— До тебя на мои манеры никто не жаловался. Всегда «здравствуйте» и «до свидания» говорю. К дополнительно установленной тобой таксе на орал «спасибо» обязательно вверну. Без сдачи! Что еще? Деньги у меня есть, — их, сука, очень много, — назови цену и приступай. Я жду!
— Руку вытащи из кармана, плейбой, когда разговариваешь со мной. Я проститутка, Слава, но все-таки женщина, от которой ты хочешь получить минет. Так, что ты там прячешь, в том левом кармане? Нож или пистолет…
Семь лет назад
— Меня с-с-с-списали? — заикаюсь и глотаю слезы. — Конюшня отказалась от травмированного жеребца! Я теперь никто, папа!
— Ярослав! — отец орет, но в мои глаза не смотрит, бродит по больничной палате, шагами барражируя метраж. — Без гонок жизнь тоже есть. Оглянись вокруг. На дворе двадцать первый век! Это поправимо — лучшие врачи тобой займутся, подключим всех знакомых. Средства в наличии. Подумай лучше о том, что чаще будешь дома. Попробуешь, в конце концов, наладить отношения с Викторией. Мы с матерью уже забыли, когда в последний раз видели внука. Твоя жена…
— Бывшая! Бывшая жена! — подскакиваю на кровати и тут же морщусь от боли, по-прежнему кусающую змеиным жалом руку. — Какого внука? Он даже не понимает, кто я для него. Она… Она позаботилась об этом. Денег же я ни из одной военной кампании так ей и не привез. Свадьбу мечты не оплатил, лишь паразитировал на детской от государства помощи, когда был никем и батрачил на пит-стопе, а вот теперь вообще… Я инвалид! Мне конец!
— Замолчи! Скажи спасибо, что жив остался. Твоя дебильная военная карьера, теперь этот чертов неуправляемый спорт. Ты…
— Что я? Ну, давай, скажи, чего ты ждешь? Слизняк, да? Слизняк с отрезанной рукой? Скажи мне лучше, папа, вот с этим, — визжу, как бешеная баба, показывая то, что от меня осталось. — С этим жизнь здесь, в этом городе и в настоящем времени, хотя бы в этом, двадцать первом, веке есть? С этим у меня есть какой-то шанс на будущее? Вика будет просто счастлива. Просто-таки неописуемо, волшебно! Я так и вижу, как она с ехидненькой улыбкой, облизывая губы, говорит:
«Ярослав, любимый, подержи нашего сына, только, сволочь, смотри не урони!».
— Сынок, успокойся…
Рычу, пытаясь сжать белоснежную казенную простынь культей отсутствующей руки:
— Отец… Пожалуйста… Уйди!
* * *
А-0124008* — любое совпадение считать случайным. Персонаж выдуманный, о сложившейся комбинации цифр не берусь судить.
Пролог II
Смирновы…
Двенадцать лет назад
Даша
— Возраст? — мужчина в белом халате совсем не смотрит на меня.
— Восемнадцать лет, — на бедрах гармошкой собираю хрустящую ткань операционной одноразовой сорочки. — А имя нужно говорить? — зачем-то спрашиваю, медленно осматриваясь в белой процедурной комнате, обшитой мерзким кафелем почти до кромки выкрашенного божественным свечением потолка.
— Не надо. Это все в карте указано. Я читать умею.
Как-то странно! Значит, имя там написано, а возраст… Нет?
— Уверены в своем желании? Решение безоговорочное или Вас еще можно переубедить? Я мог бы попытаться, — замолкает, вглядываясь в мои данные, представленные в амбулаторной книжке, лежащей перед ним, — Дарья Алексеевна? Все правильно сказал?
— Да, — через широкое окно рассматриваю деревья, бешено раскачивающиеся на пронизывающем до костей ветру. — Да, да и да.
А в остальном — определенно нет!
— … если Вы меня послушаете, отключив эмоции и отбросив в сторону свой страх о том, что скажут люди, как на Вас посмотрят, о чем подумают, как будут обращаться с вами, как примут после, наконец. И потом… Я расскажу немного о другой стороне вопроса, с медицинской точки зрения, так сказать. Ну что? Безусловно «Да» — и Вы устали от меня, или «Нет» — «хочу послушать много повидавшего за годы адской практики врача»? Дарья Алексеевна… — мужчина, не поднимая головы, куда-то вниз с глубоким вздохом произносит. — Послушайте, послушайте, да послушайте же, — и все же направляет на меня сочувствующе улыбающиеся глаза, — милая девочка, это грех…
Доктор ухмыляется и о душевном просит? Не может быть. Мою греховность и его специализацию уж точно не соединить. Ему, по-видимому, смешно? Ну что ж, я понимаю. Очередная залетевшая пришла. Однако, это его работа, а я пациентка, клиентка операционного стола, набитая ненужным хламом глупая индейка, которую надо бы по-быстрому «расфаршировать».
— Да. Я уже решила, поэтому не стоит отговаривать. Все равно ничего не выйдет. Мы только потеряем время, а я и без того с этим затянула, слишком поздно в клинику пришла. У меня нет страховки, так уж вышло…
— У Вас ведь есть полис — в системе номер бьется, — вклинивается молоденькая медсестра. — Смирновы… Вас четверо по условиям договора…
Отец, мать и младшая сестра — все так! Продвинутая в медицине, и не только в ней, девушка, конечно же, права!
— Да, но я приготовила наличные. Хотела бы рассчитаться самостоятельно, не привлекая к этому событию, наверное, не знаю, как правильно сказать, социальную службу, поэтому, пожалуйста, не будем оформлять страховой случай. Деньги у меня есть, с финансами проблем не будет…
О том, что здесь произойдет никто не должен знать, особенно мои родители. Единственная, зато чересчур весомая причина! Ни в коем случае… Никогда! Я не переживу позора и того, что впоследствии скажут обо всем и без того уставшие от меня отец и мать.
— Даша? — врач обращается ко мне, отвлекая от бесконечных мыслей, роящихся в моих мозгах.
— Да? — взглядом возвращаюсь, стараясь сосредоточиться на том, о чем он хотел бы мне еще сказать.
— Вы понимаете, насколько это все серьезно? Ваш возраст, срок, плюс безуспешные самостоятельные попытки. Кто Вас научил такому?
Какая теперь разница? Все равно ведь ничего не вышло, да и упущенное время не вернуть.
— Это важно? — вскидываю гордо подбородок. — Не все ли равно? Я не изменю принятое решение. Пожалуйста, — умоляю, обхватывая себя руками, как будто от чего-то мерзну, хотя в манипуляционной комнате паркуется жара.
Не стоит этому мужчине знать, на что я, юная зазнайка, по своей наивной дурости надеялась, к чему стремилась и чего хотела добиться случайно получившимся интересным положением. Мечты остались лишь глупыми мечтами, единоличного желания, как оказалось, недостаточно, его для счастья — очень мало, поэтому пора с этим кончать.
— Здоровье пациента, тем более очень юной женщины, — приоритет для меня, как для врача. Давайте успокоимся и поговорим, например, о Вашем будущем. Обсудим риски и альтернативы, просто пообщаемся, стандартный диалог «доктор-пациент», — уперевшись руками в металлическую, играющую в резонанс, поверхность, приподнимается, чтобы выйти из-за своего стола.
— Не стоит, — выставляю одну руку и делаю шаг назад. — Все уже однозначно решено. Мой ответ — категоричный, это «Да»! Больше ничего не интересует…
О рисках все давно известно! Пора за то, что натворила понести ответственность и не слушать этого врача.
— Вам хотелось бы знать, как все пройдет? Последствия озвучить? — продолжает читать ненужные сейчас нотации.
— Не вижу в этом необходимости, — бурчу, поворачиваясь лицом к стене. — Есть небольшие представления об этом, — заикаюсь, тщательно фильтруя соответствующие слова. — Я ведь уже не девушка и отдаю себе отчет в том, что будет происходить. Мне все… — захлебываюсь слюнями, давлюсь проклятым языком, прокашливаюсь глупыми, давно заученными словами, — известно… Скажите, пожалуйста, анестезия будет? За дополнительное обезболивание я хотела бы доплатить. Поймите, пожалуйста, немножечко волнуюсь и все-таки боюсь… Боль плохо переношу…
— Отлично! Значит, серьезность положения Вы осознаете. Но все же, это ведь мой долг, таков врачебный протокол, Дарья Алексеевна Смирнова. Я ведь говорю о нехорошей процедуре, которую Вам предстоит сейчас перенести…