Кроме меня, конечно!

— Да.

И достаточно! Мне этого вполне достаточно. На этом, пожалуй, остановимся. Первое правило взрослых или честных отношений — друг другу безусловно доверять. Я верю Даше! Не знаю, почему, но абсолютно уверен в том, что она не станет мне врать.

— Поздно, Ярослав, — кивает на машину. — Мне пора домой…

Родители заждались?

— Домой?

— Если ты не возражаешь? — быстро следует к своему месту.

— Даш? — шепчу ей в спину.

— Угу? — прикладывает пальцы к замку пассажирской двери.

— Что у тебя сегодня случилось?

Ничего не отвечает. Щелкает замком, открывает дверь и забирается в салон…

— Это мой отец, — шепчет, рассматривая высокую фигуру, стоящую на въезде в их поселок.

— Мы задержались? — накатом подбираюсь к указанному ею месту высадки. — У тебя будут неприятности?

— Нет, но…

Она волнуется! Боится? Переживает? Что-то, видимо, не так?

— Хочешь, я с ним поговорю? — останавливаюсь, но не глушу мотор. — Я представлюсь…

— Не стоит, Ярослав. Все нормально. Мне пора, — отстегивает свой ремень, не сводит взора с родительского силуэта, но не смотрит на меня.

— Даш…

— Пока!

Она выскакивает из машины и вприпрыжку приближается к нему. Вижу, как подходит, как целует в щеку, обнимает, гладит мужские плечи, почти что вешается к своему отцу на шею, а затем, ярко улыбаясь, берет его под руку и разворачивает здорового мужчину в противоположную от моей машины сторону.

Ну, знаешь ли! Я так не могу…

Алексей

С некоторых пор в огромном доме на постоянной основе с приоритетом «Ультра» на пристальное и въедливое внимание с моей стороны к вынужденным постояльцам проживают три великолепные женщины — «мелкие жилички» — да чтоб меня на лоскуты порвало: моя жена Ольга и две дочуры, Дашка и Ксюшка. Исправляюсь-исправляюсь и приниженно руки поднимаю — Дарья, Дари-Дори, рыбка золотая, любимый грозный Царь в балетной пачке и «пуантах» с полиуретановым каблуком, и маленькая Ксения, Ксю-Ксю, серьезный свой рубаха-парень, конечно. Еще бы отчество, исключительно из уважения, не мешало девочкам добавить. Но! Я отец — с возложенной тридцать лет назад ответственности не спетляю, а малявки и без отчества неплохо чтятся. Чертова привычка язвить! Или шутить? Шутить-шутить, конечно же. Видимо, природную веселость ничем не искоренить. Одалиска и две маленькие… Папины прислужницы, наложницы Смирнова Алексея шестидесяти одного года от дня своего великолепного рождения!

— Оль… — с игривым шепотом подкрадываюсь к жене, готовящей что-то вкусненькое на рабочем кухонном столе. — Оля, Оля, Оля, — как заведенный повторяю. — Иди ко мне…

Выставляю руки и готовлюсь к захвату, которого ей точно не удастся избежать.

— Чего ты хочешь, Алеша? — не оборачиваясь, со смешком отвечает. — Имя повторяешь? Забыл, как жену зовут? Или это артикуляционное упражнение для разработки твоего бескостного языка?

— Ну-у-у, Оля-я-я-я, — обхватываю жену со спины за талию, притягиваю к себе, утыкаясь носом в распущенную копну каштановых волос. — Тепленькая, ароматненькая, очень вкусненькая. Так бы и съел тебя. М-м-м-м, — борозжу носом в парующей макушке. — Знакомый запах. Этот, как его? Базилик? Укроп? Фенхель? Чеснок? Кошачья мята? То-то я смотрю, штырит меня. Брови и ресницы дыбом встали, как на поднятии семейного флага. Внизу вообще аврал, мать. Очень тяжело стоять.

— Ты бы присел, любимый, — ехидничает одалиска.

— Цыц! Поговори мне, жалкая рабыня, — сжимаю руки и дергаю давно изученное тело. — Стоит все, душа моя. И не только, хе-хе, волосяной покров. Мур-мур, мур-мур! Вспомнил! — прыскаю от смеха. — Роз-ма-рин и пас-сиф-ло-ра? Угу?

— Смирнов! — Ольга прекращает свою продуктовую возню, укладывает мягкие и теплые ладони на мой ручной замок. — Отстань, Алешка! Сейчас не до тебя. Мне некогда. Смир-р-р-рнов!

