— Вы кто?

A-и ответила откуда-то из-за спины старика:

— Человек с лодки, которая занимается ловлей креветок. Знаком с китайской медициной.

Два пальца надавили мне на щеки, оттянув веки, чтобы лекарь мог заглянуть мне в глаза. Потом он велел мне повернуться на бок.

— Мне нужно осмотреть твою нижнюю часть спины и живот.

A-и ответила за меня:

— Она не пугливый цыпленок. Вперед, смелее.

Кончики пальцев старика напоминали холодные каменные пестики. В каюту вошел кок, поставил кувшин и сказал:

— Зовут знахаря.

— Придет, когда тут закончит, — отмахнулась А-и. — Убирайся. От твоего уродливого лица ей станет только хуже.

Старик перевернул меня на спину и стал тыкать туда-сюда в живот, кряхтя даже громче меня. Встревожившись, я нетерпеливо спросил:

— И что там?

Лицо лекаря ничего не выражало, зато A-и до странности смутилась.

Когда знахарь сжал мне талию, я рявкнула:

— Ты не собираешься сказать мне, что случилось?

— Тс-с! Лежи спокойно, тогда я смогу определить, мальчик это или девочка.

Я не дышала, казалось, двести лет, пока до меня доходил смысл его слов. Это невозможно. Только не со мной. Я была так осторожна — большую часть времени.

— Это чушь! Убирайся отсюда! Нет, погоди-ка! — Я потянула старика за рукава и прошептала: — Аконит. Сможешь достать?

Многие знакомые девушки избавлялись от плода с помощью этой редкой травы. Все, кроме одной, оправились от последствий, и ни один нежеланный ребенок не появился на свет.

— Пожалуйста, я заплачу. Только не говори никому!

Глаза знахаря наполнились отвращением. Он вырвался и засеменил к двери.

— Погоди, — остановила его А-и. — Мальчик или девочка?

Старик пожал плечами.

— Может, ягненок. Будет блеять, как эта овца.

— Верни его, — велела я А-и, но знахарь уже был таков.

От Ченг Ята, который ввалился в каюту, разило так, будто он поднял достаточно тостов, чтобы отметить появление сотни сыновей. Из-за этого и резкого запаха вареных креветок с камбуза пришлось высунуться в окно, где меня долго рвало.

Муж затащил меня обратно в каюту с широкой улыбкой. Как мне сказать ему — и вообще хоть кому-то, — что я не хочу этого ребенка? Как притвориться счастливой? Но я не посмела испортить радость капитану.

— С чего такой испуганный вид? Это я, твой муж.

— Уходи. Мне нужно побыть одной.

— У тебя будет еще много времени. А сейчас мы празднуем. — Он поднес к моим губам фляжку с вином и попытался влить жидкость мне в рот. Я так сильно тряхнула головой, что бутылка вылетела у Ченг Ята из рук. Он поднял ее, сделал глоток, затем разжал мне челюсти: — Пей! Желаю тебе счастья! Ты подаришь мне сына!

Вино подействовало быстро. Неужели старик действительно сказал, что будет мальчик? Проклятый старый пес! В любом случае это не имело значения. Мальчик, девочка, змея или лиса, я не хотела, чтобы неведомое существо росло внутри меня, не хотела раздуться, как рыба фугу. Я почти забыла, что когда-то у меня были мечты, от которых в проклятой роли матери пришлось бы отказать навсегда.

Место для ребенка нашлось в моем чреве, но не в сердце.

На следующее утро я забаррикадировалась в каюте. Понимая, что меня ждет, я не собиралась так легко сдаваться. В дверь по очереди постучали матрос, как и A-и, предлагая еду. Но, несмотря на голод, я не купилась на их уловки и не открыла. В конце концов, однако, мне не удалось преодолеть физиологические позывы: такую нужду не справишь в кувшин. Подождав, пока суета снаружи стихла, я выползла и тихо, как мышка, прокралась в уборную, где постаралась как можно быстрее закончить все дела.

Когда я вышла из-за загородки, меня ждал Ченг Ят. Он повел меня, точно осужденную, в трюм между рубкой и оружейным складом. Это были врата в мое личное чистилище — помещение, куда, по традиции, меня заключат с сегодняшнего дня и до того момента, как ребенку исполнится месяц.

