— Потуши лампу, — велел Ченг Ят.

Он повернулся ко мне спиной и натянул легкое одеяло, а я потушила пламя и устроилась позади него.

К — Это все неважно, — снова пробормотал он. — И чтобы никому ни слова!

Я положила руку Ченг Яту на плечо, затем позволила ладони скользнуть ему на грудь.

В каком-то смысле, которого капитану было бы не понять, именно после этого рассказа я его зауважала.

Я познакомилась с Ченг Чхатом за день до Праздника середины осени.

Высокая фигура в тени каучукового дерева выглядела не только старше своего двоюродного брата, но и крепче сбитой; она тяготела к земле с большей силой, как будто положение слишком близко к планширу могло накренить корабль.

У обоих братьев были одинаковые жесткие подбородки и полные губы, оба носили черные матросские штаны из простого хлопка и куртки. Но, хотя старший излучал властность, как вожак в стае, A-и оказалась права: Ченг Ят превосходил брата в физической привлекательности.

Ченг Чхат окинул меня взглядом.

— Ты, значится, у нас жена.

Я вежливо кивнула и поинтересовалась, не голоден ли он.

— Сыт, — буркнул он, едва шевеля губами, потом хлопнул Ченг Ята по плечу, и они вдвоем молча пошли по пляжу.

Молчаливость и отсутствие хороших манер — это, видимо, у них семейное.

Я присела на корягу и наблюдала, как из сампанов капитаны и команда высаживаются на узкий пляж. By Сэк-йи мимоходом кивнул мне и бросился вдогонку за Ченгами с такой скоростью, на которую только были способны его толстые ноги. Предполагалось, что этот остров, расположенный в тридцати ли от цели, станет точкой сбора. Солнечные лучи разрезали небо, обжигая мне глаза и плечи, раскаляя гальку под ногами. По традиции погода должна была измениться вечером, в Праздник середины осени. Я не могла дождаться хоть какого-то облегчения, пусть даже слабого похолодания.

Одномачтовый ялик обогнул мыс и подъехал почти к берегу. На палубе теснились клетки с курами, видимо для праздничного пира, а гребца я узнала по фиолетовой повязке.

— Король петухов возвращается! — Чёнг Поу-чяй шлепал по мелководью, раскачивая две клетки, в которых сидели не курицы, а перепуганные петушки.

Пираты побрели обратно к пляжу, младшие чины помогли разгрузить клетки, и теперь каждый из них держал петуха. Поу-чяй вернулся, прижимая к себе несколько свертков. Самый большой он передал Ченг Чхату со словами:

— Дядюшка, это вам фонарики на сегодня.

Второй сверток предназначался для Ченг Ята.

Когда Поу-чяй подбежал ко мне, я ожидала очередной шутки, но вместо этого он протянул пакет размером с кулак. Судя по весу, там был вкусный лунный пряник[38]. Потом паренек сунул мне в руку что-то мягкое. Я увидела сложенный шелковый платок с цветочной вышивкой и зажала его в кулаке, чтобы никто не заметил Ткань горела между пальцами, и от этого полыхало лицо. Непристойный подарок мальчика взрослой женщине. Я попыталась всучить платок обратно, но Поу-чяй со смехом умчался прочь.

Пираты уже двинулись по вырубленной в скалах тропе, каждый нес клетку с петухами. Я присоединилась к процессии и петляла, обгоняя впередиидущих, пока не догнала Ченг Ята и Ченг Чхата. Я представляла кровавое жертвоприношение и намеревалась спросить, куда это мы тащим петухов, но братья были слишком заняты, слушая болтовню Чёнг Поу-чяя о поездке на берег. Он переночевал в Тинпаке, соляном порту, на который мы собирались напасть на следующее утро. По запутанному потоку слов Поу-чяя, я поняла, что он ездил в Тинпак не только за птицами и праздничными фонариками.

— Там полно скряг и воров. Ай-я! Они с меня столько содрали за петухов, считай, ограбили.

— Неважно, — бросил Ченг Чхат. — Баржи. Как насчет соляных барж?

— Восемнадцать. Я в этом уверен. Довольно много, хотя я не подходил достаточно близко, чтоб заглянуть под парусину.

— Кто охраняет?

— Двенадцать старых джонок. Вся команда пила полночи. Готовилась к празднику.