Тут я не удивлен. Как всегда! Я бы отстал, но не хочу. Настроился уже на некоторое продолжение. Здесь начнем, а наверху закончим. Моей жене придется отложить готовку и перенести будущий праздник для желудка на очень неопределенный срок. На другое пусть и не рассчитывает! Уступить могу, но лишь с определенной целью — перетасуем любовные сценарии и выберем натуру, подходящую наметившемуся случаю. Вообще-то я ее запросто и здесь могу разложить. Благо дома мы одни! Так что, форс-мажором вынужденный перепихон на кухне не будем считать. Наши ролевые игры с одалиской расписаны далеко на годы вперед. Сегодня мы изображаем пару воркующих голубков, находящихся в состоянии глубочайшего мезальянса. Она неприступная красавица и на этом все! А я тиран, деспот, сатрап, угнетатель, жестокий начальник, откровенный самодур и просто нехороший человек, чьи властные полномочия по отношению к нежной подчиненной, оказывающей услуги исключительно интимного характера, проявляются в кухонной обстановке и только лишь в почти ночное время суток, когда «маленькие дети» в своих кроватках давно и преспокойно спят.

— Я! — откликаюсь на свою фамилию, прикусываю обводочек сладенького уха, а пальцами еще сильнее впиваюсь в мягкий женский живот.

— Мы ведь не одни, Алеша.

Она уверенно сказала, а я шаловливым болванчиком оглянулся по всевозможным сторонам.

— Ошибаешься, душа моя. Я один, ты одна, — хихикаю на ухо. — Чего время терять? Идем, — пытаюсь развернуть жену к себе лицом. — Олька, не упирайся. Все равно ведь будет по моему хотению, как в той самой сказке. Проходили же. Забыла, мать?

— Дашка не звонила? — вполоборота задает вопрос.

— Нет, — констатирую задроченную статистику, громко выдыхаю и вынужденно отпускаю жену.

Отхожу на несколько шагов назад, упираюсь задом в обеденный стол и демонстративно скрещиваю руки на своей груди.

— Старая дева наша Дашка, мать. Ты не находишь?

— Чего? — Ольга злобно переспрашивает. — Что ты сейчас сказал?

— Странные, говорю, дела творятся, жена, — с ехидцей отвечаю. — Эх-хе-хе! Не дождусь, видимо, когда тестем для какого-нибудь достойного Ее Величества стану или дедом, наконец. На деда, кстати, согласен даже без законного болвана. Пусть крошку рыбка принесет. Зашибись! Дожился, видимо, — хмыкаю. — Хоть бы в этой жизни, да при здоровье и адекватном сознании на внуков посмотреть. Одна нереализованная задумка в жизни осталась — девчонок хорошо пристроить.

— Пристроить? — не поворачиваясь, шикает на меня. — Они, по-твоему, вещи, которые нужно на подгон отправлять? Ты что?

— Возможно, звучит не очень…

— Именно! — с издевкой отвечает. — Просто отвратительно, Алеша.

Жена выпрямляется. Ха-ха! Вижу, что злится госпожа Смирнова, брезгует новым прозвищем ее любимого ребенка, лютует моя славянская душа. Сейчас, по-видимому…

— Ты отец, Алеша…

Вопрос, что ли, задала?

— С утра мой родственный с ней статус как будто бы не поменялся. А что?

— Отец… — глубоко вздыхает и еще раз повторяет очевидный факт.

— Оль… — кривляюсь, прищурившись, разглядываю потемневший пейзаж за окном. — Она очень странно себя ведет. Ты согласна, мать?

— И поэтому ты решил ее обидеть? Унизить и глупо обозвать?

— Нет, — теперь рассматриваю натянутую спину своей жены, проглотившей кочергу.

— Меня?

— Что тебя?

— Меня решил носом в свое дерьмо макнуть?

— Оля?

— Какого черта, Смирнов, ты так девчонку называешь? — расставляет руки и упирается ладонями в рабочий стол. — По-твоему, раз ей тридцать, то…

— Тихо-тихо. Вообще не об этом.

— Я спрашиваю еще раз, это унизительное определение ты употребляешь в отношении своей старшей дочери лишь потому, что она не познакомила тебя с потенциальным мужем? Не вышла замуж, когда ты себе этот момент обрисовал? Не родила тебе внуков, когда тебе удобно? Ты…

— Оль, я просто волнуюсь за нее, — опустив низко голову, глядя в пол, шепчу. — Она женщина…

— И этим, как говорится, все сказано. Ищешь параллели, да? Знаешь, что, Смирнов?