— Это Кирилл, — указываю Смирновой на сына, который машет нам свободной от защиты рукой.

— А рядом? — закономерный интересующий ее вопрос.

— Моя бывшая жена Виктория и новый муж, отчим сына, Андрей.

Даша ерзает, слегка тушуется, легко отталкивает меня спиной, пытается отвоевать свободу от моего ненужного сейчас внимания, немного отставляет зад, затем приподнимается на носки и выставляет руки на перила будки, словно хочет заскочить на них, и всматривается в пока еще пустующий от гонки путь.

— Можно вопрос?

— Конечно, — рассматриваю ее шныряющий передо мной слегка расхристанный каштановый хохолок.

— А здесь светофоры есть? Это же дорога? Как тут регулировка происходит? Или тут совсем нет правил?

Как это нет? Скажет тоже!

— Здесь действуют отмашки флага. Вон, смотри туда! — обхватываю ее за плечи и принудительно поворачиваю в другую сторону. — Какой разрешающий движение цвет у дорожного светофора?

— Зеленый.

— Значит, зеленый флаг — гонка началась.

Смирнова улыбается и кивает головой.

— А какой цвет заставляет водителя, да и пешеходов, проявить особое внимание? — задаю еще один вопрос.

— Ж-ж-желтый, наверное, — задирает подбородок, беснуется глазами по моему лицу, рассматривает не слишком гладко выбритый подбородок. Стараюсь прямо не смотреть на нее, но краем глаза все беглые оглядки замечаю.

— Правильно! Желтый флаг, Даша, на треке означает «снизьте скорость, проявите внимание и ждите разрешающего цвета».

— Ярослав?

— Да?

— Это страшно? — она не сводит с меня взгляд. — Какая скорость у гоночной машины? Хотя бы приблизительно…

— Почти четыреста километров в час, — отвечаю.

Даша застывает и вцепляется пальцами в пластиковую ткань тента.

— Обалдеть! Это же скорость самолета.

— Поэтому, Даша, мы не водители, автомобилисты или таксующие на бешеной скорости шоферы, а пилоты.

— Господи-Господи, — пищит, когда мимо нас на той самой почти неконтролируемой и совсем не чувствующейся внутри на месте гонщика скорости проносится очередной болид.

По-моему, ей все же интересно или я наивно ошибаюсь. Но, по крайней мере, она ни разу не отвела глаза от гоночного трека. А сегодня, без сомнения, было огромное количество интересных, как для юных гонщиков, моментов.

«Почему они виляют, Ярослав?» — «Так пилоты разогревают шины для лучшего сцепления с покрытием трассы».

«Смотри, уже зеленый флаг» — «Это значит, что основная гонка началась».

«А сколько кругов? Хотя бы приблизительно…» — «Если говорить о взрослом уровне, серьезном чемпионате, то, как минимум, сто!».

«А вот этот арлекинский флаг что означает?» — «Это финиш, Даша, и все закончилось!» — улыбаюсь и, видимо, немного обнаглев, перекрещиваю наши с ней живые пальцы правой руки.

— Он не победил, да? — с грустным видом поворачивается ко мне.

— Сегодня — нет, но у Кирилла все еще впереди. Это ведь начало. Идем туда, сейчас поближе с дебютантом познакомлю.

Снимаю наушники, при этом внимательно рассматриваю ее блуждающий взгляд через мое плечо. Затем выказываю заверение бывшему тренеру в том, что с сегодняшнего дня намерен чаще бывать у них на треке, чтобы замечать спортивные успехи сына, братаюсь с некоторыми давними знакомыми, подмигиваю бывшим конкурентам и помогаю Даше спуститься с командного постамента, почти как с божественных небес на грешную удобренную кровью землю.

— Благодарю, — подпрыгивает, когда я поднимаю ее тело, а когда приземляю, еще раз за простое действие благодарит. — Спасибо, Ярослав. Но больше не надо, дальше я сама.

Как скажешь, Даша! Мне ведь совсем не тяжело. Надеялся на то, что и ей приятно, но, видимо, обыкновенный знак внимания по-прежнему расстроенной Смирновой не зашел.

— Не за что. Идем, — не отпускаю ее руку, легонько тяну за собой к небольшой компании, в которой мой сын принимает первые искренние поздравления.

— Это Даша, — указываю на Смирнову, — а это Вика.

— Добрый день, — не выказывая удивления и злости, моя бывшая спокойно отвечает.

— Здравствуйте, — Даша в знак дополнительного приветствия слегка кивает головой.

— Я Андрей! — отчим сына протягивает мне руку для приветствия, посматривая на девушку, самостоятельно представляется. — Привет, Ярослав. Как дела?

