Легран смотрел на неподвижные звёзды вокруг, и они вдруг внезапно как будто померкли.

– Почему ты сейчас решил мне об этом рассказать, Буратино?

– Потому что хочу, чтобы ты, Камиль, выбрал правильную сторону, когда придёт время принимать важные решения.

– Что это значит?

– Очень скоро поймешь.

– Хорошо. Буратино, а как так получается, что ты существуешь и здесь, и в моём гипносне?

– Невструев живёт в твоём сне как раз в то время, когда мы испытывали новые саркофаги для гипносна. Зачем придумывать каких-то персонажей, когда можно использовать готовых? Так что там ты фактически взаимодействуешь со мной во времена моей молодости.

После пробуждения Невструев вновь испытал гормональную перегрузку. Памятуя о том, как не продуктивно использовал её в прошлый раз, он пообещал себе сдерживаться.

– Послушайте, Стейси, я вчера наговорил тут лишнего… – встречу с психологом он решил начать с извинений.

– Бросьте, Александр. Я не в обиде. Я называю этот эффект «постгипнотическая мания». Дело в том, что во сне наши испытуемые проживают, как правило, более лучшую и достойную жизнь, чем наяву. Проснувшись, ощущают себя другими людьми, более уверенными и умными, чем есть на самом деле.

Невструев с трудом удержался от колкого замечания по поводу сочетания слов «более» и «лучшую».

– Так и есть, наверное, – признавать это было неприятно и Александр, чтобы скрыть неловкость, взял бумажку для записей, скомкал её и запустил в урну, которая стояла с другой стороны рабочего стола психолога.

– Неплохо, – проследила траекторию полёта Стейси. – А вы всегда такой меткий?

– Совсем нет! Это я случайно.

Александр взял ещё одну бумажку, скомкал и снова попал.

– Я там играл в космобол – это такая смесь баскетбола и гандбола в невесомости, – пояснил он.

– Пожалуй, это надо записать в положительные эффекты гипносна, – защёлкала она клавиатурой.

– Мастерство – это когда случайности превращаются в закономерности, как при игре в мяч. Можно попасть, а можно не попасть. Неумелый игрок попадёт скорее случайно, а опытный закономерно.

– Скажите, а нет у вас ощущения, что вам теперь мысли проще выражать, чем раньше?

– Пожалуй. Голова очень ясная.

– Да. На вас этот эффект действует сильнее, чем на других… А как вы относитесь к поискам смысла жизни?

Это прозвучало для Александра несколько неожиданно.

– Почему вы решили меня об этом спросить? Как это может помочь в ваших исследованиях?

– Я спрашиваю об этом всех испытуемым. И я не обязана объяснять вам целесообразность своих вопросов. Вы можете не отвечать, если не хотите.

– Хорошо, я отвечу. Не понимаю, как можно жить, не решив для себя этот вопрос.

– Как же вы решили его для себя?

Невструев хотел было ответить, как отвечал раньше. Про то, что жизнь коротка, и от неё надо брать как можно больше, при этом, конечно же, так, чтобы по возможности другим не мешать, и так далее по тексту… но язык его не повернулся, чтобы озвучить эту гедонистическую чепуху.

– Похоже у меня наступила переоценка ценностей, Стейси… – он растерянно посмотрел на неё, как будто ища поддержки.

– Вот видите, а вы ещё удивляетесь, зачем я вас об этом спросила, – улыбнулась психологиня.

– Знаете, что я могу сказать? Мой космический альтер эго так, наверное, для себя определяет этот смысл: живи вечно и помогай жить другим. И это замечательно! Мне вообще нравится устройство этого общества будущего. Они победили смерть. Если задуматься, она ведь устарела и морально, и материально. Естественный отбор в человеческом обществе давно не работает, а мы продолжаем использовать его инструменты: жадность, жестокость, ревность, старение, смерть. Все они нужны, чтобы качественные особи с удачным набором генов прожили свою лучшую жизнь, а потом убрались с арены, оставив после себя качественное потомство. Особенно не нужна и устарела смерть, которая в диких условиях помогает популяции избавляться от не́мощных. В развитом человеческом обществе сменяемость поколений не нужна, нет необходимости закреплять положительные мутации через конкуренцию, человек – не муха дрозофила. Смерть – один из механизмов выживания животного вида. Человек – животное, примат, только формально, на самом деле он гораздо выше этой классификации. Как мыслящее существо, он не должен подчиняться законам дикой природы. Согласны?

– Возможно.

– Смотрите, как просто и изящно решили люди в моём сне вопрос с продолжительностью жизни. У их последних поколений просто отсутствуют гены, отвечающие за старение и, как следствие, смерть. Там на корабле два вида людей: одни бессмертные, другие долгожители, самым старшим из которых лет по четыреста.

– Бедные… – Стейси хотела было пожалеть этих глубоких старцев, но Александр ей этого не позволил.

– Бросьте! Они прожили долгую, интересную жизнь, им можно только позавидовать. На их глазах была разрушена одна цивилизация и зародилась другая. При этом они прекрасно чувствуют себя физически. У них умирает только мозг, все остальные органы можно поменять, а мозг нет. И мыслительная функция у них угасает в крайне щадящем режиме, они могут и это контролировать. Нас самих давайте лучше пожалеем. Сколько нам отмерено? Раз в пять меньше. Что мы застанем в этой жизни, кроме этих наших перманентно мутных времён?

Оба помолчали, обдумывая сказанное. Потом Александр внезапно продолжил:

– Знаете. Пока говорил, понял… По поводу моего смысла жизни. Теперь я определяю его, пожалуй, так. Я, как писатель, как мыслитель… – и внезапно осёкся от собственного пафоса. – Ради бога, простите мою нескромность! Помните? У меня же постгипнотическая мания. Так вот, я должен научить людей по-настоящему ценить жизнь и пытаться продлить её как можно дольше. Я буду призывать их тратить деньги не на войны и угнетение себе подобных, а на научные изыскания в этом направлении.

– У вас глаза сделались сумасшедшие, – она разглядывала его как будто впервые. – Вы или хороший актёр, или вообще не умеете мимику контролировать.

Он удивился тому, что она придала гораздо больше значения выражению его лица, чем словам, и не сразу ответил:

– И то и другое.

Оба рассмеялись.

– Что ж, мне кажется, вы в прекрасной форме для написания вашей книги. Вперёд и удачи! Сегодня я обязательно загляну к вам в библиотеку после работы, чтобы почитать, что вы там наваяете, – подвела итог беседе хозяйка кабинета.

Описывая космический аттракцион, Невструев совершенно не следил за временем. Даже пропустил обед. «Ладно! – подумал он, услышав недовольное ворчание своего желудка. – Художник должен быть голодным. Да и при моём нынешнем малоподвижном образе жизни это только на пользу».

Когда он вернулся в библиотеку после ужина, застал там Стейси, которая листала какой-то психологический талмуд. Выяснилось, что она постеснялась залезть в ноутбук в его отсутствие.

– Да ну что вы?! – возмутился Александр. – В конце концов компьютер ваш. Смотрите что угодно и когда угодно. У меня от вас секретов нет.

Он перечитал последние две главы вместе с ней, попутно внося правки.

Вердикт её был таков:

– Это всё, конечно, интересно, но слишком уж неправдоподобно. Я понимаю, фантастика, но вы же говорили, что хотите писать научную фантастику.

– Что показалось вам неправдоподобным?

– Хотя бы вот эта поездка на телескопе – такая же байка, как полёт Мюнхгаузена верхом на ядре…

– Да-да, или из пушки на луну… Вы знаете, я прямо-таки физически ощутил все эти ускорения и инерции. Мне как раз показалось, что всё реально и законам физики не противоречит… Я вот что хотел спросить. Смотрите, что получается. Я сплю, и мне сниться этот негр-космонавт. И у них там есть гипносон, правда, не в саркофагах, а с помощью внутримозговых чипов. Когда он спит, ему снюсь я… А что, если это не он мне снится, а я ему?

– Слушайте, давайте не усложнять, – очень серьёзно произнесла психолог. – Нам тут ещё деперсонализации в виде осложнения от гипнотерапии не хватало. Буратино специально ввёл эту когерентность. Наверное. Чтобы связь гипносна с реальностью была крепче…