«А как так вышло странно с Петрушей Велиховым?».

Эти младшие Смирновы и Велиховы — Ксю-Ксю, Юла, Тоник, Петр «Петруччио-Пиноккио-Буратино» и Саша «Халва» — с пеленочного, а впоследствии, сопливого детства играли на то самое слабо, от которого, я это прекрасно помню, у Сережи судорожно тряслись кисти рук и странно дергались глаза, парализуя веки и транслируя в человеческий эфир настоящую несознанку, а на финальном кону у этих доморощенных засранцев оказались, видимо, матримониальные отношения? Доигрались объевшиеся вседозволенностью и свободой золотые дети! Победитель все же получил красавицу-жену, а проигравшая Антония сейчас рассиживается с нами в клубе, выискивая возможную вторую половину, отодвигая ножкой деревянное расколотое корыто, и предлагая сестрам по скидочной цене провокационные товары для все еще сексуально неудовлетворенных взрослых деток…

— Не переживай за придурка, который тебя не оценил, циклоп, — Ксения продолжает утешать смеющуюся Нию. — Влад долой, найдем другого и достойного! Давай с тобой встречаться чаще! Вопросы, возражения? — нехорошим взглядом смотрит на нас с Юлой. — Этих сучек скучных я больше не считаю. Угу?

— Такой расклад меня устраивает, наш добрый доктор Айболит. Ну что ж, забились, цыпа, по рукам, пожалуй, — на полном серьезе Тоня моей сестрице отвечает.

А я, похоже, начинаю сочувствовать родителям, в особенности, нашему отцу. Младшие решили организовать секс-крест-поход? Как бы он впоследствии в бэби-тур не обратился!

— Зато мы Петеньку удачно пристроили, согласись, а то он спать без стыдобы уже не мог, — Ксения с кривой улыбкой, словно что-то пошлое именно сейчас припоминает, произносит.

— Это да! Здесь нечем крыть, родная. Я как вспомню, как он губы раздувал и шикал, — в ответ визгливо хихикает Ния. — Бедный! Он так сильно девочку хотел, что дергал член по поводу и без оного. С четырнадцати лет чесал себя и горько плакал в школьной раздевалке. А как развернул товар лицом… Господи ты боже мой! Смех, да и только!

— Тоня, я прошу тебя, — Юла еще раз младшую предупреждает. — Хватит о Пете.

— Последняя ремарка, любимая сестра. Если вы позволите? — с прищуром смотрит на меня.

«Валяй, засранка!» — про себя шепчу, а ей легко кивая, разрешаю.

— Подытожим! Что же было у Петруччио до счастливой, вероятно, выгодной женитьбы? Очень продолжительное половое созревание и маячащее на горизонте холостое воздержание. Вдобавок к перечисленному в общем — жалкое пятисантиметровое хозяйство, раскачивающееся не под весом, а на слабеньком ветру, задувающем в штанишки золотому шалунишке, и одно неопустившееся в кожаный мешочек крохотное яичко. Господи! Не могу! Петруччио женился на художнице, ни хрена не понимая в изобразительном искусстве. Встречался с ней, ходил за ручку, ставки даже повышал, подсматривал за мной и Владиславом. Вы, кстати, знали, что у него диагноз вуайеризм в каком-то там родовом анамнезе. У деда по материнской линии были с замочной скважиной огромные проблемы. И что же? Потом наш Буратино, увы, был вынужден сделать своей Мальвине предложение. Я думаю, назло какому-нибудь Пьеро, подразнивая Арлекино…

— Возможно он полюбил женщину, с которой долгое время встречался? — Юля осторожно высказывает предположение. — По-моему, ты ему завидуешь.

— Кого-кого он полюбил? — Тоня округляет взгляд. — Кому-кому я там завидую?

— Эту девушку, а завидуешь и ей, и ему, я полагаю.

— А-а-а-а! — теперь подкатывает взгляд и как-то искоса, но свысока, посматривает на всех нас. — Фух! Финал, куры, и мы все-таки закончили. Я истощилась вас, сучки, развлекать. Итак, будьте так любезны, цыпы, огласите тему нашей странной встречи! Кто выступил инициатором? Я так полагаю — наша Даша? — опускает голову, взирая исподлобья, с вопросом обращается исключительно ко мне. — По какому поводу собрались? — она несколько раз подпрыгивает на своем месте и на финал смешно плюхается рядом с Ксю, по-мужски раскидывает руки по бортику дивана и почему-то устремляет именно на меня свой взгляд. — Что скажешь, Даша?

