– Но при чём здесь генетика? – изумился Закари.

– Одни живут только для себя, другие для социума, – пояснил Илай. Он каждый день выделял полчаса после завтрака для прогулки по пирсу с неофитом. – Альтруизм, способность к самопожертвованию, слабо выраженный собственнический инстинкт, желание изменить мир к лучшему, – всё это зашито в генетическом коде человека.

– Да ладно. Никогда о таком не слышал.

– Ты ещё о многом не слышал. Не веришь мне, спроси Дока.

– А как же воспитание, окружение?

– Если у человека этого в крови нет, то он может только притвориться, если потребуется. По-настоящему полезных людей мало – всего процентов пять-шесть. И чтобы наша община была жизнеспособной, нам нужны только такие.

– Что значит «по-настоящему»? А пчёлы, которые целыми днями пашут на тяжёлой работе по двенадцать часов, они что, не по-настоящему полезны?

– Пчёлы твои работают на хозяев предприятий и бюро по жизнеустройству за кашу и саркофаг. Они рабы, а по-настоящему полезные люди должны быть свободны и помогать обрести свободу другим. Правительства не имеют право диктовать людям, что делать. Сейчас большинство в принципе не способно понять, как это возможно. Наша община – модель будущего человечества…

Илай произнёс эти слова, когда проходил мимо старого рыбака, который в этот момент расставлял снасти.

– Когда-нибудь все рабы и их владельцы вымрут и человечество вздохнёт свободно под чёрным стягом анархии! – провозгласил старец, воздев скрюченный палец к небу.

– Ты бы, дедушка, не пугал такими предсказаниями новенького, – попросил Илай. – Хорошего тебе улова! – и прибавил шаг.

– А вообще он прав по сути, хоть и грубоват. Примерно так и будет, – сказал староста, когда старик уже не мог их слышать. Потом продолжил прерванную мысль. – Государственное устройство – корень всех зол, приключающихся с человечеством. К власти приходят, как правило, алчные и властолюбивые ублюдки, нормальные люди в политику не лезут. Властители придумывают всё новые и новые способы угнетения человека человеком, строят тюрьмы, развязывают войны. Ульи вон придумали… Когда-нибудь мы научимся обходиться без них. Анархическое жизнеустройство докажет свою жизнеспособность, ведь с каждым веком коллективный разум планеты становится всё добрее и мудрее, и когда-нибудь всё население станет сознательным, свободным и счастливым.

– Но ведь это же нечестно.

– Что нечестно?! – пришёл черёд удивляться Илаю.

– То, что в это твоё общество попадают только избранные.

– Что поделать… Это суровая правда жизни. Только представь, как было бы прекрасно, если бы мир населяли только хорошие люди. Это был бы рай на земле.

Закари постеснялся возражать старосте, но на Доке он оторвался, буквально ворвавшись в его кабинет:

– Неужели вы не понимаете? Вы же неглупые люди. Какая, к чёрту, социальная селекция?! Это же оголтелый фашизм! Я знаю, что это такое, я в «Штирлица» играл.

Док отвечал спокойно:

– Ты чего это разбушевался? У нас здесь кричать не принято. Всё можно решить без истерик. Или тебе успокоительного дать? И никакой это не фашизм, приятель, это наука. Евгеника. Слышал? Наука об улучшении наследственного здоровья человека. Вот посмотри, это генетическая карта твоей пятой хромосомы, – он развернул какую-то схему на мониторе. – Вот эта последовательность нуклеиновых кислот, выделенная красным, обеспечивает твоё стремление к ответственному социальному поведению.

Сильвия везде сопровождала его. Закари заметил, что привязался к этой симпатичной, жизнерадостной девушке; в её присутствии он испытывал душевный подъём и приятное волнение, а без неё – ему как будто чего-то не хватало и приходилось этого самого «чего-то» ожидать с нетерпением.

