— Был занят с Женей, извини.

Отличный повод! Мне, скажи, козел, зачем такая информация, когда моя Ольга дует губы и строит из себя родительницу, у которой зять-тиран украл дочурку? Он, сучок, забрал, а отдуваться воздержанием мне?

— Ты…

— Мы под воротами, Леха. Женьку к ХельСми пристрою и подойду. А ты где? М?

«На нашем старом месте, братец! Поднимайся ко мне на крышу, только вниз не смотри» — издевательский ответ для своего братца, у которого охренительные проблемы с высотой, прокручиваю в голове.

— Леш? — по его голосу мне кажется, что Серж надо мной смеется. — Ты пока не в том возрасте, чтобы так чудить. Так, куда мне, сокол ясный, подгрести? Выпил, что ли?

— На нашу крышу к матери, Сергей, — укладываюсь спиной на разложенную подстилку на красной черепице дома.

— Окей!

Иностранец хренов!

— Поторопись, — я отключаю вызов. Таращусь ввысь, считаю небесные тела и загадываю до хрена желаний, разыскивая одну-единственную падающую звезду.

«Внуков хочу!» — через ресницы наблюдаю резкий белый хвостик падающей небесной странницы.

Значит, сбудется? Скорее бы уже…

Три месяца спустя

Даша

Она ненавидит меня… Уничтожает… Испепеляет взглядом.

Я вижу, как перекатываются желваки на женских скулах, изображая прямую и обратную волну. Она психует! Да как такое вообще возможно? Похоже, эта «восхитительная» женщина постоянный клиент стоматологической поликлиники. Ха! Еще бы — так стачивать зубную эмаль, потом никаких денег не напасешься, чтобы восстановить покрытие. Значит, ей щедро платят или она на взятках строит жизнь? Шоколадом точно мзду берет. Потом, наверное, шампанское, дефицитная икра, элитный кофе или на успокаивающих травках чай? Что из перечисленного я могу ей дать?

Она ведь ругает меня… Беззвучно, но дыхание женских слов я все же ощущаю. Ни в чем себе напыщенная благоразумная сука не отказывает… Всеми мерзким словами… Откровенно поливает… Про себя… Про себя, конечно. Профессионализм и пресловутая этика не позволяют этой дамочке высказываться перед клиентками открыто. Ментально лишь транслирует:

«Глупая, глупая, глупая… Злая… Лгунья! Врешь мужу? Дрянь!».

«Ну, плюнь мне в лицо, стерва! Я оботрусь и улыбнусь! Но рыдать здесь точно никогда не буду. Ну?» — слежу за ней и мысленно высказываю пожелания. Видимо, остро нуждаюсь в том, чтобы меня не просто щелкнули по носу, но и пнули, как следует, и отшвырнули по социальной лестнице назад. Да куда уж дальше-то? Хотя… Возможно… Возможно тогда… Возможно, я приду в себя или от чего-то навсегда освобожусь или смирюсь. Значит, так провидению было надо — покорись и спокойно умирай!

— Дарья? Дарья, Вы меня слышите? — негромким, почти баюкающим голосом обращается ко мне. — Даша…

— Я Вас прошу, — шепчу и медленно двигаю губами, опустив почти в раболепном поклоне голову. — Мне нужна Ваша помощь.

— Я не вижу никаких проблем в том, чтобы…

Еще бы! Абсолютно никаких! Какое тебе дело до меня вообще? Ты развернула пациентов, как конфетки, увидела неутешительную картину в целом, латынь задумчиво произнесла, поставила диагноз, выписала назначение, с Богом отпустила, получила вознаграждение и дальше жить пошла. А что делать нам, которых ты так лихо неизлечимой хворью наградила? А-а-а-а?

Ты никогда не поймешь меня! Никогда! Мы разные с тобой, возможно, из противоположных измерений, нас разделяет не пространство и не время, за которым, как известно, не угнаться, а тяжесть неподъемных человеком персональных жизненных ошибок, через которые каждая из глупых девочек прошла.

— Скажите ему, пожалуйста… Я Вас… — сильно заикаюсь с личным предложением.

— Ничего никому не буду говорить. Это абсолютно не мое дело. Я лишь констатирую медицинский очевидный факт, Дарья Алексеевна, а отношения в семье — это личное дело каждой женщины, попавшей ко мне на прием. Вы путаете, пациентка. Здесь не социальная или психологическая служба, а врачебное учреждение.

