– Я же говорил. Всего девяносто три.

– А. Ну да. Так вот, а я пацан по сравнению с тобой пятидесятилетний. Ты столько лет изучал эту свою науку, через космос летал. А можешь мне, пацану, привести хоть одно стоящее доказательство отсутствия бога?

– Могу, конечно. И не одно, – слукавил Камиль. – Но я устану тебе объяснять. Ты не готов воспринять мои доказательства чисто теоретически.

– Так вот и я устану тебе объяснять, что он есть. Ты не готов практически. Чем больше вы живёте, тем больше боитесь смерти. А мы живём нормальную человеческую жизнь и в смерти видим просто переход на другой уровень.

– Мы не просто боимся умереть, а с каждым годом, с каждым днём ценим жизнь всё больше…

– Ты мне лучше вот что скажи. А что там с инопланетянами? – Резко поменял вектор беседы иерарх. – Неужели вы так ни разу их не повстречали?

– Нет. И у нас вот телескоп есть в одной из точек Лагранжа, на гало-орбите, или орбите Лиссажу… не знаю, как вы сейчас это называете…

– А никак не называем – нам оно без надобности, – ухмыльнулся Анатолий Максимович и пропел нарочито противным козлетоном: – Между точками Лагранжа на ракете я скольжу, то на гало я орбите, а то вовсе Лиссажу…

Надежда хихикнула. Легран улыбнулся для приличия и закончил мысль:

– Так вот даже этот телескоп нигде в радиусе тысяч и тысяч парсеков никаких следов разумной жизни не обнаружил.

– Скажи, а вот это для тебя не является доказательством существования высшей силы? – обрадовался иерарх. – Если бы цивилизации создавались сами по себе, их было бы бесконечное множество, как галактик во вселенной…

– Так оно и есть! Просто вероятность появления разумной жизни настолько мала, что мы пока до них никак долететь не можем, и они до нас тоже. Вселенная ещё эта расширяется постоянно с бешеной, нечеловеческой скоростью, будь она неладна… Но ничего! Вечная жизнь затем ещё нужна, чтобы когда-нибудь братьев по разуму отыскать.

Камиль был очень доволен этой своей, как он её расценил, логической победой, и после очередной рюмки у него появилась отличная идея, которую он тут же и предложил:

– Ваше святейшество, а давайте прямо сейчас начнём третий раунд переговоров! Дело в том, что когда мы катались с вашей дочерью на карете, я побеседовал с руководством и готов озвучить позицию нашей стороны.

Анатолий Максимович даже хрюкнул от неожиданности.

– Ну ты даёшь! И пофиг, что бухие?

Старпом решительно кивнул.

– А давай! – иерарх стукнул кулаком по столу и зацепил блюдечко с жемчужного цвета стерляжьей икрой. Блюдечко полетело на пол и разбилось. Он облизал испачканный кулак. —Надежда, оставь нас, пожалуйста. И распорядись, чтоб чайку сделали с мятой две кружечки. А вас, господин посол, попрошу проследовать в комнату для переговоров.

Когда они поднялись в кабинет с камином и уселись в кресла, представитель террановианцев заявил:

– Власть предержащие цепляются за жизнь сильнее простых смертных, потому что фуфло, с помощью которого они их разводят, на них самих не действует. Никакую бомбу он не взорвёт, даже если бы она была. Это я цитирую нашего капитана. Смысл такой, что мы на ваш ядерный шантаж не поведёмся. Ясно вам?

Иерарх молча встал, подошёл к рабочему столу. Пыхтя и чертыхаясь, повозился с замком верхнего ящика. Достал наконец небольшую плоскую коробку, обтянутую чёрной тканью, от которой к ящику тянулся толстый провод, сел в рабочее кресло, и открыл крышку. Под ней оказалась круглая красная кнопка.

– Ну давай. На счёт три. Раз. Два…

Иерарх уверенно занёс растопыренную ладонь над кнопкой. Глаза его вдруг стали трезвыми абсолютно и смотрели прямо на пришельца из-под сурово сдвинутых бровей.

– Не надо! Прошу вас! Ради Надежды, – вскричал, не выдержав, Камиль. Он даже вскочил и руки протянул к иерарху.

– Ну вот, а говоришь – фуфло, – удовлетворённо отметил Анатолий Максимович, возвращая коробку на место. – Давай-ка чайку треснем и спать. Я тебя в комнате для гостей положу. Тут, прямо через стенку. Ты не против?

Когда Камиль пытался уснуть на необычно мягкой для него постели, в комнату вошла Ирочка. На ней была только ночная рубашка, по покрою отличающаяся от сарафана, в котором она прислуживала за столом только длиной – бахрома едва прикрывала ей коленки. Она спросила игриво:

– Как вы тут, не скучаете? Может, хотите чего?

– Уходи, ничего не надо, – пробурчал очень пьяный на самом деле старпом.

Сновидение было настолько реалистичным, что по пробуждении Невструев ожидал ощутить последствия алкогольной интоксикации. К счастью, гипносон таким побочным эффектом не обладал. Самочувствие было превосходным, да и настроение тоже.

За обедом он сам подсел к своей психологине.

– Стейси, а вы не считаете, что необходимо повторить сеанс иерусалимотерапии? А то я чувствую, что у меня опять, кажется, начинаются признаки деперсонализации.

– А вы аморальный тип, Александр, – преувеличенно надменно ответила она. – А что, если, к примеру, у меня кто-то есть? То, что произошло в Иерусалиме, должно остаться в Иерусалиме… Да я шучу, – заметила она его вытянувшуюся физиономию. – Зачем же опять в Джерус? Можно, например, в Акко поехать. Я очень люблю этот город. И море.

– Да нет. Я не хочу снова отдыхать за твой счёт, – Стейси открыла было рот, чтобы возразить, но он не дал ей этого сделать. – Мне тут жена сообщила, что на неделю в Грецию уезжает и великодушно позволяет мне пожить в нашей квартире это время. Поэтому имею честь пригласить вас в гости, мадам.

– Ну вот. Гости начались… Скоро с родителями, наверное, познакомишь. А потом и до свадьбы недалеко.

– А почему бы и нет? Что нам мешает?

– То, что ты совсем недавно развёлся. Даже официально не расстался с женой. Ещё не пережил травму. Ничего хорошего на этом фоне у нас не получится.

– На самом деле расстались мы давно. Просто по инерции последнее время вместе жили. К тому же день в космосе за месяц идёт. Так что всё у нас получится, если захотим.

– Хорошо, Александр. Я найду повод устроить вам сегодня выходной от гипносна. Например, ваша жалоба на возвращение эпизодов деперсонализации.

Всё это было произнесено весёлым, игривым тоном, но на самом деле никто из них не шутил.

Невструев расценивал случайное столкновение с компанией Golden Key как чрезвычайно для себя счастливое, ибо сделало оно все неприятности последних месяцев настолько далёкими, что воспринимались они теперь исключительно как события «из прошлой жизни». Как будто бы с ним произошла эдакая прижизненная реинкарнация. Но, как это ни парадоксально, воспринималось всё это совершенно логично, как будто бы он всегда к этому целенаправленно стремился. Он начинающий писатель, который участвует в эксперименте по развитию творческих способностей во сне. По здравому размышлению, он понимал, что его личной заслуги во всём этом мало и во всём этом много чудесного и невероятного, но общее ощущение было таким, как будто так всё и должно быть. И то, что им взаимно заинтересовалась женщина – успешный психолог, вполне укладывалось в картину этого его нового мира. Он был действительно не прочь предпринять шаги, способствующие развитию этих отношений.

Что же касается госпожи Копхилер, то к своим сорока годам она оказалась одинока. Но вовсе не из идейных соображений – несмотря на независимый нрав, она вовсе не была против брака. Просто не встретился ей на жизненном пути достойный мужчина. Не повезло, или ожидания были завышены. С возрастом планка эта начала опускаться, но и мужички стали попадаться всё захудалее. Было ей с ними скучно, и если не в диалоге, то в постели. Были и обратные варианты, но она не могла для себя определиться, какие отношения хуже: с неуклюжим умником или неугомонным придурком. В случае же с Александром скучать ей не приходилось. Кроме того, Невструев и внешне, и манерами напоминал её отца, и этот аргумент сразил её, как психолога, окончательно. Папа был неплохим, но мало кому известным поэтом, Стейси видела творческий потенциал в Невструеве и хотела помочь ему состояться на писательском поприще. Гипотетически она готова была выйти замуж за лейтенанта, чтобы в конце концов стать генеральшей. Единственное, что её смущало, опять же как психолога, так это его недавний развод.