Проснувшись, 32/08 получил сообщение, что он уволен из бета-тестеров, а также с завода по производству турбопланов. Теперь стало ясно, что означало обещание Одина «учесть замечания». Закари разбил королевское войско, дальше без него разберутся…

«Ну и пошли все к чёрту! В улей я больше не вернусь», – решил 32/08.

Он попытался связаться с Сильвией через третий глаз, но оказалось, что абонент заблокировал входящие от него вызовы.

«Тоже к чёрту! Уйду тогда к панкстерам».

Следующее сообщение было о том, что его ожидает турбоплан.

32/08 вызвал Буратино, он уже ожидал, что и тот его заблокировал, но мальчик ответил:

– Привет, Зак!

– Ты можешь отправить меня к панкстерам?

– Зачем? – удивился Буратино.

– Вы меня уволили. В улей я не вернусь, изгои меня не примут. Я хочу к панкстерам, можешь меня к ним отправить?

– Могу, конечно. У тебя там и знакомые есть: человек, который играет за Гвидо, между прочим, один из их предводителей… Но постой! Мы же перевели тебя в альфа-тестеры. Теперь играть – это твоя работа. Тебе не нужно больше сидеть возле красной кнопки. Я хотел сделать тебе сюрприз. Наверное, получилось не очень?

– Иногда, когда ты пытаешься вести себя как человек, у тебя такая ерунда получается…

Буратино встречал его прямо на посадочной площадке на крыше головного офиса корпорации Golden Key.

– Прости меня, Зак, – попросил мальчик. – Ты, наверное, перенервничал?

– Немного. Куда мы идём?

– С тобой хочет познакомиться сам король Альфред Хлебосол, наш исполнительный директор. Мы должны обсудить с ним сложившуюся ситуацию.

Кабинет исполнительного оказался ещё более роскошным и величественным, чем у директора по рекламе.

Его хозяин, плешивый, худощавый и моложавый, нисколько не отличался лицом от Альфреда Хлебосола в игре. Он оценивающе оглядел 32/08.

– Так ты и есть Закари?

Ни вид, ни тон исполнительного сразу не понравились 32/08. Он, не дожидаясь приглашения, уселся в кресло для посетителей и невежливо ответил вопросом на вопрос:

– Так ты и есть Альфред?

– А чего это он у вас такой дерзкий? – спросил Якушев у Одинцова, который попивал кофе, судя по запаху, долетавшему до 32/08 через стол, как минимум наполовину состоящий из коньяка.

– А как ещё ему обращаться с поверженным противником? – усмехнулся директор по рекламе.

– Я полагаю, что не стоит переносить внутриигровые отношения в реал, – Якушев посмотрел прямо на Закари. Тот лишь пожал плечами. – Однако вынужден признать: отделал ты меня основательно. Молодец.

В его исполнении это слышалось как «Ну и повезло тебе, щенок».

– Выпьешь?

Он спросил таким тоном, будто знал, что 32/08 откажется, и заранее презирал его за это.

– С удовольствием, – назло ему согласился гость.

Якушев приблизился к небольшому стеклянному столику, уставленному бутылками, и налил коньяк в три бокала, себе, 32/08 и Одину.

Закари подошёл, провозгласил тост: «За победу!», хлопнул свой коньяк одним глотком и сморщился. Один протянул ему блюдце с ломтиками лимона со словами:

– Ну что же ты? Этому коньяку в три раза больше лет, чем тебе. Его надо смаковать.

Якушев хохотнул и заметил:

– А по-моему, Макс, это невежливо – диктовать гостю, как ему пить чёртов коньяк. Пусть как хочет, так и пьёт, – и налил гостю ещё.

И второй бокал 32/08 из вредности тоже хлопнул. Один только головой покачал.

– Даже без тоста? – с деланным восторгом удивился Якушев.

– Ну так скажите сами, – Закари бросил лимонную корку в корзину для мусора, но не попал.

– Давайте выпьем за взаимовыгодное сотрудничество, – предложил тост хозяин кабинета и налил ему ещё коньяку.

На этот раз Закари только пригубил свой напиток и поставил бокал на стол.

