– На лицо попытка внедрить в современный религиозный дискурс новый псевдонаучный цифровой культ, – бесцветным голосом, как нечто само собой разумеющееся, произнёс Анахну.

– Бидьюк!38 – похвалил Карлсон. – И это вам не какая-нибудь секта. Это претензия на новую мировую религию! Давайте уясним, какой функционал у действующих лиц. Ваши соображения?

– Амир – технический руководитель операции, Бронфельд – теперь уже очевидно —подставное лицо, месси́я, – сказал Евген.

Видимо, у Малыша был сомневающийся вид, поэтому Евген пояснил терпеливо, обращаясь именно к стажёру:

– Я тебе как-нибудь расскажу о том, как было подготовлено рождение Иисуса… Его всю жизнь опекали. Помогли с профориентацией; владение пролетарской специальностью во все времена положительно сказывается на имидже общественного или политического деятеля, а именно к таковым можно и нужно относить всевозможных месси́й. Потом внушили, что он философ и сын божий – это несложно… Потом помогли добиться более или менее широкой известности, дали какое-то время позаниматься пропагандой новой философии, а потом – вуаля, пожалуйте на Голгофу, и копьё в печень! И всё это потому, что нужен реальный персонаж – так гораздо проще на начальном этапе получить первый круг верующих из числа живых свидетелей жития́ сына божьего. В последнее время они действуют проще – вербуют месси́й из уже готовых, взрослых полусумасшедших, возьмите для примера любую секту или новую веру. У Бронфельда, опять же, сразу несколько рабочих специальностей в анамнезе, судя по его автобиографии.

– Категорически не согласен с нашим многословным коллегой, – перехватил инициативу на полуслове Анахну. – Бронфельд – летописец, апостол, не более того. Мессией должен быть этот да Си́льва, который придумал якобы как сознание переносить…

– Никогда! – обрубил Евген. Между ними чувствовалась какая-то конкуренция. – Он в бронфельдовской библии, которая в подражание Святому Писанию написана, как святой проходит – Сан Пауло. Раздел, ему посвящённый, – это же на «Житие святых» – пародия, а святой – это персонаж рангом ниже, чем мессия. Даже не апостол.

– Кроме того, этот персонаж скорее всего вымышленный, – вступил Карлсон. – Если бы такой великий учёный существовал, мы бы о нём знали. Не так ли, Буратино?

Тут все участники совещания услышали голос Буратино:

– Па́уло Оливе́йра да Си́льва. Родился в 1981 году. Доктор медицины, магистр математики. С 2020 по 2022 годы возглавлял нейрофизиологическую лабораторию Лиссабонского университета. Уволен за несоответствие занимаемой должности и распространение антинаучных идей. После чего след его теряется. Нахождение в настоящий момент неизвестно.

– Сумасшедший учёный – прекрасная кандидатура на ключевую роль в цифровой религии, – уверенно констатировал Анахну.

После паузы заговорил Карлсон:

– А я бы не стал исключать и самого Амира как предполагаемого мессию. Я понимаю, это не типично для наших конкурентов – использовать собственных агентов в мессианской роли… Но почему бы и нет? Новые времена, новые методы, эксперименты…

– А чем Малыш – не кандидат на второе пришествие? – сказала до сих пор молчавшая Дора.

Все удивлённо уставились на неё.

– Брось, Дора, – попросил Карлсон. – Кто он такой? В этом облике его никто не знает. Никакой истории у этого персонажа… Чушь. Ещё один свидетель. Один из апостолов, быть может. Не более.

И подытожил:

– А ты, Малыш – большой молодец! Если продолжишь в том же духе, то очень скоро станешь агентом!

С трудом засыпая после такого насыщенного впечатлениями дня, Даниэль пытался представить, что это за конкуренты такие у Карлсона и его команды, для которых внедрить новую религию – обычное дело.

Через пару дней позвонил Амир и назначил встречу у Бронфельда дома. Пообещал сюрприз.

На этот раз не было ни привычной выпивки, ни кальяна. Они просто разговаривали. И когда речь предсказуемо зашла о вечной жизни и божественных воплощениях, Малыш задал вопрос, который приготовил заранее:

– Послушай, Амир. А почему эти твои расчудесные арабские принцы прячут от всех технологию переноса сознания? Продемонстрировали бы научному сообществу, сделали бы достоянием общественности…

Бронфельд заметил скептически:

– Да-да. Потом получили бы патент и начали бы торговать бессмертием…

– Именно! – подхватил Амир. – И технологию, призванную изменить мир, постигла бы судьба какого-нибудь лекарства от рака. Она стала бы просто предметом спекуляции. Ты знаешь, например, сколько стоит курс Пульмозорила для полного излечения карциномы лёгких.

– Ну много, наверное…

– Много… До полумиллиона долларов! А знаешь, какова себестоимость этого количества препарата?

– Интересно.

– Вместе со всеми потрохами: затратами на разработку, на производственные мощности, на сырьё, электроэнергию, зарплату всех вовлечённых в производство и даже на рекламу. Ещё транспортировка и распространение по больницам Израиля. Готов?

Малыш кивнул.

– Пятьдесят долларов, Даниэль. Пятьдесят долларов… Наценка в десять тысяч раз. В этой наценке виллы, лимузины, яхты, вертолёты, самолёты, космический туризм и прочие элементы райской жизни нескольких семей соучредителей компании-производителя. Ещё устрицы, омары, чёрная икра, шампанские вина и коллекционные коньяки для владельцев компаний-посредников. А также откаты правительственным чиновникам заинтересованных стран, на которые они тоже могут позволить себе кое-что из вышеперечисленного.

– А как же оплата труда медперсонала, применяющего препарат? – напомнил дотошный Бронфельд.

– А за это, сладкий, медперсонал зарплату получает из государственного бюджета… Принцы же хотят сделать вечную жизнь доступной для всех, как воздух.

– Какие замечательные, бескорыстные принцы бывают, оказывается… Никогда бы не подумал! – восхитился Малыш.

Сюрпризом оказался разговор с «виртуальной обезьяной» по аудиосвязи. Это должно было стать ранее обещанным Амиром доказательством возможности виртуального существования после биологической смерти.

– Её зовут Лоло. Она может показаться странной, но не надо забывать, что она не совсем человек… – предупредил Амир, переключая канал связи на Даниэля. – Только не соглашайся сразу на игру в шахматы.

– Мы тебя оставим. В кафе посидим, – Бронфельд пошёл в спальню переменить домашнюю одежду на выходную.

– А с обезьяной поговорить тебе разве не интересно? – удивился ему в спину Малыш.

– Мы с Лоло старые приятели, мне надоело ей проигрывать.

– Привет, Даниэль! Я Лоло! – голос в динамиках был писклявый и резкий, совсем обезьяний.

– Привет, Лоло.

– Хочешь играть в шахматы?

– Погоди, не так сразу.

– Хорошо. Тогда расскажи о себе.

– Да не хочу я! Ты о себе расскажи.

– Я Лоло. Мне три года. Я была шимпанзе там, у вас, теперь я здесь. Здесь хорошо.

Я люблю играть в шахматы. Хочешь играть в шахматы?

– Пока нет. Как ты можешь доказать, что ты обезьяна?

– Я теперь не обезьяна! Здесь я – как ты.

– Что значит как я? Человек?

– Че-ло-век, – словно смакуя слово, произнесла Лоло.

– Хорошо. Тогда докажи, что ты человек.

Лоло подумала немного и спросила:

– Обезьяны умеют играть в шахматы?

– Наверное, нет.

– Я умею. Значит, я человек! – она весело и несколько диковато засмеялась с обезьяним подвизгом.

Малыш подумал, что такое определение человечности имело бы право на существование, если бы не одно «но».

– А машины? Машины тоже умеют играть в шахматы. Может, ты машина?

– Нет. Была шимпанзе. Боно́бо. Теперь человек. Не машина.

– Ты знаешь, что такое машина?

– Да. У машины колёса, она ездит. Лоло ездила в машине.

Малыш понял, что разговор зашёл в тупик.