– Хорошо, папа.
– Буратино, сынок, как это ни прискорбно, но, мне кажется, пришло время уточнить протокол эвтаназии. Не знаю, сколько циклов я ещё перенесу; каждый раз по возвращении я чувствую себя всё хуже и хуже…
Голограмма со смертным одро́м исчезла. Буратино скорбно помолчал с минуту.
– Через подставных лиц я создал корпорацию Another U для распространения технологии интерактивного сна по всему миру. Многие предсказуемо посчитали её деятельность антигуманной. И в том числе ты, Максим Одинцов – владелец популярного информационно-новостного сайта. Чтобы привлечь тебя на свою сторону, я и устроил тебе этот отпуск в Израиле… Теперь тебе нужно выбрать: оставить чип, то есть сотрудничать с нами, или удалить, то есть оказаться по другую сторону. Что ты выберешь, друг мой?
– Есть время подумать?
– Идя дорогами судьбы, человек принимает, как ему кажется, самостоятельные решения. Потому что путь ветвится, и приходится решать, куда свернуть. Однако это не более, чем иллюзия. Подобно это судьбе эритроцита, который в начале пути насыщается под завязку кислородом и радостно несёт его другим клеткам. Сначала он оказывается в артериальной кровеносной системе, которая разветвляется, дробится и превращается в капилляры. Трудяга-эритроцит ныряет из одного сосуда в другой, поворачивает то налево, то направо или вовсе двигается по прямой, отдаёт весь свой кислород и загружается отработанным газом, а потом… сосуды собираются в вены и впадают в одно и то же русло. И после ограниченного числа рабочих циклов попадает наш герой в печень, где погибает и утилизируется, дабы послужить материалом для следующих поколений красных кровяных телец.
Корпорация Another U предлагает своим клиентам жизнь, по ощущению реальности нисколько не уступающую так называемой «настоящей», но гораздо более интересную и насыщенную, и, главное, ту, в которой от ваших решений действительно зависит и ваша судьба, и судьба мира…
Три месяца назад я впервые пережил этот опыт. И с тех пор путешествую в иные миры каждую ночь. За это время я прожил множество жизней. Это бесценно… Поверьте.
Друзья, кто уже побывал в волшебном зазеркалье Another U, делитесь в комментах своими впечатлениями.
На сегодня всё. Прощайте! И до встречи! Всех люблю.
Максим выключил запись. С чувством исполненного долга встал из-за стеклянного стола и вышел из студии.
Время было обеденное, но есть ещё не хотелось – завтрак был поздним и плотным.
Он спустился на первый этаж своего небольшого уютного дома на берегу Москвы-реки неподалёку от Рублёво-Успенского шоссе. Путь его лежал на кухню. Там, в огромном холодильнике, на заветной полочке, в дверце, стоял ряд полубутылок французского шампанского. Максим выбрал одну, сухого, под настроение. Взял бокал из барного держателя и снова направился на второй этаж.
Миновал студию, кабинет и вошёл в спальню, из неё – в гардеробную. Разделся, разулся, облачился в домашний халат и тапочки и открыл дверь в ванную.
Там, при виде огромного Jacuzzi в оправе из красного дерева, у него, как всегда, приятно заныло под ложечкой. Постоял немного, любуясь. Потом поставил бутылку и бокал на столик и открыл воду. Сел в кресло, хлопнул пробкой. Пока ванна набиралась, он, не спеша, смакуя, пил вино и смотрел в окно на присыпанную снегом ель и белую гладь замёрзшей реки. Потом встал, скинул халат на кресло и поколдовал над пультом управления гидросистемой. Ванна тут же вскипела. Он медленно опустился в ласковую воду и весь отдался невесомости, только затылком опираясь на подголовник.
– Буратино, мне бы помедитировать пару часиков. Желательно где-нибудь в дальнем космосе, лет через пятьсот, не меньше, – попросил он негромко и закрыл глаза.
Конец
2021-2022
ИГРА СНОВ
Свойство женщин – это плакать, ткать и обманывать. Нет ничего удивительного в том, что вследствие лукавых происков дьявола, с божьего попущения, даже и ведьма заплачет.
«Молот ведьм», 1486 г. от Р. Х., Яков Шпренгер, Генрих Инститорис
1. Сон I.
Было то самое прекрасное время года, когда уже не жарко и ещё не холодно. Блестело солнце, щебетали птицы, травы, как им и положено, зеленели. Жёлтых листочков было ещё совсем немного, и они сверкали, как крупицы золота на изумрудном фоне. А аромат, господи, какой же аромат стоял в осеннем лесу!
Закари Вентер, бывший крестьянин, три недели назад поступивший на ратную службу в личное войско герцога Альбру́кского, покачивался в седле, верховая езда доставляла молодому человеку неизъяснимое удовольствие. Он был одним из дюжины воинов охранения при герцогском гонце, который вёз деньги в столицу для уплаты налогов.
Гонец ехал впереди кавалькады, ратники за ним по двое. Все были достаточно беспечны и относились к своей миссии более как к увеселительной прогулке и предвкушали столичные развлечения, в глубине души потешаясь над обычаем отправлять деньги с таким грозным сопровождением. И где? В центре самого просвещённого и безопасного королевства, где про разбойников уже лет пять и слыхом не слыхивали. Где-то, может, и промышляли они в глухой провинции, но здесь, в последнем лесу перед столичной заставой, откуда им взяться? Да ещё и среди бела дня.
Закари ехал сразу позади гонца. В пару ему достался Бертран – добродушный мужик лет сорока пяти, любитель почесать языком и не дурак выпить. Он вводил молодого в курс дела, периодически доставая откуда-то из-под нагрудника небольшой мех. Прикладывался, крякал негромко и вещал:
– А ты знаешь, что герцог-то наш тоже из служилых. Как же? Он был ратником ещё у старого герцога Альбрукского Карла Велеречивого.
– Скажешь тоже… – хмыкнул Закари.
– Мне не веришь, спроси, кого хошь, – разозлился старик. – И слова не скажу больше. На кой рассказывать, коли тебе веры нет?
– Ну прости, прости, дядька. Просто чудно это всё. Как это так возможно из грязи в князи перепрыгнуть?
– Ладно. Слушай тогда и не перебивай, – добродушно разрешил бывалый воин. – Мы ж вместе с ним начинали. Оба из одной деревни. Оба служили верой и правдой, но у него ловчее, что ли, получалось. И заслужил я только шрамы да перстень вот этот памятный, а он рыцарское звание и захудалую деревушку с тощими крестьянами. А потом на войне спас жизнь самому герцогу, и пожаловали ему титул баронета и две зажиточных деревни друг от друга через речку. А потом, уж не знаю за какие такие заслуги, отдал старый Карл, это уже когда сам на одре, понимаешь, был, за молодца свою дочку. И стал простой солдат его светлостью. Вот ить как бывает…
– Так а зачем же за безродного? Она красавица вон какая, герцогство чуть ли не лучшее в королевстве, хоть и приграничное. Мог хоть за принца её выдать.
– Ну так пойди пойми. У них, у благородных, башка посложнее, чем у простых людей устроена. Я у изголовья стоял, слышал, как он нашему-то сказал: один, значит, способ у нас с тобой имеется, чтоб суврене́т у герцогства соблюсти. Женись, говорит, на дочери моей, и дело с концом… Бог его знает, что за «сувренет» такой. Даром, что Велеречивым прозвали, порой такие слова говорил, будто сам себе на потеху выдумывал.
– Суверенитет. Это независимость значит.
– А-а-а… Понятно.
Бертран замолчал, о чём-то размышляя. Закари тоже задумался о превратностях судьбы. О том, что же он сам должен такое сделать, чтобы заполучить и богатство, и власть, и любовь в придачу…
Тут ход его мыслей был прерван самым неожиданным образом.
Гонец вдруг остановился и поднял руку. Бертран, похоже, задремал, потому что продолжал ехать. Закари пришлось позвать его по имени, чтобы старик очнулся. Да и остальные явно были не готовы быстро реагировать. Строй нарушился, отряд сбился в кучу.
Шагах в тридцати впереди поперёк дороги лежало дерево. На стволе сидел какой-то неопрятный тип в капюшоне. С десяток подобных стояли за ним с разнообразными орудиями крестьянского труда в руках: вилами, косами, цепа́ми. Выглядели они весьма недружелюбно.