С улыбкой я закрыла глаза и позволила рукам пробежаться по своему телу. Легкие, плавные ласки зажгли мои нервы, когда я обхватила груди и пощипала соски. Жар пронзил меня до глубины души, как маяк, призывающий мои руки следовать за ним.

Пока нет. Пока нет. Не нужно спешить.

Если бы я подразнила себя, это сделало бы прикосновение, когда оно в конце концов наступило, намного слаще.

Я старалась дышать глубоко и спокойно, пока доводила себя до оргазма. Мои поглаживания скользили все ниже и ниже по моему животу, как у любовника, который угрожал доставить удовольствие, но в последнюю минуту отворачивался.

Я думала об Эрике, представляя его темные волосы и глаза и то, как они смотрели на меня, когда он прокладывал поцелуями дорожку вниз по моему телу.

Но когда я встретилась с его воображаемым взглядом, предательство пронзило меня насквозь, горькое и кислое — совсем не тот вкус, который я искала.

Когда я зажмурилась, на меня смотрело другое лицо. Жестокое и высокомерное, красивое и порочное, жаждущее моего унижения.

Предательство сменилось гневом, горячим и ярким, обжигающим мои вены. Но мой гнев на него был сладким. Это подогрело мое желание, а не испортило его, и я наконец позволила своим пальцам спуститься к моей ожидающей влажности.

Мне пришлось прикусить губу, чтобы не издать ни звука, и моя воображаемая версия принца ухмыльнулась этому факту. Мы с ним скользили по краям моих складочек, все еще дразня, все еще угрожая, не совсем позволяя то, чего я хотела.

Это трепетало у меня на нервах, как птичка у решетки.

Я сильнее прикусила губу, пытаясь контролировать свое учащенное дыхание.

Сефер был прав. Я была извращенцем.

Но пока это ненадолго избавляло меня от необходимости, это не имело значения. Никто не должен был знать, кроме меня.

С этой мыслью я позволяю своим ищущим пальцам скользить вдоль моего центра, от клитора к щели и обратно, прежде чем погрузиться внутрь. Мои пальцы на ногах вытянулись, каждый мускул напрягся, когда я представила, что это прикосновение было долгим касанием его языка, когда я лежала на обеденном столе. Он сказал мне, что я восхитительна, точно так же, как сказал о моей крови и моем страхе, затем наклонил голову, чтобы попробовать еще раз.

— Прекрати. — Его глубокий голос прогрохотал сквозь матрас.

Я замерла. Мое задержанное дыхание обожгло. Я сглотнула и медленно выдохнула.

— Прекратить что?

— Я знаю, что ты делаешь, питомец. Трогаешь себя. Получаешь удовольствие.

Я убрала руку, как будто это сделало бы мое отрицание более правдоподобным.

— Если ты заслужишь удовольствия, я доставлю его тебе.

Моя киска напряглась от обещания в его тоне. Чертовски извращенная часть моей анатомии.

С его стороны кровати что-то шевельнулось, и я замерла, ожидая его прикосновения, ожидая, что он выполнит это обещание. Мурашки побежали по моей коже, несмотря на тепло одеял.

— И поскольку ты чуть не погибла из-за собственного упрямства, ты не заслуживаешь никаких наград. Их дают только за хорошее поведение.

Я разочарованно выдохнула и осмелилась взглянуть в его сторону. В темноте его глаза блеснули, когда он лежал на боку, лицом ко мне. Скудный свет собрался в этих глазах, отражаясь в их глубине, как у дикого животного на ночной дороге.

— А теперь иди спать.

— Отлично, — фыркнула я. Я повернулась к нему спиной и замерла. Несколько минут спустя я посмотрела через плечо. Отражение его глаз исчезло.

В полной тишине я вернула руку на место и обвела клитор двумя кончиками пальцев. Мое приостановленное удовольствие с ревом вернулось к жизни, яркое и восхитительное, и, возможно, немного подпитанное обещанием принца.

Если ты заслужишь удовольствия, я доставлю его тебе.

Он хотел меня. Вопреки себе, он хотел меня, своего врага, женщину, которая пыталась его убить. Маленького человечка, который был близок к тому, чтобы справиться с этим.

— Я тебя слышу.