— Я не буду тут жить, — процедила я сквозь стиснутые зубы. Казалось, вся команда высыпала на палубу: матросы делали вид, что заняты делами, но явно ждали очередного взрыва от вспыльчивой жены капитана. Может быть, он сам приказал им быть рядом, зная, что в случае нарушения традиции меня обвинят в том, что я прокляла корабль.

Не заставляй меня драться с тобой, — тихо произнес он.

Тут он разумеется, был прав: в этой битве мне ни за что не выиграть. Я вырвала руку и поставила ногу на ступеньку, сказав достаточно громко, чтобы меня услышали все присутствующие:

— В любом случае я только рада, что не придется несколько месяцев терпеть твое дурное дыхание!

В каюте, однако, оказалось куда лучше, чем я ожидала. На полу лежала свежая циновка и такое новое одеяло, что я даже задалась вопросом, не для этой ли цели его припасли. Все поверхности каюты заново выровняли и зашпаклевали. Теперь это был самый чистый и сухой отсек на корабле. Я уже готова была возблагодарить Ченг Ята, но быстро смекнула: сквозняки недопустимы, не то ребенок родится слабым. Муж думал не обо мне, а о драгоценном наследнике. К черту капитана и всех остальных с их дурацкими суевериями!

Одежду и личные вещи, выстиранные и вычищенные, принесли в такой новой корзине, что местами прутья были даже зеленые. После того как мне дали кашу и воду, я попросила не беспокоить меня.

Отодвинув бочкообразный керамический табурет, я села на пол, щупая живот в поисках комка или другого признака, указывающего на нечто, растущее внутри, но, конечно, для этого было слишком рано. Внешне я пока не изменилась. Какой смысл запирать меня так рано, бросать в склеп, пока я не буду готова родить и переродиться сама? Да, именно такое чувство горело в груди, как кусок угля: меня похоронили заживо.

Несколько дней я просидела одна в темноте; мой мир ограничивался только звуками и осязанием. Каждое легкое движение корабля, каждый визг цепи или скрип руля проникали мне в уши, ягодицы и спину, словно на меня кричали. Я вздрагивала от каждой волны, которая била в корпус, как будто она грозила вот-вот затопить меня.

Еду и воду доставляли дважды в день. При желании мне дозволялось проводить дни на палубе, но даже во время беготни в уборную, когда больше не было сил терпеть, я быстро уставала от внимания и советов.

Не поднимайся туда, это опасно. Простудишься. Подхватишь лихорадку.

Нельзя есть баранину. Никаких крабов и креветок. Дыни, бананы, папайю и манго беременным нельзя!

Нет. Нет. Нельзя!

Я хотела крикнуть в ответ, что могу сама позаботиться о себе, но вместо этого торчала в каюте наедине со своими бешеными мыслями. Мне никак не удавалось осмыслить столь внезапные перемены, что произошли со мной. Я собиралась стать матерью.

Мать…

Кто-то будет так меня называть.

Мальчик или девочка. Старый знахарь так никому и не сказал пол ребенка, даже Ченг Яту. Меня бы уважали наравне с богами, роди я сына. Я наконец заслужила бы особое место в обществе морских разбойников, как мать драгоценного наследника мужского пола. А если нет? Достаточно вспомнить унижения, которые пережила моя мать, чтобы понять: для такого человека, как Ченг Ят, солнце и луна столкнутся и испепелят мир, если я не рожу мальчика. Причем виновата буду только я, недостойная жена, нарушившая правило трех послушаний: женщина до брака слушается отца, после свадьбы — мужа, а после смерти мужа — сына.

Как будто смерть мужа предопределена. Как будто мужчины к любой момент могут продать и похитить меня, надpyгаться надо мной, а потом еще и умереть на мне.

Я шлепнула себя по животу, словно давая пощечину ребенку: «Я не хочу тебя! Я не хочу тебя! Я не хочу тебя!»

Мальчиков вырывали из рук, бросали в бой — если они не бежали туда по собственной воле, — чтобы материнское сердце обезумело.

«Я не хочу тебя!»

Мальчики превращались в мужчин, которые дрались и пили, продавали девушек и воровали женщин.

Кулак вонзился в живот: «Я не хочу тебя!»

Но тут я перехватила собственное запястье и приказала себе остановиться. У меня все плыло перед глазами, хотя корабль не двигался. Я тяжело дышала, глубоко вдыхая и с шумом выдыхая, пока буря в голове не утихла.