Она сжала губы, затем разомкнула их и сделала глубокий вдох, чтобы заговорить.

— Селестин. — Его брови сошлись на переносице. — Ты помнишь, что она пыталась убить меня, не так ли?

— Конечно, помню. Просто…

— Это была не первая ее попытка.

В комнате воцарилась тишина, когда все головы повернулись в его сторону.

Словно почувствовав обращенное на него внимание, он развел руками и горько улыбнулся.

— Она ведьма, которая проклинала меня.

Аня и несколько других ахнули. Рассветные глаза Селестины округлились, метнувшись ко мне, как будто ища подтверждения.

Сефер подул в свой стакан с виски, прежде чем сделать большой глоток.

— И, честно говоря, я обижен, что ты думаешь, что я стал бы заниматься чем-то таким простым, как охота на нее со своими гончими. У меня есть кое-что гораздо более оригинальное для моей птички. Я собираюсь заставить ее парить. — Он одарил меня злобной улыбкой, прежде чем допить остатки своего напитка и встать.

Я не могла не вздрогнуть, не тогда, когда его голос был таким тяжелым от угрожающего обещания. Парить? Он собирался сбросить меня с одной из башен дворца?

Он вскинул голову.

— Вы мне надоели. Ты, — его глаза сузились, глядя на меня — особенно. Селестин, раз она тебе так нравится, можешь присмотреть за ней на ночь.

Он направился к двери и остановился, освещенный светом из коридора.

— Никто не причинил ей вреда. Ты будешь рада этому, когда увидишь, что я запланировал на завтра. — Бросив дьявольскую ухмылку через плечо, он исчез.

Мое сердце бешено колотилось о ребра. Не охота. Не гончие. Тогда что? То, из-за чего он не хотел, чтобы я пострадала.

По мере того, как болтовня медленно возобновлялась, вопросы преследовали меня, и я перебирала возможности. Ни одна из них не соответствовала угрозе, которую он оставил висеть в воздухе.

То, что Аня не последовала за ним, было небольшим утешением. Он был моим.

Селестин оставалась тихой и бледной. Вскоре после исчезновения Сефера она заявила, что уходит спать, и поманила меня присоединиться к ней.

Ее обычно элегантный шаг был резким и скованным, когда она вела меня в свои комнаты. Ее молчание задело меня, такое необычное, когда ей нравилось сопровождать все потоком болтовни.

Когда мы добрались до ее комнаты, она закрыла дверь и прислонилась к ней с долгим выдохом. Она покачала головой и повернулась ко мне.

— Как, черт возьми, ты все еще жива?

Я сделала шаг назад, ее слова отозвались диссонансом в моих костях.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты та, кто проклял его. — Ее слова были пронизаны смехом. — Он провел десятилетие, рассказывая о том, что собирался сделать с ведьмой, из-за которой его изгнали. Все способы, которыми он заставил бы ее страдать, планируя, как именно он убьет ее. И все же, вот ты здесь.

Лучшие планы людей и чудовищ.

— Значит, нас двое. — Я рассмеялась.

Все началось как ручеек, но чем больше я смеялась, тем нелепее выглядела ситуация.

Я потратила десять лет, придумывая, как его убить.

Все это время он планировал, как убить меня.

И никто из нас не был мертв.

Округлив глаза, Селестин наблюдала, как я согнулась пополам и обхватил себя за бедра, пока смех разрывал меня на части.

Я не был уверена, когда в последний раз издавала что-то большее, чем смешок, только слегка удивленный. Но теперь в уголках моих глаз собрались слезы, а в животе заболело от смеха во весь голос, который эхом разнесся по комнате.

В конце концов, это утихло, оставив боль на моих щеках. Я смахнула слезы со своего лица, посмеиваясь над самим фактом их существования.

— Ты…? Ты что, с ума сошла? — Селестин стояла очень тихо, глядя на меня. — Я бы не винила тебя, если бы ты это сделала.

— Не сегодня. — Я прочистила горло и откинула волосы с лица. — Но мне действительно нужно выпить.

Она медленно кивнула и подошла к графину на боковом столике.

— Мне тоже.

Мы свернулись калачиком в креслах-близнецах перед камином и подняли бокалы. Уставившись на языки пламени, я глубоко вздохнула и кивнула. Чувство спокойствия наполнило мои вены, как будто моя вспышка гнева выжгла пространство, чтобы оно вошло в меня.

— Позволь мне рассказать тебе сказку о двух сестрах…

ГЛАВА 32

Мы засиделись допоздна, и я рассказала Селестине все о Зиннии и нашей жизни раньше. Как мы были сиротами, зарабатывая на скудную жизнь попрошайничеством и случайными заработками у местных. Как мой несчастный случай вынудил нас уехать из города, назначив награду за мою голову. Я умолчала о деталях, просто сказала, что мой пробуждающий дар причинил вред другой девушке. Выпивка помогла скрыть горькое чувство вины, которое угрожало задушить меня.

Я объяснил, как Зинния подпилила мне зубы, чтобы замаскировать нас, и как, в конце концов, Позолоченные Солнца приняли нас. Зинния — потому что они увидели, что она красива и обладает врожденными навыками выступления. Я — только потому, что мы были одним целым. Я помогала за кулисами, но на самом деле это была работа, с которой мог бы справиться любой.

В течение многих лет я помогала ей. Я чинила ее костюмы и делала ей макияж. Мы вместе работали над хореографией и идеями о том, как сделать ее выступления масштабнее, качественнее, драматичнее и соблазнительнее. У меня было представление о том, что она делала после концертов — частных выступлений, — и по мере того, как я становилась старше, мое понимание тоже росло.

За все это время я ни разу не воспользовалась своим даром. Не после несчастного случая. Я старалась ни на кого не указывать пальцем на случай, если выпущу еще одно проклятие.

Но внутри меня это был бурлящий котел со слишком плотно закрытой крышкой.

Затем, в ночь, когда она умерла, я указала на мужчину, которого нашла стоящим над ней, и отпустила все это. В нем было столько магии, столько боли и ненависти, что это выстрелило в него, достаточно сильно, чтобы подействовать даже на фейри.

Но это не принесло мне облегчения.

Я потеряла не только сестру, но и причину, по которой была с Позолоченными Солнцами. Без Зиннии я была им бесполезна.

Я умоляла владелицу дать мне месяц. Месяц, и я бы заняла ее место в шоу, или они могли бы оставить меня в следующем городе.

Поэтому я с головой ушла в обучение тому, что всегда наблюдала за ней. Я использовала ее косметику, чтобы придать блеск своим волосам и сделать себя красивой. Я носила ее костюмы. Я взяла первые буквы ее имени и назвалась Зитой.

Я так легко заняла ее место в мире, как только оно опустело.

И так легко, что публика меня проглотила. Никто из них не понял, что я не та женщина с плакатов — их было напечатано так много, что нам пришлось использовать один и тот же дизайн в течение нескольких месяцев после ее ухода.

Через некоторое время, я думаю, остальная труппа забыла, что я не она. Как будто, может быть, я могла бы все исправить, и мы все могли бы притвориться, что я была той, кто умер той ночью.

Эрик больше всех.

Он всегда наблюдал за Зиннией из-за кулис, приоткрыв рот, с пристальным вниманием, и я всегда наблюдала за ним.

Затем, когда я заняла ее место на сцене, я также заняла ее место в его глазах. Но когда я, наконец, покорила его, я чувствовала себя по-другому.

Ничего не было.

Потому что без нее все было серым.

Именно тогда я поняла, что мое единственное лекарство — это месть.

Я строила планы. Эрик иногда присоединялся ко мне, делился идеями, смеялся, когда мне приходили в голову особенно удачные.

Это должно было стать моим предупреждением.

Он никогда не воспринимал это всерьез. Он никогда не верил, что я действительно пойду на это.

Вот почему он предал меня в конце концов.

Селестин выслушала и наполнила наши бокалы, ее глаза в одних местах расширились, в других сузились. К концу из них потекли слезы.