мой план включал шесть приоритетов:
Внутренняя безопасность. Создание альтернативы Охранке. Тихое выявление радикалов. Полная слежка за Ленином, Троцким, Сталиным, Дзержинским и другими фигурами.Армия. Начать реформу штаба. Назначить перспективных офицеров, убрать бездарных. Начать тайную закупку вооружений по шведским и японским схемам.Экономика. Тайно возобновить реформы Столыпина. Разделить крупные земли, дать стимулы крестьянам, снизить налоговые давление.Союзы. Улучшить отношения с Германией. Возможно, отказаться от прямой поддержки Сербии.Пропаганда. Начать компанию: император – реформатор. Использовать прессу для создания нового образа. За мной должна стоять не только власть, но и народ.Научный скачок. Инвестировать в инженерные и физико-химические школы. Я знал имена гениев – нужно их поддержать заранее.
Я отложил перо и взглянул в окно. Внизу гвардейцы сменяли друг друга у поста, как часы, не подозревая, что внутри дворца началась революция совсем иного рода. Я был чужаком в этот мире. Но я знал этот мир лучше, чем он сам.
Внезапно распахнулась дверь – на этот раз без стука.
- Ваше Величество, - на пороге стоял человек в чёрном фраке, с папкой в руках. – Доклад о положении на Балканах. И… отчёт о выступлении в Думе. Министр внутренних дел настаивает на встрече.
Я кивнул.
- Пусть войдёт. И передайте начальнику контрразведки – сегодня у меня будет к нему особое поручение.
Слуга поклонился и исчез. Я поднялся.
Прошлого не изменить. Но будущее – я построю сам.
***
Я быстро переоделся – выбор пал на строгий, но неброский мундир с орденами, которые теперь принадлежали мне. Взглянув на себя в зеркало, я заставил себя улыбнуться – не как обычный человек, а как государь, уверенный в себе и своих решениях. Если я хочу, чтобы они поверили – мне нужно сыграть роль до конца. Когда я вошёл в рабочий кабинет, там уже находился Иван Логгинович Горемыкин, как всегда угрюмый, с заметной сутулостью, прижимая к груди папку с документами. Его глаза, мельком взглянувшие на меня, выдали лёгкое замешательство. Он, возможно, не мог понять, что изменилось, но что-то изменилось точно – это ощущалось в каждом моём движении, в голосе, в осанке.
- Ваше Величество, - проговорил он, кланяясь, - как вы себя чувствуете сегодня утром?
Я жестом пригласил его сесть и сел сам, не отрывая взгляда.
- Благодарю, Иван Логгинович. Скажу прямо: чувствую себя лучше, чем за последние годы. Гораздо яснее… Впрочем, ясность – это именно то, чего нам всем не хватает.
Он приподнял брови.
- Простите, Ваше Величество?
Я наклонился вперёд.
- У нас с вами мало времени, Иван Логгинович. Скоро гранят буря. Не политическая – историческая. И если мы не подготовимся, она сметёт всё, что вы и я считаем ценным. Вы ведь человек старой закалки, верно?
- Да… я верен традициям, - осторожно ответил он.
- Именно, - кивнул я. – А потому я вас прошу: подготовьте доклад о состоянии правопорядка в крупных городах. Особо интересуют Петроград, Москва, Харьков и Варшава. Также мне нужно полное досье на всех лидеров социалистических и анархических организаций. Все, кто хоть раз упоминался в донесениях охранки. И ещё… - я сделал паузу, - вы вызовете ко мне Петра Аркадьевича Столыпина. Сегодня же.
Он замер.
- Ваше Величество… но ведь…
- Да?
- Простите мою смелость, но Пётр Аркадьевич мёртв… его застрелили три года назад.
Холод пробежал по позвоночнику. Я закрыл глаза на миг. Поторопился.
- Да… конечно, - кивнул я, скрывая внутреннее разочарование. – Значит, опора, на которую я надеялся, уже исчезла. Тем более нужно действовать быстро.
Горемыкин молча кивнул, но в его глазах вспыхнул вопрос – кем стал этот человек, которого он знал столько лет? Был ли он тем же царём, или… чем-то большим?