У младшей двоюродной сестрички с головой по-прежнему не все в порядке? Не может жить без эпатажа? Если Ния не удивит кого-то, то можно считать, что день бесславно прожила. С ней простому смертному сосуществовать рядом не то чтобы не просто, а просто невозможно. Особый склад ума и жутковатая внешность в наличии у этой очень «славной женщины». Недаром Сережа называет свою младшую доченьку циклопом и утверждает, что она в поведении полностью копирует его. Ему, конечно же, виднее, хотя по внешности, чего уж говорить, Антония — вылитая наша бабушка, мама моего отца и дядьки.

Громко сглатываю и, словно проглотив язык, с ответом осекаюсь.

Мы, действительно, давно не собирались женской родственной компанией. По детству наши застольные чаепития — сначала в игровой форме, а затем в реальной, — носили более регулярный характер. Мы были дружнее. Сейчас остались лишь скупые поздравления по праздникам, редкие телефонные звонки с пространными вопросами и вынужденное общение, когда о том нас просят наши милые родители.

— Захотелось пообщаться, — пожимаю плечами. — А что?

— Скучно-скучно-скучно. Но! Все теперь понятно, — Ния смотрит на Юлу, которая с опущенной головой выкручивает себе пальцы и быстро пунцовеет всем лицом.

— Ты ведь в положении, дорогая, — подвигаюсь к ней и шепчу известные слова на ухо.

— Да, — поворачивается ко мне с застенчивой улыбкой на своем лице. — Тебе мама рассказала?

— Мамы обменялись новостями, Юля. Ничего такого! Я тебя поздравляю! — бережно сжимаю ее руки и укладываю их себе на колени. — А что Свят сказал? Он уже знает? Как он воспринял? Обрадовался?

Она вдруг низко опускает голову и что-то шепчет, двигая губами, при этом ничего вслух не произнося.

— Юль?

— Скучно-скучно. Ксения, что мы пьем? — Тоня громко задает вопрос.

— Апельсиновый сок! — Ксю демонстративно снова обнимает свой бокал и специально переворачивает его верх дном, показывая всем, как чересчур она унижена и сестринским невниманием оскорблена.

— Заказывайте, что хотите, — не глядя на нее, предлагаю. — Юль?

— Да…

— Хочу с тобой поговорить наедине, — щекой прикладываюсь к ее плечу и обнимаю. — Пусть эти тут сами, без нас, немного пощебечут. Что скажешь?

— Пощебечут? Ты нас, рыбка, так величественно прогоняешь? — Ния надменным тоном продолжает. — Идем-ка танцевать, Ксю-Ксю. Свободные птички должны держаться вместе и не подслушивать слезливые причитания замужних дам, — Тоня сильно наклоняется вперед, перегнувшись через стол, руками упирается в столешницу, затем оттолкнувшись, приподнимается и, по-звериному оскалившись, нам с Юлей в лица через зубы произносит. — Под мужиками и погибнете, слабовольные кретинки! Свят не вернется, Хулия! Приди, пожалуйста, в себя, пока не поздно. Какой у тебя беременный срок? Три-четыре месяца? Я в этих циферках не очень-то секу. Поболтайте с Дашей, у которой есть любимый муж. Наверное, вам есть, что с ней обсудить. Пеленки, распашонки, партнерские роды, слабый мочевой пузырь, тусклые волосы и выпавшие на фиг зубы, — оттопыривает два больших пальца вверх, показывая ручную радость. — Ну-ну! Ксюшечка, родная, я ведь жду!

— Иду-иду, — шепчет моя младшая, с опаской посматривая на меня.

И это очень правильно! Не стоит мелкой одноглазой и лупатой твари по очень скользкому краю ходить надо рвом с голодной на беременность очень нехорошей «Дашей»!

— Ния! — рявкаю и делаю встречный жест. — Уйди, пожалуйста, и побыстрее, — по-моему, я даже непроизвольно прикрываю Юлию собой. — Ксения, подъем! Шире шаг и побольше рвения. Вы собирались танцевать — танцпол заждался, цыпы, — специально вворачиваю прозвище, которым Тоня нас любезно за каждым разом называла.

— Ты даже не сообщила ему, что ждешь ребенка! — не обращая внимания на мои слова, рычит самая младшая Смирнова. — Скажи спасибо…

— Спасибо! — Юля вскидывает подбородок и гордо произносит. — Я счастлива, Антония, что ношу маленькую жизнь от любимого мужчины. А ты торгуешь презервативами, женской сбруей и двухметровым дилдо. Ты жалко выглядишь, циклоп. Подумай…