— Зачем? — распахиваю глаза и пытаюсь отмахнуться от него своей рукой.

— Не оттиралось… — усмехается в ответ.

— Дальше что? — я потихоньку завожусь.

— Ничего, — пожимает плечами и продолжает улыбаться мне. — Ничего, Даша. Я подумал…

— Ничего не выйдет, Славик. Уяснил? Хорошо слышно?

— Я…

— Встречаться с тобой не буду. Будь ты хоть трижды разведенным и без постоянных отношений. Меня подобное с некоторых пор не интересует. Усек?

— Не предлагал даже, — зачем-то тише добавляет нехорошие слова, — или пока.

— Ага понятно. Мне пора домой! — подскакиваю со своего места.

— Уже? — спокойно поднимается и выходит из-за стола, затем обходит угол и становится прямо передо мной.

— Поздно, — бегаю глазами по белой скатерти. — Родители заждались.

— Даш…

— Отойди, пожалуйста.

Это перебор! Он сильно забывается. Я чувствую его дыхание на моей избитой этой бабой щеке — определенно лишнее намерение, а этот фраер чересчур торопится.

— Нет! — резко отстраняюсь, при этом закручиваю ноги под столом в морской узел и задницей лечу не на диван, а на каменный узорный пол.

— Держу-держу. Поймал, не бойся, кумпарсита…

Не поняла? Чего-чего?

Даша

М-м-м-м… Э-э-э… М-м-м-м… Непрерывно и тихонечко мычу себе под нос. Почти не касаясь ладонями каменного покрытия кухонной поверхности, немного наклонив голову на бок, но удерживая на гордом уровне свой подбородок, передвигаюсь вдоль ящиков с многочисленной по формам и задачам домашней утварью. Меняя темп и ритм, с прикрытыми глазами рисую вытянутыми носками эллиптические воздушные узоры. Потом встаю на цыпочки, прогибаюсь в пояснице, вжимаю что есть силы в себя живот и одновременно с этим выпячиваю свободную от бюстгальтера грудь вперед, а вот теперь поочередно закидывая немного согнутые в коленях ноги, стараясь не касаться поверхности, вожу из стороны в сторону пяткой, устремленной под очень острым углом прямо в кафельный пол. На одно мгновение торможу, застываю, слушаю совсем не сбившееся дыхание, легко подскакиваю и мельницей тасую нижние конечности.

Вау! Круто! Получилось! Вышло-вышло! Теперь встает вопрос, а с кем бы из клиентов этот финт попробовать? С юной олигархшей, Катенькой Мурмиловой, и ее многострадальным Димой или взять Игоря, Сергея, например, и…

— Привет! — кто-то сильно обнимает со спины. — Все танцуешь, рыбка?

— Ксю-Ксю, ты очень тихо ходишь, милая. Так можно прежде времени поседеть или, что вероятно, хуже, каменного сердца лишиться. Я инфаркт в отчем доме получу. Зачем так делать?

Моя младшая сестра! По возрасту такая себе «малышка», но по объятиям почти, как наш отец. На ласку и родственные объятия у Ксении силы однозначно есть.

— Тихо-тихо. А кто еще тут может быть?

— Родители, как минимум. Не знаю. Кто еще? Возможно, гости или неупокоившиеся призраки нашего провинциального городка. Мало ли…

— Ага-ага. Призраки, гости. Даш, у тебя с головкой все в порядке? Или только «трам-пам-пам» звучит, немного резонируя с окружающей бездарной в танцевальном плане обстановкой?

— На разум не жалуюсь, малыш. Но, пожалуйста, побереги мое здоровье и сильно расшатанную нервную систему. М? Договорились?

— Не обещаю, но по информационно-новостной цепочке дальше передам. Что готовишь? — заглядывает через мое плечо в миску, которую я предусмотрительно отставила подальше от края кухонного стола, пока отрабатывала очередное хореографическое па.

— Омлет, — смеюсь, прикрыв глаза.

Тут все без изменений!

— Опять? Ну, ладно. На всех или только на себя любимую? — ощущаю прикосновение ее щеки к заднему основанию своей шеи. — Даш, опустись немного. Я определенно представляю себя недоразвитой мелочью, когда ты поднимаешься на свои танцевальные носки.

— Мелочью? Ты, вероятно, шутишь или тупо не проснулась? — хмыкаю. — Не сжимай меня, пожалуйста, тяжело дышать. Повисла на шее, словно надела лошадиный хомут. Давишь, как отец.

Мы абсолютно одинаковые с ней по росту и телосложению, даже цветом глаз в родителей пошли. Хи-хи! Выбора-то особо не было — одинаковый цвет радужки у наших предков. Темно-карий, чайный, кофейный, янтарный или вишнево-смоляной — как кому угодно. Придумывает или привирает младшая и, что самое интересное, абсолютно не стесняется. Фантазия из нашей меньшенькой так и прет!

— Дашка?

— Ну что? — вполоборота спрашиваю.

— Присоединишься к нам сегодня? — с тихой просьбой в своем, и без того спокойном, голосе произносит.

— Вообще-то были другие планы на этот вечер, — неспешно вместе с пристроившейся Ксенией на моей спине двигаюсь по направлению к газовой плите. — Ты мне мешаешь. Спустись-ка с дерева, мартышка.

— Не хочу, нет-нет. Не отпущу, — вдобавок пропускает мне под мышки руки, укладывает кисти на живот и вжимает меня полностью в себя, — пока не ответишь утвердительное «да».

— Я-то тебе там зачем нужна?

— Мы мало времени проводим вместе. Твоя работа, потом моя, потом…

— Мы родные сестры, Ксю, но уж точно не сиамские близнецы. Зачем я там? Еще раз повторяю. Ну?

Глубоко вздыхает и ерзает лицом между моих лопаток:

— Мы ведь друзья.

— И?

— Давно не виделись, — начинает поднывать.

— Передавай привет от меня и, наверное, — подкатываю глаза, обдумывая, что еще можно сделать, — пожелания всего хорошего и обязательно при расставании не забудь сказать «пока». Ксюш, отстань, а!

— Нет-нет-нет…

— Привет, малышки!

Ох, чтоб меня! Спокойный женский голос где-то рядом возле уха произносит, а вот веса на моем тщедушном, но все же гибком теле, прибавилось, вероятно, в общей сложности килограммов на сто двадцать пять.

— Ма-а-а-ам, — со скулежом в голосе выдыхает Ксюха.

— Господи! — стону я. — Я сейчас умру. Вы вдвоем задавите меня.

— Тихо-тихо, — мама, видимо, немного отступает, потому как я снова в состоянии дышать. — Что готовим, крошки?

— Омлет, — трезвонит сестра.

— Омлет, — подтверждаю.

— На всех или только на себя?

Господи! Смирновы, вы так неоригинальны в своих запросах.

— Даш? — сестра щипает мой живот. — На всех же?

— Если вы не перестанете на меня вешаться, то на одного едока, похоже, станет меньше и тогда омлет достанется только вам. То есть я готовлю, — прыскаю от смеха, — исключительно для вас.

— Привет, девчонки!

Ах, ах, ах! М-м-м-м-м! Ну все, пресвятые угодники! Определенно вижу Бога, да и ангелы уже по моей грешной душе заупокойную трубят!

— Па-а-а-ап! — в один голос с сестрой выкрикиваем. — А-а-а-а!

Вот уж у кого просто огромадные ручища. Отец через всю эту живую связку женских тел умудряется дотянуться до меня. Укладывает большие руки на маленькие ладони матери и сестры и с огромной силой, на которую только он способен, подтягивает к себе поближе перевязанный живой багаж.

— Ух, курочки мои! Уже с утра кудахчут! Чего готовим, мои наложницы? Когда там завтрак по расписанию, а?

В один голос, совершенно не сговариваясь, выкрикиваем:

— Омлет, — а от себя еще тихонько добавляю, — общая готовность где-то через полчаса.

— О! Однако! Мне подходит, — слышу, как он целует в щеку мать. — Давно воркуете, подружки?

— Дашка — да! А мы только встали, — отвечает за всех моя сестра. — Пап, ты тяжелый и большой. Жарко как-то, если честно. И потом, — прикусывает мою шейную ложбинку, — мы задавим рыбку, а кто тогда приготовит этот надоевший до язвы желудка — Даш, слышишь, смени диетическую пластинку, — о-м-л-е-т! — название блюда четко и по буквам произносит.

— Не вижу связи, Ксю-Ксю. Дашка падет, и ты подхватишь вахту.

— Любезно благодарю, отец, — обиженно звучу. — Падет — подхватит! Я типа не нужна?

— Я такого не говорил, Царь. Ты любишь на себя все брать. Юмор совсем не понимаешь, прям как твоя…

Не успевает высказаться потому, как получает, по-видимому, не слабенький толчок от того человека, на которого я похожа в вопросе по недопониманию очень глупых, немного пошлых, а иногда и недоразвитых, шуток.