— Скажите моему мужу, что у меня были выкидыши. Два или три, например, — намеренно путаюсь с количеством женских неприятностей. — Много, понимаете?

— Это играет большую роль? Есть давным-давно сложившаяся патологическая ситуация, Дарья Алексеевна. У Вас колоссальные проблемы с зачатием, — она откидывается в своем рабочем кресле, скрещивает руки, обняв себя за плечи, слегка насупив брови и прокручиваясь на месте, продолжает говорить. — Проблемы однозначно есть! Об этом в Вашей карточке понятно и доступно для специалистов все написано. Вы требуете от медицины невозможного…

Пока я требую кое-что персонально от тебя, тетя! Всего лишь… Откровенную мелочь… Одолжение, не стоящее выеденного яйца… Долбаный пустяк!

Я умоляю солгать! Неужели это тяжело и неподъемно для этого врача в такой же «юбке», как у меня. Прошу ее солгать моему мужу ради сохранения нашей семьи! Я бы убила за счастье Ярослава, за его здоровье, за его спокойствие, за его прекрасную улыбку, за добрые глаза, за участие, за любовь, за секс с ним, за подаренную ласку, за мужское милое внимание, но сейчас, увы, не мне решать.

— Пожалуйста, скажите Ярославу, что я была беременна, — громко сглатываю и безобразно икаю. — Извините меня! Прошу прощения… — сама себя перебиваю, тянусь за любезно предложенным этой женщиной стаканом с водой. — Спасибо, — отпиваю, а затем по-детски вытираю губы тыльной стороной своей ладони. — У меня был выкидыш от Ярослава. Скажите, что…

— Допивайте воду и покиньте кабинет, Дарья Алексеевна, — уперевшись в стол ладонями, верхней половиной своего тела грозно подается на меня, — прием на сегодня окончен! Я хотела бы попасть домой.

«Даша, я уже подъехал, на месте, на первом этаже. Прохожу регистратуру, обхожу красивых дам. Куда сегодня идти, в какой кабинет? Где твой врач сидит? Сориентируй…» — пустым, холодным по подаче, но совершенно не чужим по содержанию, мобильным сообщением муж выдает поток вопросов.

— Помогите мне, я Вас очень прошу, — не своим голосом с застывшим взглядом в пол произношу. — Я не могу ему признаться в…

Поднимаю голову, смотрю на ни хрена не выражающее женское лицо напротив меня, вглядываюсь в напряженные мышечные линии, считываю мимику, зеркалю ее вид, жесты, даже лицевые судороги, отчаянно ищу поддержку, взываю к слабому сочувствию у той, которая — да-да, я не ошиблась в первом выводе — откровенно ненавидит меня.

— В чем? — прищуривает злые глазки врач.

Мразь! Мразь! Мразь! Ты же знаешь! Заставляешь вслух произнести? Я не могу иметь детей с любимым мужем из-за тяжелого аборта и нагрянувших по стандартному врачебному протоколу, неблагоприятных для будущего материнства последствий, о которых меня тогда неоднократно предупреждали в мои лихие, непослушные, упрямые, задуренные, беззаботные, амбициозные, красивые, счастливые восемнадцать лет!

«Будь ты проклят, Карим Назин, и твой глупый жалкий выбор, сделанный тогда не в мою пользу» — про себя смеюсь, испускаю желчь и проклинаю на чем свет стоит козла, из-за которого я, сама того не желая, жестоким образом обманываю Ярослава. Ненавижу Назина и его притянутые глубокомысленные решения. Он мудрее, потому что старше на три года или потому что он мужик и был не готов к такому, о чем я не хотела или постеснялась в то время говорить? Я не рассказала о ребенке и не каюсь в этом! Исповеди не будет никогда! Достаточно того, что я два года назад в его машине произнесла. Знаю и уверена, что меня за это запросто можно простить. В конце концов, а если тогда, четырнадцать лет назад, я просто не осознавала всю серьезность положения, мечтала об успехе, предчувствовала «золото» на предстоящем чемпионате, воображала свой экстаз от признания публики, да полагалась на любимый наш «авось», или откровенно не понимала, как сказать своему парню о том, что глупо залетела, что абсолютно не готова стать матерью, когда передо мной маячили другие перспективы — известность, слава, деньги, что боялась осуждения, наконец: