– Погоди, Док. Я ведь ещё ничего не решил…
– Если ты здесь, приятель, значит, уже решил.
17. День 8-й.
Закари проснулся на больничной функциональной кровати в палате изолятора. Обстановка тут была хоть и потёртая, но вполне приличная.
Прежде чем дать лекарство, Док предупредил, чтобы пациент не вздумал вставать с постели сам – возможны тошнота, головокружение и дезориентация. Ничего подобного Закари не испытывал, но ощущал себя вялым и подавленным, как после болезни.
На прикроватном пульте имелась кнопка вызова. Он нажал на неё.
Через пару минут дверь распахнулась и вошла Сильвия.
– Вставайте, граф, вас ждут великие дела!
– Привет. Во-первых, не граф, а баронет. А во-вторых, у тебя других дел нет, кроме как со мной возиться?
– Ты сейчас моё самое главное дело, – сообщила она. – Я тебя сюда привезла, должна помочь адаптироваться. Ты почему такой мрачный? Плохо спал?
– Да нет. Вроде неплохо. Голова тяжёлая. И вообще тоскливо… Не до конца понимаю, что я здесь делаю, что дальше будет…
– Это нормально, Зак. Ты всю жизнь просидел на гипносне – конечно, тебе непривычно просто спать. Вон какие-то баронеты из тебя лезут… Ну ничего, пойдём завтракать, а потом я отведу тебя к нашему старосте. Он хочет с тобой познакомиться, а заодно и объяснит, что делать и что будет дальше. Давай-ка я тебе встать помогу.
– Не нужно. Я сам. И вообще, мне надо одеться.
– А ну брось! Чего я там не видела? Что, Дока звать, раз ты меня стесняешься? Я на всякий случай подстрахую.
Страховка оказалась не лишней. Когда он встал на ноги, голова закружилась так, что, если бы не плечо девушки, упал бы обратно на кровать.
– Ну вот, молодец! Теперь давай одеваться, умываться.
Одноразовый комбинезон, в который его каждое утро заворачивал саркофаг, исчез, на его месте оказались белые штаны и такая же футболка. Ботинки из прошлой жизни стояли тут же, как будто насупясь, но рядом с ними оказались весёлого вида сандалии, явно более подходящие для новой одежды.
Столовая в общине занимала площадь, равную минимум трём каминным залам Альбрукского замка, но в ней сейчас кроме Закари и Сильвии никого не было.
– Уже десять часов. У нас никто столько времени не спит, – объяснила Сильвия. – Люди завтракают в три смены с полседьмого до восьми.
Запах тут стоял, конечно, не как на кухне у Гвидо, но тоже достаточно аппетитный. Он вдруг почувствовал такой острый голод, что его снова замутило.
– Садись, садись, – девушка тревожно глянула на него своими странными глазами. – Какой ты бледный. Сейчас всё принесу.
К его большому разочарованию, ему подали ненавистную пластиковую кашу, почти такую же, какой кормили в улье.
– Тебе лучше пока есть привычную для желудка пищу. Но я попросила натереть тебе в неё яблочко, – извиняющимся тоном проговорила Сильвия.
Зато запить эту слякоть ему было позволено крепким кофе, который пробудил в Закари интерес к жизни. Он взглянул на девушку, и она показалась ему очень милой. Сильвия с такой заботой смотрела на подопечного, что у него защипало глаза.
– Спасибо за вкуснейший завтрак! Я готов, веди меня к вашему предводителю, – нарочито бодро сказал он, чтобы скрыть сантименты.
Староста вопреки ожиданиям оказался относительно молодым человеком лет не более сорока. Роста он был небольшого, а телосложения худощавого.
– Илай, – представился он и протянул крепкую руку.
Илай встретил их в помещении, в котором находились щиты управления энергоблоками. Оно было похоже на капитанский мостик космического корабля из старинного фантастического фильма. При более пристальном рассмотрении становилось понятно, что всё это множество ламп, кнопок, датчиков, мониторов и тумблеров практического функционала давно не имеет: лампочки и мониторы не горели, некоторые кнопки и тумблеры были выворочены с корнем, из зияющих дыр торчали разноцветные провода. Рабочий вид имел только один самый большой терминал искусственного интеллекта, который, по всей видимости, управлял единственным действующим энергоблоком. Вид, однако, у него был допотопный.
Илай отпустил Сильвию и предложил беглой пчеле прогуляться.
Электростанция находилась на самом берегу. От неё на два километра в даль морскую уходил пирс, к которому когда-то пришвартовывались корабли, доставляющие уголь из Африки. По нему-то они и отправились на прогулку.
Встреченные по пути на пирс люди здоровались со старостой, а неофиту, которого они определяли, видимо, по белым одеждам, желали: «Добро пожаловать!». Сами они были одеты скорее в рабочую одежду, но не такую тоскливую, как у пчёл. Лица у всех были приятными, они улыбались. Это очень контрастировало с манерой поведения нервных и мрачных по большей части обитателей ульев.
Пирс оказался автодорогой, протянутой в нескольких метрах над уровнем моря. Когда они только ступили на потрескавшийся асфальт, под этим углом зрения конца его видно не было, создавалась иллюзия, что мост уходит за горизонт и заканчивается на другом берегу моря.
Для начала староста рассказал об устройстве поселения.
Машинные залы электростанции переделаны в многоуровневые жилые помещения, которые зимой отапливаются морской водой, нагревающейся при охлаждении теплообменников. Кроме стационара на территории есть детский сад, школа и две пекарни. Община автономна, полностью обеспечивает себя пищей и водой – имеются опреснительные сооружения.
На электростанции живут не все члены общины. Часть расселилась в находящемся неподалёку бывшем посёлке миллионеров. Владельцы элитной недвижимости поголовно разорились и побросали дорогие в содержании дома, в которых расположились теперь изгои. А на бывших полях для гольфа пасутся теперь коровы.
– А что случилось со старыми хозяевами? Почему они разорились? – поинтересовался Закари.
– В начале сороковых годов нашего века вследствие развития искусственного интеллекта случился резкий рывок научно-технического прогресса – иными словами, технологическая сингулярность. Из-за внедрения новых технологий и отказа от старых энергоносителей произошёл передел собственности. Старым картелям и монополиям пришёл конец. Мировая экономическая структура рухнула, как карточный домик, похоронив под собой множество как крупных, так и средних предприятий.
Примерно в километре от берега на образуемом ограждением балкончике сидел рыбак. Это был старец лет восьмидесяти или даже девяноста в широкополой шляпе. Таких древних 32/08 в реале раньше не видел. Илай спросил у Старика про улов, тот кивнул на ведро, полное крупной рыбы.
– Ты мне лучше скажи, старшой, когда, например, лодку купишь?
– Осенью, отец, осенью. Я же говорил. Урожай сдадим и пару-тройку рыбацких баркасов прикупим. А ты у нас бригадиром рыболовецкой артели будешь.
Старик улыбнулся.
– Смотри, не обмани, Илай. Обещаю тогда по четвергам, например, на всю общину рыбный стол накрывать.
Они пошли дальше, и староста пояснил:
– Этот славный старик – один из основателей движения изгоев. Он столько труда вложил в общину…
– А что ваши люди получают за свой труд? Деньги?
– Деньги… – Илай неприязненно сморщился. – Внутри общины мы не используем эту гадость. У изгоев всё есть: крыша над головой, еда, одежда. Всё это община закупает централизованно и раздаёт потом каждому по потребностям. Зато у каждого из нас есть множество друзей, потому что изгои в подавляющем большинстве своём прекрасные люди, не отягощённые жадностью и завистью. Что ещё нужно для счастья?
– А чем вы тогда принципиально отличаетесь от пчёл? У них тоже есть всё, что ты перечислил. Что-то в реальной жизни, а что-то во сне… И тоже нет денег.
– У нас всё это есть в реале. Настоящее. Натуральное. И естественный крепкий сон по ночам. А умираем мы не тогда, когда не можем больше работать, а когда заканчивается время, отпущенное матушкой природой.