Василь замолчал, темнея лицом. Потом вдруг очнулся и стал остервенело загибать в стороны колючую проволоку. Я ему в этом деле помогал, и так мы двигались дальше, всё выше, пока вдруг на напоролись на ДОТ. Японцы нас заметили, открыли огонь из боковой амбразуры. Пришлось залечь и окапываться.
По нам били из пулемёта, но неприцельно. Так, скорее старались не дать приблизиться.
— Влипли, — сказал я и выругался, вжимаясь в землю. Как же ненавижу это ощущение беспомощности! Вот вроде бы ты, воин, вооружённый автоматом, с гранатами, а в такие моменты лежишь и чувствуешь себя червём. Сейчас возьмёт враг, да и наступит. От тебя только мокрое место останется, а сделать ты ему ничего не можешь. За ним сила, не за тобой.
Снова пожалел, что рации нет. Можно было бы арту вызвать, чтоб жахнула по опорнику, а лучше всего — ракетой или снарядом с самонаводящимся снарядом. «Размечтался, остолоп!» — отругал себя, вспомнив, в каком времени нахожусь.
— Товарищ ефрейтор! — вдруг раздалось неподалёку.
Я вздрогнул и навёл туда автомат по привычке.
— Здесь я, — отозвался Колесник. — Кто такие?
Неподалёку показались шестеро бойцов. Они больше чертей из преисподней напоминали, чем бойцов Красной Армии — такие оказались чумазые.
— Отделение сержанта Крапивина. Прибыли к вам на подмогу, — сказал один из незнакомцев.
— А где он сам?
— Так ранило его. В ногу. В тыл пополз. Отрядили бойца помочь.
— Ясно, — ответил Колесник. — Видите ДОТ?
— Так точно.
— Надо взять.
Повисла пауза. Я с бойцами согласился мысленно. Как приказ выполнить, если в руках одни автоматы, да ещё гранаты? Не в лоб же атаковать вражеское укрепление. Все тут поляжем, и что проку? Японец как сидел за бетонными стенами, так и продолжит. И хрен знает, сколько боеприпасов и жратвы у него там припасено. Может, ещё лет на двадцать?
Пока я думал, противник перенёс огонь в нашу сторону. Да так внезапно, что трое из шести прибывших получили по пуле — вскрикнули, застонали, закричали. Другие бросились им на помощь, а я даже на несколько мгновений растерялся. Как это получилось⁈ Но опыт подсказал: на войне всякое бывает. Даже то, что представить трудно. А сукин сын, что в ДОТе сидит, оказался слишком метким.
— Вперёд! — вдруг крикнул Колесник и первым побежал к укреплению.
Кто не был ранен, и я в том числе, поднялись и побежали за ним.
Навстречу — град свинца.
Залегли.
Василь выругался матерно, стал из гранат связку мастерить. Я ему помог в этом деле.
— Добросишь? — спросил его.
Ефрейтор кивнул. Привстал и бросил первую.
Впереди тяжело бухнуло. На нас посыпались куски земли и осколки бетона. Крошечные. Не поскупились японцы на материал. И не воровали на поставках, как в нашей армии образца XXI века, а то бы разнесло их ДОТ в мелкие обломки. Пришлось пригнуться. Но когда попробовали подняться снова в атаку, опять по нам резанули очереди. Одна, другая… Японец длинными бил, патроны не экономил. Сдерживал наше наступление, больше не старался прицелиться.
Колесник смастерил ещё одну связку.
— Василь, может, давай сам? — спросил я его.
Ефрейтор только злобно зыркнул на меня, ничего не сказал. Пополз вперёд. Приподнялся и швырнул в ДОТ ещё одну связку. Я видел, как она, ударившись о бетон, отскочила в сторону и взорвалась, не причинив укреплению ни малейшего вреда. После этого японец с пулемётом как остервенел: принялся лупить почти без остановки. Когда патроны кончались и надо было перезарядиться, его приятели начинали лупить из винтовок, не давая нам голов поднять.
Прошло ещё минут двадцать, а у нас опять потери: ещё двое бойцов перестали отстреливаться, — одного убило наповал, второго ранило. Тот, оставшийся, начал ему помогать. Но, стоило парню приподняться на чуть-чуть в выемке, где они лежали, как тут же схлопотал пулю в плечо. Вскрикнул и скрылся.
— Да твою ж мать! — выругался Колесник. Схватил третью связку и пульнул в ДОТ. Она долетела до самой амбразуры, из которой выплёвывал свинец японский пулемёт, жахнула там, но оставила лишь выбоину на бетонной стене.
