— Почему? — Я засмеялась и попыталась вырваться из его объятий и туго обернутого полотенца.
Он забыл. Скольких людей он убил, что может так легко отмахнуться от воспоминаний?
Я бы заставила его запомнить.
— Потому что ты убил мою сестру, ты, кусок дерьма.
Складки между его бровями углубились, как будто он был смущен.
Сбит с толку, потому что он не помнил. Ему было все равно. Ему было наплевать на Зиннию, на жизнь, которую он отнял, или на ту, которую он оставил разрушенной.
Я высвободилась из-под полотенца, легкие горели, когда я перекатилась на колени, лицом к нему, не заботясь о том, что я голая.
— Десять лет назад. Луминис. — Слезы жгли мне глаза, брызги слюны смешивались с моими словами. — Позолоченные Солнца выступали для Двора Рассвета, затем Восхитительная Зинния дала тебе и твоим друзьям частное представление.
Морщинки разгладились, и теперь его брови приподнялись. О, да, теперь все это возвращалось к нему.
Теперь он, блядь, вспомнил.
— Должно быть, она тебе не очень понравилась — или, может быть, слишком понравилась — потому что ты оставил ее в переулке снаружи. Ты выжал жизнь из ее горла и оставил ее лежать там, как сломанную игрушку. — Дрожь вернулась, но по совершенно другой причине. Ярость сковала мои мышцы, хотя они были слабыми после всего, что он сделал со мной в ванне. — Ты думал, что тебе это сошло с рук. Конечно, ты это сделал — ты гребаный принц. Неприкасаемый. Выше закона.
Я рассмеялась, горько и язвительно, оскалив зубы. Более чудовищный, чем человек, как и его зверочеловеческая форма.
— Но я видела. Я видела тебя. — Я указала на него, как делала, когда изливала свои проклятия.
Моя рука дрожала. Мое сердце колотилось. Мое горло обжигало с каждым словом.
Дремлющая во мне магия зашевелилась, подобно дыму, поднимающемуся от тлеющих углей потушенного костра.
Если бы только я могла проклинать его снова. Если бы только я могла указать и снова дать себе волю. Мне было всего восемнадцать; у меня не было такого воображения, как сейчас.
Теперь я бы прокляла его гораздо тщательнее.
Но я была невиновна. Я спешила, прячась за выброшенными упаковочными ящиками труппы. Лучшее, что я смогла сделать, это проклинать его за то, что он не смог скрыть свою чудовищную правду.
И я могла проклясть человека только один раз.
Я упустила свою возможность. Точно так же, как я упустила свою месть.
Он сидел с отвисшей челюстью и немигающими глазами.
— Я видела, как вы, Ваше Гребаное Королевское Высочество, стояли над ней, наклоняясь, чтобы взять прядь волос, как больной ублюдок, которым вы и являетесь. Вот почему я пришла сюда. Вот почему я пыталась убить тебя. Вот почему я ненавижу тебя и не перестану ненавидеть до своего последнего вздоха. — Я поднялась на колени и посмотрел на него сверху вниз. — Я найду свой железный кинжал и отомщу, или умру, пытаясь это сделать.
Его грудь поднялась и опустилась один раз, как будто он пробуждался от смерти.
— Ты была там. — Еще один вдох, на этот раз глубже. — Той ночью. Ты была там.
— Молодец, идиот. Я только что тебе это сказала. — Я усмехнулась, приятное ощущение напряжения после его прикосновения сделало меня такой расслабленной. — Я видела тебя. Твой хвост. Твои когти, поблескивающие в свете уличных фонарей. Твои желтые глаза, когда ты смотрела через плечо.
Тогда он ходил по своей столице, спрятав когти и хвост, а его узкие зрачки были изменены, чтобы казаться нормальными. Он просто выглядел как любой другой фейри. Приемлемо для Луминиса. Приемлемо для королевской семьи.
Но на том закрытом представлении со своими друзьями он расслабился и сбросил маску. Он стоял над моей сестрой, очевидно, меняющий облик. Я узнала достаточно во время наших ежегодных визитов в Эльфхейм, чтобы понять, что они считались немногим лучше животных.
Наличие такового в королевской семье Рассвета было постыдным секретом. Это лучше всего скрывать.
Своим проклятием я забрала это у него. Я рассказала правду.
Я проклинаю тебя, принц Эльфхейма, никогда не скрывать, кто ты такой.
Из-за меня его изгнали.
Но этого было недостаточно. Достаточно было бы только смерти.
— Сначала мне показалось, что ты меня заметил. — Я покачала головой, вспомнив тот момент, когда он повернулся, и свет упал на его лицо, блеснув в его безошибочно узнаваемых желтых глазах. — Ты смотрел прямо на меня из моего укрытия. Я клялась, что ты увидел меня. Но потом ты убежал.
— Ты. — Он сел, широко раскрыв глаза, зрачки сузились до щелочек толщиной с бумагу. — Ты.
Он оторвался от изголовья кровати. У меня не было возможности пошевелиться, прежде чем его рука сомкнулась на моем горле, и я оказалась на спине.
— Ты ведьма, которая проклинала меня, — прорычал он, вдавливая меня в кровать. Его когти вонзились в мою плоть, так близко к тому, чтобы разорвать яремную вену.
Я улыбнулась. Теперь он знал, и это было прекрасно.
Он был не только одержим человеком, который пытался его убить, но и без ума от ведьмы, которая проклинала его. Он попробовал ее кровь, сказал ей, что она восхитительна. Он заботился о ней, когда она была больна. Он боялся за ее жизнь. И он трахал ее пальцами, упиваясь видом ее удовольствия.
— Все это время ты была ею. — Его мышцы вздулись. Его лицо изменилось, нос стал шире и площе. Он возвышался надо мной, заставляя кровать стонать. — Я поклялся, что убью тебя.
— Тогда продолжай. — Я не перерезала ему горло, но его одержимость была на втором месте в моем стремлении отомстить. Я могла бы этим довольствоваться.
С ревом он оторвался от меня.
Комната сотрясалась от его рева, когда он бушевал. Столы раскололись. Набивка разлетелась по воздуху с изуродованного дивана. Вазы и миски разлетелись вдребезги.
Я едва успела сесть, чтобы увидеть, как он привязан к балюстраде балкона. Его полосатая фигура растворилась в ночи, когда вокруг меня закружились перья из разорванных подушек.
Тяжело дыша, я дотронулась до горла. Крови не было. И я была жива.
Возможно, боги были реальны, потому что это было гребаное чудо.
ГЛАВА 28
На следующее утро я проснулась сидящей у изголовья кровати, обернутой полотенцем.
Он не вернулся.
Я убрала стул, который засунула под ручку балконной двери. Это не помешало бы ему войти, но дало бы мне немного времени на предупреждение. Накинув халат, я вышла.
У меня пересохло во рту. Каждый волосок на моем теле встал дыбом.
Разрушенного храма, стоявшего на тропинке к озеру, больше не существовало. Там были только обломки. Растерзанные остатки кустарников усеивали лужайку. И среди них лежали низкие коричневые холмики с белыми и малиновыми крапинками.
Мне потребовалось мгновение, чтобы понять, что из некоторых из этих холмов торчали не ветви, а оленьи рога. Белая кость. Алая кровь.
Дюжина оленей. Все разорваны.
За угадывание, кто их убил, призов нет.
Или что.
У меня не было ни малейшего сомнения.
Я плотнее запахнула халат, обнимая себя.
— Твои воспоминания о той ночи искажены.
Я с тихим криком обернулась и обнаружила крупную фигуру принца, спрятавшуюся в дальнем углу балкона. На нем была свежая одежда. Его волосы были гладкого цвета розовой меди, как будто только что причесанные, хотя он не носил корону. Она все еще стояла в его комнате, где он снял ее вчера вечером перед ужином.
Голубоватый оттенок подчеркивал его желтые глаза, когда он осматривал поле опустошения.
Страх сжал мои легкие. Свирепая радость прошлой ночи улетучилась вместе с луной.
Его плечи поднялись на долгом выдохе, и его пристальный взгляд остановился на мне.
— Опять же, должен ли я удивляться, что человек все понял так чертовски неправильно? — С каждым словом он подходил все ближе.
Я попятилась, едва осознав, что он сказал. Я ударилась поясницей о балюстраду.