- И ещё одно, Иван Логгинович. С этого дня я хочу, чтобы каждый мой приказ, каждый разговор и каждый документ… проходили через одну секретную канцелярию, которую я сформирую лично. Больше не будет случайных слухов. Поняли меня?
- Безусловно, Ваше Величество, - ответил он, поднимаясь. – Это… радует меня. Ваш тон и решимость.
Я слегка улыбнулся.
- Радуйтесь, пока есть возможность. Впереди нас ждёт совсем иная Россия, Иван Логгинович. Совсем иная.
Он покинул кабинет, оставив меня наедине с тишиной. И только тогда я впервые по-настоящему почувствовал:
эта игра началась. И ставки – вся история мира.
***
Я остался один. В кабинете повисла густая, наполненная будущими решениями тишина. Я сделал пару шагов к полке и наугад вытащил старую папку с внутренней перепиской Министерства внутренних дел. Пролистывая документы, я понял, насколько дряхлой и разрозненной оказалась имперская система. Казалось, что бюрократия сама по себе живёт в параллельной реальности – медленной, громоздкой и совершенно не готовой к вызовам времени.
“Нужны люди, не чиновники. Управленцы. Мастера войны и мира.”
Я мысленно составил список тех, кто может быть полезен. Я знал их будущие заслуги – или провалы. Это был мой козырь. Я мог собрать лучшую команду империи задолго до того, как их признают великими.
Первым в памяти всплыло имя: Алексей Алексеевич Брусилов. Генерал, талантливый стратег, автор одного из крупнейших наступлений Первой мировой. Он должен получить полномочия уже сейчас, а не через два года, когда будет поздно.
Затем – Пётр Николаевич Врангель, офицер, который в другой реальности сражался за Белую армию. В нём была сила и харизма. Он не должен остаться на обочине будущего.
Я подошёл к рабочему столу и начал писать указ:
«Повелением Императора Всероссийского, генерал-лейтенанту Алексею Брусилову поручается разработка новой мобилизационной схемы Юго-Западного фронта. Срочно. Немедленно представить доклад Его Величеству.»
Затем второй указ – о встрече с представителями инженерных училищ и военных академий. Нужно наводить мосты с технической элитой страны. Я знал, что через 20 лет в это же стране родятся танки «Т-34», ракеты Королёва и ядерное оружие. Но при правильных условиях это всё можно ускорить на десятилетия. Я не заметил, как наступил полдень. В окно пробивалось яркое летнее солнце, освещая бумаги на моём столе.
Будущее начинало дышать по-новому.
Когда посыльный доложил, что прибыли командующие гвардейских дивизий, я поднялся. Встреча с военными – ключ к укреплению власти. Гвардия лояльна – пока верит в силу императора. Я собирался убедить их, что я – не просто царь, но и стратег, и государственник.
Я распахнул дверь кабинета.
- Зовите их. Начинаем.
В это мгновение я чувствовал не просто уверенность. Я чувствовал силу. Не ту, что исходит от трона или короны, а ту, что приходит с пониманием:
я знаю, что будет.
Я знаю, чего нельзя допустить.
И я здесь, чтобы изменить это.
***
В Белом зале стояли трое: генерал-адъютант Владимир Артемьевич Дедюлин, командующий лейб-гвардией; полковник Павел Жилин, молодой, но храбрый офицер, участвовавший в подавлении беспорядков; и генерал Витольд Новицкий, поляк по происхождению, консервативный, но дисциплинированный. Они выстроились по уставу, лица – спокойные, но в глазах – напряжённый интерес.
Я прошёлся перед ними, не спеша.
- Господа, - начал я, остановившись. – Впереди времена, которые сломают слабых. Я не собираюсь быть слабым. И вам не позволю.
Жилин чуть провёл бровью. Новицкий даже на миг сжал губы. Дедюлин же лишь кивнул – он был старой школы, и уже чувствовал, что перед ним стоит другой Николай.
- Мы реформируем армию. Прежде всего – гвардию, как символ дисциплины и воли. Я прикажу разработать новую систему боевой подготовки. Хочу, чтобы через полгода лейб-гвардейцы стреляли быстрее германцев и маршировали точнее британцев.