— Гарнизон?

Поу-чяй начал рассказывать, как он выдал себя за рыбака и подружился с парой солдат:

— …Похожи на крестьянских мальчишек, а говорят на каком-то диалекте, будто лягушек наглотались.

— Сколько там народу? — спросил Ченг Ят.

— Дослушай историю до конца! Сказал им, что у меня есть заказ на рыбу для их командира, но я тайком притащил…

— Ай-я. — перебил его Ченг Чхат. — от твоего языка у меня уши плавятся, парень!

Поу-чяй расхохотался, как петух:

— Сто сорок четыре человека. Ха-ха! Не повезло им.

— Вот уж правда не повезло, — согласился Ченг Чхат. Дорожка сузилась до узкой тропинки, вырубленной в почти вертикальной скале. Один неверный шаг — и рухнешь на залитые брызгами волн валуны. Сквозь прибрежную дымку смутно виднелся обнесенный стеной гарнизон Тинпака. Наши корабли собирались нанести удар на рассвете, когда солдаты и местные жители утратят бдительность после ночи пиршеств и распития спиртного.

Прогулка закончилась у побеленного храма, вырезанного прямо в скале. Пока матросы расставляли клетки на маленьком дворике, высшие чины поджигали благовония и бумажные подношения[39].

— Я удивлен, что не слышал женского мнения о нашей миссии, — раздался высокий голос позади меня. By Сэк-йи подошел ко мне и воткнул в чашу ароматические палочки. — Или я упустил возможность получать твои милостивые распоряжения?

— Про милосердие ты правильно заметил. Я посоветовала Ченг Яту повязать ленточку на шею, чтобы никто не спутал вас с этими бедными петушками и не отрубил ваши красивые головы. Но, как я вижу, ты предпочитаешь рисковать.

Его девичий смех резанул по ушам.

— Она умная, вот только ничего не знает об этом месте.

Когда другие жертвоприношения закончились, все собрались вокруг петухов, а Ченг Чхат принялся бубнить заклинанне. Затем клетки отперли. Некоторые петухи стали месить грязь, надменно кудахча, другие бросились в кусты, а несколько птиц и вовсе засели в клетках, пока их силком оттуда не вытряхнули. Клетки сбросили со скалы, а птицы разбрелись кто куда.

— Они же уходят! — встревожилась я.

By снова засмеялся.

— Так это специальный остров, чтоб отпустить на волю петушков, красотка. Дай благословение — и получишь благословение. Никаких убийств перед ликом Будды. — Он пинком спихнул зазевавшегося петуха со ступеней храма. — Мы, люди чести, освобождаем пленников. Ха-ха-ха!

Вернувшись на корабль, я присоединилась к женщинам, которые развешивали фонари — круглые или квадратные, из бумаги или рыбьей кожи, красные, желтые и белые, в случайном порядке. После того купания некоторая напряженность между мной и женщинами осталась, но праздничное настроение развеяло ее. Праздник середины осени был моим любимым, сколько я себя помню: множество разноцветных фонариков, свечи, шумные игры, плоды конца лета, липкие конфеты. Я даже не думала, что бандитский корабль может выглядеть так празднично. Но на закате, когда вся палуба должна была превратиться в созвездие светящихся фонарей и свечей, на нашей царила тьма. Ни музыки, ни хлопушек: мы затаились перед утренним налетом.

Небо приобрело оттенок слабо заваренного чая. Над восточной оконечностью острова выплыла полная оранжевая луна. Мы с разделили между детьми плоды помело и карам-болы, и я впервые ощутила чувство общности с этой разношерстной компанией моряков и женщин.

Бумажные фонари шуршали на ветру, легкий сквознячок остужал мне щеки; лето в назначенный час уступало место дыханию осени, которое готовилось охладить разгоряченный мир.

Ветер усилился, облака неслись мимо, луна то появлялась, то исчезала из виду. Волны бились о корпус, раскачивая джонку из стороны в сторону. По палубе прокатилась дыня.

Внезапный порыв ветра сорвал красный фонарь и унес его в ночь. Затем последовал еще один порыв, и тяжелые тучи закрыли луну. Через несколько мгновений на палубу полил дождь, и я помогла остальным унести еду и увести детей в убежище внизу.