Привет-привет! Все, видимо, неплохо, хорошо. Сын подскакивает к нам, словно выскочивший черт из табакерки, шустро забирается мне на спину и сразу же в объятиях сжимает шею:

— Ты видел, пап? Скажи, что было круто. Скажи-скажи.

— Отлично, сын, — наклоняюсь назад, пытаясь избавиться от накинувшейся бешеной мартышки. — Кирилл, познакомься, пожалуйста. Давай-давай, спустись с меня.

Он спрыгивает и, как Андрей, протягивает руку, но теперь не мне, а улыбающейся Даше.

— Кирилл Горовой, а это мой отец, — кивком указывает на меня. — Это моя мама, это Андрей, а Вы кто?

Вижу, как она смущается, стремительно краснеет, затем теряет свою улыбку, спускает, почти сливает в канализацию, только-только появившуюся радость темных глаз.

— Коллега по папиной работе, — Вика быстро выручает, а мне предусмотрительно кивает головой в знак того, что нам не за что как будто волноваться.

— Вы видели, как я зашел в тот поворот, Даша? — задыхаясь, задает ей ни к чему такому не обязывающий, простой вопрос.

— Да, конечно, — она прячет свои руки за худенькую спину и старается уйти с линии обзора сына. — Ты большой молодец, Кирилл!

— Я буду, как мой отец. Да, па? — с открытым ртом заглядывается на меня…

Ошибка, Ярослав! Охренеть, какая жуткая досадная ошибка! А ты, к тому же и до кучи, недоразвитый дурак! Я ведь наивно полагал, что развеселю, развею чем-то озабоченную Дашу, а на самом деле, вышло все не очень, скорее всего, стало только хуже, чем было до того.

На обратном пути она молчит, не смотрит даже прямо, лишь пальцем водит по своему оконному стеклу.

— Даш? — тихо обращаюсь к пассажирке.

— Угу, — замирает пальцем, искоса посматривая на меня.

— Все хорошо?

— Просто замечательно. Мне понравилось, Ярослав. Правда, — поворачивается ко мне, — временами было очень страшно. До жути, если честно. А тебе?

Она, похоже, с тоской и долбаным сочувствием смотрит на мою искусственную руку. Нескрываемое сострадание во взгляде, подступающие слезы, бездонные глаза, жалость беспокоящейся женщины или испанский стыд за то, что я такой неполноценный, однорукий черт? Этого мне вообще не надо. Сыт по горло! Нажрался по самое «не балуйся» еще семь беспокойных лет назад, а потому:

«Хватит! Достаточно! Обойдусь!»

— Не надо этого, Смирнова! — незамедлительно пресекаю ее попытки «погладить» по загривку искалеченную аварией и подпалившей по досадной неосторожности свой куцый хвост собаку. — Мне не страшно, тем более на треке. Никогда не было, «до» или «после», Даша, и однозначно никогда не будет. Было бы чего бояться! В жизни есть нечто более страшное. Поверь, пожалуйста, я определенно знаю, о чем тут говорю. Я обожаю скорость, люблю визг, пение движка, контроль болида, стойкий и немного въедливый запах топлива, почти туннельное, чересчур размытое, живущее на одних инстинктах зрение и я, — выдерживаю небольшую паузу, — абсолютно не боюсь, что когда-нибудь, возможно в следующей жизни, разобьюсь. Не будем, ладно? Даша?

— Угу.

Мельком замечаю одно, давно забытое, из прошлой жизни место на давно не патрулируемом — так уж вышло, — юношеском маршруте.

— Ты не торопишься? — сбавляю скорость, стараюсь прижаться к обочине импровизированного серпантина, сверяюсь с зеркалами и торможу.

— Нет, — она не сводит с меня взгляда. — Ярослав, я сказала что-то не то?

— Не в этом дело. Здесь прекрасный вид, да и собравшиеся сумерки позволяют рассмотреть сейчас то, что при свете дня не разглядеть. Ты не торопишься? М?

Она отстегивает ремень безопасности и укладывает пальцы на дверную ручку. Это означает, «нет»?

Я хорошо знаю это место: до мельчайших подробностей, до жалкого камушка, удушливой пылинки и тонкой травинки. Еще бы! Сколько раз проезжал этот обрыв после физически и эмоционально изнурительных тренировок, контрольных заездов, нескончаемых соревнований, триумфальных побед и бьющих по самолюбию поражений; живой-здоровый, с полным набором человеческих конечностей, с чистой кожей и без ожоговых рубцов… На теле, а впоследствии, на, и без того шрамированном, сердце. Точное количество проездов здесь сейчас я затрудняюсь назвать. Миллион? Или два? Возможно, тут уже другое исчисление надо подключать.