Затем пришла очередь старшего сына, Йинг-сэка. Я вывела его вперед. Казалось, мальчик чувствует себя неловко возле пустого гроба, но он сохранил спокойствие, когда священник передал ему пустую чашу для питья. Я рассказала сыну об этом ритуале по дороге сюда на сампане, и он горел желанием исполнить свою роль.
— Налейте воды, — сказал он священнику. — Моему папе нужна вода.
Со стороны приглашенных плакальщиков послышался смех. Глаза Йинг-сэка тут же наполнились слезами, а я наклонилась и мягко напомнила ему:
— Не здесь. Папа воспользуется чашей, чтобы пить воду в мире духов.
Священник показал, что надо разбить чашу. Иинг-сэк оглянулся на меня, и я кивнула. Тогда мальчик поднял чашу высоко над головой и со всей силы швырнул ее на пол возле изголовья гроба, тут же отскочив, чтобы увернуться от осколков.
Впервые со дня шторма я почувствовала облегчение.
— Ты прекрасно справился, мой мальчик, — похвалила я, заключив сына в объятия. — Ты уже совсем большой. Твой отец гордится тобой. Теперь, пребывая рядом с богами, он никогда не испытает жажды.
Подождав еще немного для приличия, я извинилась и вернулась на корабль, где мы с детьми поели риса, а потом сыновья ушли с A-Пин. Несмотря на боль в спине и руке, я не могла позволить себе прилечь и отдохнуть: у меня было слишком много дел. Послав за казначеем, я переоделась в скромную черную куртку, привела в порядок лицо и волосы, и приготовилась ждать.
Казначей появился у дверей, удостоив меня лишь тенью поклона, от которого его щуплая косица едва качнулась на шее.
— Как я понимаю, Йинг-сэк всерьез видит себя главой клана Ченг, — произнес он.
— Мой первенец дал тебе подношение?
В ответ старый мошенник вытянул уголок конверта из внутреннего кармана.
— Удивлена, что у тебя не наполнены золотом все карманы доверху, — проворчала я.
— Как же дурно ты обо мне думаешь. Единственное, чем я наполнен, — это искреннее сочувствие твоей потере. Большая утрата для всех нас. Я горюю вместе с тобой.
— Принимаю твои соболезнования. — Я хотела подавить зевок, но передумала и решила его не прятать. — Вместе с твоей отставкой.
— Э-э… Не уверен, что расслышал правильно, — В твоих услугах больше нет необходимости.
Он заморгал, словно пытаясь избавиться от соринки в глазу.
— Ченг Ят-соу, при всем моем уважении, твой муж всегда высоко ценил мои…
— Моего мужа больше нет.
Интересно, он заметил, как дрожат у меня руки?
К сожалению, это действительно так, — согласился казначей. — Но я по-прежнему предан флоту Красного флага.
— Можешь распоряжаться своей преданностью по собственному усмотрению, равно как и всем своим имуществом. В этом флоте тебе больше места нет.
— По чьему распоряжению? Если у Ченг Ята уже есть преемник, мне об этом не докладывали.
— Надо же, а я считала тебя разумным человеком. До тех пор, пока не вынесут особое решение, распоряжаться здесь буду я.
Мы стояли друг напротив друга в разных концах каюты. Круглая голова казначея напоминала чайник, готовый закипеть. Выражение самодовольного безразличия не покидало его лица с самой первой нашей встречи. Для него я всегда была посторонней, самозванкой и выскочкой. Для меня же старый плут всегда был вороном среди орлов.
— При всем уважении, я отказываюсь воспринимать всерьез слова, брошенные горюющей вдовой. — И он повернулся ко мне спиной, чего никогда не посмел бы сделать по отношению к мужчине. Это было величайшее оскорбление. — Искренне сочувствую, госпожа, но сейчас я вынужден вернуться к работе. Надо подготовить отчетность для преемника командующего Ченга, кем бы он ни оказался.
Я подождала, пока он дойдет до двери, и сказала ему в спину:
— В этой гавани сейчас находится тысяча мужчин, каждый из которых готов по первому моему слову перерезать тебе горло и разделать твой труп на двадцать четыре части. Можешь похвастаться тем же?
Я швырнула ему конверт с монетами, который со звоном упал к его ногам, красноречиво передавая невысказанную мысль. Казначею уже вручили траурный конверт за Ченг Ята. А сейчас он получал плату за смерть его карьеры в Конфедерации.
— Прошу передать мне все записи, которые находятся в твоем распоряжении и до заката оставить это судно — нет, эту гавань.
Когда казначей вышел, я подняла с пола оставленный им конверт, не сомневаясь, что он подчинится моему требованию. Я воспользовалась собственной властью, а не той, которой наделяют жен или представителей капитанов. У меня было право командовать, основанное на моей несгибаемой воле.
После разговора с казначеем я наконец позволила себе лечь, и сердце мое впервые было свободно от холодных пальцев страха.
Мне требовалось подумать в тишине и покое, оставив за дверью постоянно звучавшее в соболезнованиях страшное имя: вдова Ченг. А еще мне требовалось лекарство: я по-прежнему боролась с желанием прогрызть повязку на руке, чтобы утолить мучительный зуд, а спина пылала настоящим пламенем.
Предупредив, что сегодня больше никого принимать не намерена, я отправила за сельским травником. Обычно он отказывался приходить к больным на кораблях, но я велела передать: если не явится немедленно и по доброй воле, его все равно приведут ко мне, но уже с ножом у горла.
Травник явился с целой корзиной лекарственных растений и снадобий. Он срезал повязку с ноги и втер в рану белесую мазь, которая чудесным образом избавила меня от зуда. Оказалось, что лубок мне больше не нужен. Когда прямо у меня на глазах целитель начал готовить отвар, я распознала лишь половину составляющих: дон квай[82], женьшень, чернослив, ягоды годжи, какие-то веточки и щепки, измельченные минералы, а под конец даже кусок курятины. Наконец все было готово. И хоть мой желудок сразу попытался избавиться от невообразимо смердящего отвара, боль в спине все же стихла. Уходя, знахарь пообещал приготовить мне снадобья на весь курс лечения и велел отдыхать. В ответ я лишь вздохнула: как ни жаль, отдых для меня сейчас был непозволительной роскошью.
Когда чуть позже дверь снова отворилась, у меня на языке сам собой появился горький привкус, потому что я ожидала увидеть травника с новым, не мнее мерзким отваром, но вместо него в каюту протиснулась крепкая фигура By Сэк-йи.
— Тебе не сказали, что я сегодня больше не принимаю посетителей? — спросила я.
— Сказали. Но я пришел как разносчик. Кажется, ты ждала вот это. — И он положил на столик саше с травами. Я не могла смотреть на By Сэк-йи без угрызений совести. Если бы он не уговорил Ченг Ята напасть на то иностранное судно, если бы не задержал наше отплытие на шесть дней…
Угадать ход моих мыслей было несложно. By уселся на стул и ударил себя в грудь обоими кулаками.
— Я любил его как старшего брата.
— Спасибо.
Стандартные соболезнования слетали с губ толстяка с несколько большим надрывом, чем полагалось, а значит, у него было что-то на уме.
Дым от похоронных курильниц сочился сквозь окна павильона и устремлялся в темнеющее небо. Птицы потянулись к холмам, а я слушала собеседника, пока он снова не ударил себя в грудь в знак окончания речи.
— Не торопишься ли ты с этим? — спросила я. — С чем? — Он совсем не умел хитрить — настолько, что его попытки даже выглядели комично.
— Ты прекрасно понимаешь, о чем я, — заметила я. — С тем, о чем сейчас все говорят у меня за спиной.
— Дорогая обездоленная жена моего бесценного друга, неужели ты сомневаешься в моей честности? Но раз уж ты сама об этом заговорила, то… Вопрос о том, кому перейдет власть и, разумеется, какой будет твоя судьба, действительно приходил мне на ум.
— Моя судьба?
— Дорогая подруга, ты слишком молода, чтобы оставаться вдовой.
Я рассмеялась, несмотря на обстоятельства. Как же этот глупец во мне ошибается!
— Ну надо же, а ты времени не теряешь! Неужели трех жен тебе недостаточно?
— Ха! Сейчас их у меня уже четыре! А если считать клуш моего братца, что все время толпятся поблизости, можно сказать, что я женат на всех семерых! Да и в любом случае, с тобой я никогда не мог совладать.