Ничего подобного он ещё ни к одному живому человеку не испытывал. Да и к неживому тоже. В игре женские персонажи оцениваются по двум параметрам: внешность и как взаимодействие с ней может повлиять на прохождение игры. Внешне виртуальный персонаж всегда выигрывает у живого человека. Какой бы красоты ни был оригинал, ему всегда можно добавить размера груди и крутизны бёдер или утянуть в талии. Сделать черты лица более симметричными и правильными, подретушировать кожные дефекты. Среди пчёл было не принято иметь половые отношения в реале ещё и потому, что заниматься сексом с партнёром, испытывающим чувство неполноценности по сравнению с возможными виртуальными конкурентами и вследствие этого скованным и зажатым, было неинтересно.

К концу срока абсорбции в общине изгоев Закари должен был выбрать сферу приложения своих способностей. Формально рабочий день здесь вместе с перерывом на обед продолжался девять часов, но это правило мало кто соблюдал, если нужно было поработать подольше. Люди с удовольствием оставались на работе допоздна, потому что, как они говорили, «они работают на себя, а не на чужого дядю».

В итоге Закари с огорчением понял, что и здесь ему придётся тяжело работать. Будет примерно всё то же самое, что и в его прошлой жизни, только без ночных путешествий. Будет, конечно, Сильвия и натуральное питание, но всё же при мысли о таком будущем его брала тоска.

На пятый день пребывания Закари в общине изгоев выпал выходной.

Навещая его с утра, Док предупредил:

– Много пить не рекомендую. Как бы ни расписывали тебе лечебные свойства изгойских вин и настоек. Желудок у тебя всё ещё очень нежный – вывернет наизнанку. Вино можно попробовать, а вот напитки покрепче не стоит. Да и вообще, ты же не пил никогда натуральный алкоголь? Очень осторожно надо в первый раз. Он высвобождает агрессию, а в твоём состоянии это очень опасно. Лишенцы кидаются на людей, потому что агрессия, которая расходуется в регулярном гипносне, в абстинентном состоянии разрывает их разум на части. Один из компонентов моего медикаментозного коктейля помогает человеку не превратиться в зверя, но этиловый спирт вступает с ним в реакцию и нейтрализует.

Время в ожидании Сильвии молодой человек провёл в своём изоляторе за чтением – это было, конечно, не так занимательно, как гипносон, но ему нравилось это медитативное, умиротворяющее занятие. В итоге он задремал, уронив книгу на грудь.

В дверь тихонько постучали. Закари открыл глаза и разрешил войти.

– Привет! – прозвенел голос Сильвии. – А что это у нас вид такой сонный?

Он улыбнулся смущённо.

– Да вот читал. Уснул что-то…

– Это всё потому, что вас, пчёл, мёдом не корми, дай поспать. По-другому веселиться не умеете. А ну вставай, я тебе покажу, как оттопыриваются изгои!

Праздник традиционно проходил в развалинах древнего амфитеатра в трёх километрах от электростанции, на полпути к заброшенному посёлку миллионеров. Туда они доехали на знакомом грузовичке, на котором Сильвия несколько дней назад доставила Закари на электростанцию. Правда, на этот раз она была не за рулём, а с ним и ещё десятком изгоев в кузове на жёстких самодельных лавках. Все были возбуждены и горячо обсуждали предстоящее культурное мероприятие. Сначала должны были показать спектакль местной театральной труппы по Шекспиру, потом планировались танцы под живую музыку.

Амфитеатр царя Ирода оказался огромным и ещё крепким, несмотря на свой более чем двухтысячелетний возраст. Снаружи от былого убранства здания мало что осталось: стены из пористых от времени камней поросли травой и кустами, арки, ведущие внутрь, выглядели ненадёжно, хотелось проскочить под ними поскорее. Зато изнутри всё выглядело фундаментально. От полукруглой арены с мраморным полом вверх поднималось рядов тридцать каменных ступеней-скамеек. За ареной располагалась высокая сцена, фоном для которой служило море, катающее волны свои метрах в ста от сооружения.

Народ быстро прибывал и спешил занять места. Здесь собралось, наверное, почти всё население общины, кроме самых старых и малых. Для детей предназначались лучшие места на арене, уставленной разноцветными пластиковыми стульями.