Я замерла и прикусила губу. Какого хрена? Как?

— Твое учащенное сердцебиение. Учащенное дыхание, которое, как тебе кажется, ты сохраняешь в тайне. — Проблеск веселья проскользнул в его тихих словах. — Эти скользкие тихие звуки, когда ты такая мокрая.

Я стиснула зубы, сдерживая стон. Услышав, как он сказал это, я почувствовала еще один импульс желания, и хотя моя рука замерла, я не могла не надавить пальцами немного сильнее. Это немного большее давление на мой клитор было восхитительным поддразниванием, настолько близким к освобождению, что мое тело напряглось ближе к нему, еще ближе.

— Скажи мне, Зита, пока ты трахаешь себя пальцами, ты представляешь, как я овладеваю тобой на обеденном столе?

Мое имя. Боже милостивый, мое имя у него на губах, то, как он мурлыкал через звук З. Если бы он позволил мне погладить его еще раз, я бы разорвалась на части от этого звука. Но я замерла и сглотнула, отказываясь признать, что он угадал правильно.

— Я задала вам вопрос.

— Нет, — выдавила я.

— Лгунья, — усмехнулся он. — Теперь убери руки от промежности, пока я их не связал.

Я напряглась от разочарования, когда подчинилась. Мой гнев выиграл битву с моим желанием и зажег мою кожу другим огнем. Стиснув зубы, я скрестила руки на груди. В другой раз, когда я была далеко от него.

— И не думай, что ты сможешь делать это и в душе. Я почувствую запах твоего возбуждения, и когда почувствую, приду и помогу тебе с этим. — Я могла слышать ухмылку в его тоне. — Я знаю, что маленькая больная часть тебя хочет этого, но я также знаю, что ты слишком упряма, чтобы уступить этому.

Он усмехнулся, и я крепко зажмурилась, ненавидя — презирая его за то, что он прав.

— А теперь спи.

ГЛАВА 23

На следующий день Сефер отнес меня в комнаты Селестины, ворча по поводу необходимости идти на встречу с представителем своего отца.

— Я бы предпочел, чтобы ты была рядом, но, по крайней мере, с Селестиной ты можешь спать, когда тебе это нужно. — Тем не менее, он нахмурился и сжал меня, когда она позвала нас войти.

Он одел меня в другое великолепное платье, на этот раз в более прочные туфли и плащ с меховой подкладкой. Казалось, что, хотя мы были в помещении, он не хотел рисковать.

Я сказала ему, что могу ходить просто отлично, но, очевидно, он и с этим не хотел рисковать.

— С ней все в порядке? — Селестин сразу же подбежала, ее тонкая рука убрала волосы с моего лица. — Как ты себя чувствуешь, Зита?

От ее прикосновения руки Сефер сжались вокруг меня.

— Я в порядке. — Я улыбнулась Селестине и попыталась высвободиться из объятий принца.

Он не опускал меня на землю.

— Ей нужно восстановить силы. Убедись, что ты хорошо накормила ее сегодня. Фрукты и овощи, орехи и немного мяса тоже. И много воды.

Он говорил как врач. Я рассмеялась.

Он этого не сделал.

Не разжимая губ, он подвел меня к дивану и опустил так нежно, что у меня снова возникло странное ощущение в затылке. Он опустился на колени рядом со мной, сведя брови.

— Веди себя прилично. — Кончики пальцев и когти прошлись по краю моей щеки. — Береги себя — а еще лучше, позволь Селестине позаботиться о тебе. Не выходи на улицу. Оставайся у огня. — Он взял меня за подбородок, золотистые глаза блуждали по моему лицу, опускаясь к губам.

Он собирался меня поцеловать?

Я бы не отстранилась — не отступала, — но все же.

Твердо кивнув, он ушел.

И я понятия не имела, что с этим делать… что бы это ни было.

Селестин, задумчиво прищурившись, некоторое время наблюдала за мной, затем оглянулась на дверь, которую он закрыл за собой.

— Ну. — Пожав плечами, она повернулась и принялась хлопотать надо мной, принося одеяла и тарелки с едой, стакан воды и чашку дымящегося кофе.

Я ела, пила и болтала с ней, но все это время это странное ощущение ползло у меня по затылку.

Неправильность. Вот что это было.