Бочку воды, стоявшую в углу и ждавшую своего часа, я опрокинул в бак на печи. Наколов сложенные у стены бревна здешним топором, отобрал кору. Когда огонь в печи возмужал, я начал добавлять обрубки, а после закинул и колоченные бревнышки. Теперь дело за малым — ждать. Имелось у крепости и еще одно достоинство — скрытый от лишних глаз погребок под каменной лестницей. Я подобрал вино посвирепее, обращаясь с бутылями без должного уважения. Еще бы! Нам все равно столько не унести. Сейчас сделаем добро Альтеру, а потом и Вивай.

В главном зале за столом корпел над пергаментом Рондо. Свеча точно очерчивала его грубоватый с горбинкой нос. Перо ходило быстро и беспощадно, точно, как под моим управлением в дни великого вдохновения. Правильно, Рондо, вот так! Я молча поставил ему на стол бутылку и тихо скользнул в коридор, держа в охапку еще две. Старик даже не обратил на меня внимания.

На улице стало уже совсем мерзло. Какие только чудеса не выкидывает башня… Я укрылся плащом и поторопился к Альтеру. У стены его не оказалось, и я даже успел немного разочароваться. Чтобы узнать его силуэт на смотровой башне, острого зрения не потребовалось. По хрупкой лестнице я пытался подкрасться к нему, но что я со своим тяжелым шагом против охотника?

— Пить охота. — сказал он.

— Ага, мне тоже. — я стукнул бутылки горлышками, — И у меня есть на этот счет идейка.

Он повернулся с огромной радостью в единственном не забинтованном глазу. В центре, параллельно шпилю крыши, я поставил фонарь. Он не даст тепла физического, но даст тепла духовного. Вместо скамейки Альтер воспользовался полуразрушенной стеной, я взял за пример.

— Я должен тебе кое в чем признаться. — сказал он, обнюхав горлышко.

— Вперед. — я сделал первый глоток.

— Кажется, я научился пьянеть.

— Это как это? Ты же эльф…

— Мог бы и не говорить, я помню.

Мы улыбнулись друг другу.

— Не знаю наверняка, но в прошлый раз, когда мы с тобой пили, я почувствовал то, что вы люди называете опьянением. Может мне показалось. Я намереваюсь это дело проверить. Ты со мной?

— Спрашиваешь.

Мы стукнулись бутылками. Что если башня меняет нас изнутри, пока мы бродим по ее лабиринтам?

Постепенно наплывали сумерки. Горизонт был уже едва виден. Чернота расползалась по округе. Тени становились глубже, свет цеплялся лучами за воздух, чтобы немного продлить свою жизнь в этом мрачном мире. Загулял густой и холодный ветер, а на башне его замогильная ярость ощущалась куда сильнее.

— Как думаешь, ждут нас сегодня еще сюрпризы?

Альтер ответил с толикой иронии:

— Нет, конечно! У нас, понимаешь ли, ограничение на одно смертоносное событие в день.

И хотя он был прав, в душе я отчетливо знал, что сегодня мы будем в безопасности.

К нам спикировал ворон и присел на камушек рядом с Альтером.

— А бодро каркает! — удивился эльф. — У вас, говорят, ворон предвещает большие беды и несчастья.

— А у вас, тоже слышал, говорят, что ворон — символ удачи и богатства.

— Есть такое…

Альтер медленно достал нож, аккуратно занес его над птицей и молниеносно опустил его. Нож проткнул крикуну глотку и вошел в щель между двумя валунами.

— Ну и зачем? — спросил я его, почему-то посмеиваясь.

— Так не будет у меня богатства и удачи, но зато и у тебя не будет бед.

Альтер вытащил нож, протер его, а ворона небрежно скинул вниз. Медленно-медленно пошел первый снег. Мы долго не могли оторвать взгляд от простора, обволакиваемого белым бархатом.

Мы быстро опустошили бутылки, и я отправился еще за парочкой. Вивай сказала, что ее подданный плохо ухаживает за принцессой, и ей даже самой пришлось подкинуть немного дров. Я исправил дело тем, что перетаскал бадьей горячую воду в деревянную ванну.

— Дальше справитесь сами или мне вас раздеть миледи?

— Благодарю, но ступайте.

Ну хоть алкоголь сегодня не подведет! Рондо остановил меня, заметив выпивку и дал мешочек соли, сказав, что без соли у них в роду никогда вино не пили. В следующие полчаса мы с Альтером старались выяснить природу его изменений «опытным путем», как говорили именитые академики. Я ужаснулся тому, что эльф опьянел быстрее и сильнее меня (мне это показалось жуткой несправедливостью, ведь идти за еще одной партией желания у нас не было). Еще много лет назад после войны с Шорданом, когда нас спросили, сколько спиртного нам выдать за наши заслуги, мы совершили гнусную ошибку запросив слишком мало, боясь выказать наглость.

Когда нам совсем похорошело, пришел Рондо и выдал дельную мысль: «Стоит их похоронить, пока земля не отвердела». Мы с Альтером оказались очень сговорчивыми, так что с энтузиазмом вырыли братскую могилу рядом с крепостью. Еще никогда я не складывал трупы в таком состоянии… Мы управились часа за два. Покойтесь с миром неизвестные мне люди, воевавшие с неизвестными мне даларийцами.

Как эльф быстро опьянел, так же быстро пришел в себя. Посерьезнев, он поклялся оставаться на страже всю ночь. А мне и вправду нужен был отдых после моего сотрясения. Но перед этим предстоял разговор, на который меня позвал Рондо. Я вяло плюхнулся на стул рядом с ним.

— Я хочу прочитать тебе стихи.

— О-о, это дело я люблю! А если они еще и написаны рукой великого мастера Рондо, я готов слушать во все уши!

— Постарайся не уснуть.

Он посмотрел на меня по-доброму, по-отцовски. И столько любви было в этих глазах… Я и правда годился ему в сыновья. Он часто слушал мои стихи. И теперь я отплачу ему тем же. Рондо начал хрипло, но затем, прочистив горло, медленно прочитал:

Годы прошли, я уже стар,

Необратимо время,

Необратимы слезы, сожаленье,

Ты не заметила каким я стал,

Все же подарив прощенье.

Ценой большой,

Но к уплате справедливой,

За твой покой

Я возложу молитвы.

Прошу тебя лишь об одном,

Оставь записку в сердце

О забытом всеми Рондо,

Но вспомнившем о чести.

Дрожащими руками он положил листок на стол и выжидающе посмотрел на меня. Я начинал слушать воодушевленно, но, когда он закончил, мне вдруг сделалось очень грустно. Я попросил его дать мне прочесть самому. Как же красив был его почерк… сколько в этих строках печали и радости. На душе стало тяжело, дыхание прихватило. На глаза наворачивались слезы. Всю жизнь Рондо мечтал о прощении от одного единственного человека, и здесь, в башне, он получил его.

— Существуют поэты, которые рождены ими быть. Они пишут, потому что должны писать, в этом их естество. А есть такие поэты, как ты. Поэты жизни, которые пишут тогда, когда их душа действительно того просит, ведь никаким иным способом больше нельзя ее открыть.

Рондо кивнул. Его удовлетворил мой ответ.

— Вивай, наверное, заждалась тебя. Иди к ней, а я еще, может, чего напишу.

— Да…

Встав из-за стола, покачиваясь, я побрел по коридору к ванной. Я обернулся, чтобы еще раз взглянуть на Рондо. Он улыбался теплой улыбкой.

В ванной было жарковато.

— Я успела дважды сменить воду. — заявила Вивай, когда я прикрыл за собой дверь.

Я выдавил из себя «прости» и начал раздеваться.

— Что ты делаешь?

— Хочу искупаться.

— Тебе придется подождать, пока я закончу.

— Ты меня не смущаешь.

— ТЫ меня смущаешь.

— С каких это пор?

Вивай улыбнулась, а из воды показался ее хвостик.

— С тех пор, как мы впервые увиделись.

— А-а-а… тогда… Тогда ты мне сказала, что я ни на что не годен.

— Потом ты доказал, что действительно был на войне, а не отсиживался в шатре, когда Шордан громил ряды Юсдисфальской армии.

— Но ты-то на войне никогда не была…

— Мне не положено. Война — развлечение для мужчин. Да и не по статусу.

Нагой я сел на край ванной.

— Никогда тебя такой не видел. Неужто крепость пробудила в тебе голубую кровь?