– Ну-ну, молодой человек, что же вы? Такой тост как раз полагается пить до дна, – на этот раз без улыбки произнёс Якушев.

– Вы сами себе противоречите. Только что говорили, что это невежливо – диктовать гостю, как пить чёртов коньяк… – тут он почувствовал прилив дерзости и не стал ему противиться. – И потом какой «такой тост»? За сотрудничество? А что если я не хочу с вами сотрудничать?

– Это почему же? – исполнительному явно стоило усилий оставаться спокойным.

– Вы вообще понимаете, что делаете с этим миром? Я уже задавал этот вопрос вашим компаньонам. Они ничего внятного не ответили и пообещали познакомить с вами, говорили, что у вас есть ответ. Так что же такое вы можете мне объяснить?

– Вы хотите поговорить о моральной стороне пенсионной эвтаназии? Я знаю, вы затронули эту тему вчера и травмировали детскую составляющую психики Буратино. Кстати, это было нечестно и жестоко…

Закари ухмыльнулся.

– Андрей, я уже в норме. И не забывай, пожалуйста, что я старше тебя, – произнёс детский голос.

– Тогда, возможно, это как раз тот случай, когда старики впадают в детство? – парировал Якушев. – Как иначе объяснить, что вы сами не можете растолковать молодому человеку принцип нашей работы?

Буратино промолчал. Один пожал плечами и пробубнил:

– Мы подумали, что у тебя это получится лучше.

– Хорошо, – исполнительный директор вернулся в своё кресло и вальяжно развалился в нём с бокалом в руке. – Я прекрасно понимаю, что мы делаем с этим миром. Равно как и мои чересчур скромные коллеги. Мы делаем его лучше и комфортнее для всех. Пчёлам и прочим любителям виртуальных сновидений мы дарим сказку, а промышленности в сотрудничестве с бюро по жизнеустройству предоставляем замечательных рабочих, полных энергии и трудового энтузиазма. Вы хотели счастья? Причитали: счастье всем даром и пусть никто не уйдёт обиженным. Так вот вам счастье в неограниченных промышленных масштабах.

– А мне представляется, что вы просто точите топор палача, чтобы сделать процесс умерщвления рабов менее болезненным, – угрюмо заметил Закари.

– На вас хорошо действует коньяк, вы стали образно выражаться, – снова заулыбался Якушев. – Если позволите, я возражу вам в рамках вашей же аллегории. А зачем спасать рабов против их воли? Ну нравится им их жизнь. Понимаете? Нравится. А то, что после смерти их тела на удобрения идут, так это кажется им самим правильным и логичным. По-другому они просто не представляют конец и цель собственного существования, – Он отхлебнул коньяку, чрезвычайно довольный своим остроумием. – Вот не раб, а как вы себе его представляете – свободный человек – понимает же, что в итоге его черви в земле жрать будут? Понимает. А ещё он знает, что так и должно быть, и ничего он с этим поделать не может. Чем тогда отличается он от вышеупомянутого раба?

– Только тем, что раб кашу пластиковую жуёт, а свободный человек – гораздо менее здоровую и полезную пищу, – вставил Один, которого явно забавляла тема беседы.

– Я не об этом, – строго остановил его Якушев. – Я о том, что свободного человека мысль о смерти приводит к печальным размышлениям и депрессии, а раба, как вы изволили выразиться, к сладостному предвкушению тысячелетних каникул перед лёгким переходом в небытие.

– Так а на кой же чёрт ему вообще переходить в небытие? У вас же такие возможности. Вы, если только захотите, можете сделать человека и свободным, и вечным, – разгорячился Закари.

– А что будет жрать этот человек, позвольте спросить? Под свободой вы ведь понимаете возможность не работать, не так ли?

– Почти.

– Так кто будет производить жратву и прочие материальные ценности?

– Роботы пускай работают.

– Вы так глубоко хотите копнуть? – Якушев лёг грудью на стол. – «Вкалывают роботы, а не человек». Извольте. Мы совершенно с вами согласны и примерно так же представляем себе ближайшее будущее человечества. Просто на данном этапе развития цивилизации утопия эта пока невозможна. В настоящий момент человечество переживает переходный период от использования человеческого трудового ресурса к глобальной автоматизации…