Я не знал, что мы будем дальше делать. От подкрепления ничего не осталось. Только раненые и убитые. А ещё мы с ефрейтором.
— Что делать будем, Василь? Отступать надо.
Он опять глянул на меня, как на врага народа.
— А вот это уж хер с маслом! — рыкнул, снимая с пояса гранату. Последнюю.
Японский пулемётчик продолжил прощупывать пространство перед ДОТом. То туда очередь пошлёт, то сюда. Уже не так часто, как прежде. Видимо, решил, что выбил основную часть наступающих, и теперь можно не особенно стараться. Я скрежетал зубами, лёжа на холодной мокрой земле, поливаемый дождём. Но себя проклинал не за то, что решился на такую авантюру, хотя мог бы сейчас сидеть в машине под крышей и жрать консервы. Злился на себя за то, что ни хера сделать не могу. Будь у меня хотя бы ПТУР, я бы сейчас этот ДОТ разнёс на мелкие куски, и японским мамашам пришлось бы читать похоронки на своих «сыновей солнца» или как они там их называют.
Но ПТУРы ещё не придумали. Потому похоронки будут получать русские матери, рыдать над ними и болеть душой и телом. Я же, Владимир Парфёнов, старший лейтенант ВДВ, вынужден теперь лежать, как бесполезный червяк, и, сука, ничего сделать не могу!
Вдруг Василь, скрипнув зубами, — я аж с пары метров услышал этот звук, — вскочил и с пронзительным криком:
— За Родину!!! — кинулся прямо на ДОТ.
Я от неожиданности рот приоткрыл и дёрнулся было, чтобы последовать за ним, но вовремя себя сдержал. Один в поле не воин, но что Колесник вытворяет⁈ Зачем⁈
Дальше увидел такое, о чём только в книжках читал про Великую Отечественную войну. Думал раньше: сказки, выдумки, не бывало такого. Журналюги сочинили для красного словца. Им, паразитам, верить нельзя.
Василь Колесник, петляя, поскальзываясь на мокром грунте, упрямо бежал вперёд. Оказавшись около ДОТа, он бросился на амбразуру, швырнув внутрь гранату, и закрыл её своим телом. С широко раскрытыми глазами я смотрел, как изнутри навстречу ефрейтору вылетела пулемётная очередь. Она вонзилась в тело Василя, проделав в нём несколько дыр, и только алое облако полетело от спины во все стороны, сдуваемое ветром. Колесник дёрнулся несколько раз, затих.
— Су-y-y-y-ки-и-и-и! — заорал я, вскочил и, спотыкаясь и падая, побежал к ДОТу.
Внутри бушевала ярость. Мне было глубоко наплевать, станет кто-то стрелять в ответ или нет. Хотелось лишь одного: добраться до того узкоглазого ублюдка, который за полчаса выкосил целое отделение нашей пехоты, а в финале убил ефрейтора Колесника. В том, что Василь погиб, я, увы, не сомневался: не может человек выжить, если крупнокалиберный пулемёт превратил его тело в кровавый дуршлаг.
Дальше всё превратилось в калейдоскоп быстро сменяющих друг друга событий. Вот я добегаю до ДОТа, оказываюсь с тыльной его стороны, — там, где глубокий окоп в полный профиль, чтобы можно было входить и выходить из укрепления, не опасаясь оружейной стрельбы. Падаю на землю и первым делом швыряю туда гранату. Когда бухает, даю очередь. Спрыгиваю вниз. Пять шагов вперёд по траншее. Поворот налево. Выглядываю, и тут же мимо головы пролетает пуля и чавкает в землю.
— Банза-а-а-ай! — японский солдат бежит на меня, выставив винтовку. Штык-нож впереди. Отбиваю его автоматом, следом даю короткую очередь в живот врага. Он вскрикивает, бросает оружие и хватается за рану. Падает и воет от боли. «Не жилец», — думаю и наклоняюсь к нему: на поясе три гранаты. Снимаю их, одну тут же швыряю дальше по окопу.
Взрыв! Сразу за ним — стоны и просьбы о помощи.
Замираю, садясь на корточки и ожидая атаку. Но проходит несколько секунд. Минута. Вторая. Никто не бежит сюда больше. «Значит, опорник оборонять больше некому», — понимаю с облегчением и осторожно, чтобы не нарваться, иду дальше. За следующим поворотом японец. Грудь разворочена – ему досталось от гранаты. Рядом второй, жив ещё. Держится за изуродованную ногу. Причитает. Видит меня и с испугом смотрит: