— Я понимаю… — перебиваю и тут же затыкаюсь, продолжая слушать до жути скучный, а главное, совсем не нужный, монолог.

— … намекаю на Ваш индивидуальный случай, предупреждаю об осложнениях, а главное, о дальнейших перспективах и о розовых желаниях, вернее, об их утрате, возможно, навсегда. Теперь все ясно? М? — мужчина резко изменяет тон беседы. — По-прежнему положительный ответ? Это ведь не решение о браке, Дарья! Вы не обязаны говорить здесь «Да». Обдумайте то, что я только Вам сказал, и произнесите громко: «Нет»!

Теперь, похоже, дядька злится на меня? Беззвучно костерит? Материт или интеллигентно обзывает… Вероятно, шлюхой величает или сукой без мозгов, зато с вполне себе развитой маткой и щелью между не слишком длинных ног — мелкая дуреха! Мелюзга без мозга, но зато с пиз…

Я ведь не та, которая… Не та… Господи, как донести-то? Так случайно получилось! Возможно, все так говорят. Но я не тварь, не убийца, не грешница, не блядь, дорогой мужчина. Просто не выходит в жизни ни черта! Мой парень, мой первый парень, коварно обманул меня. Обычная история, каких на свете очень много, да и вполне закономерный гинекологический финал.

— Да, — шепчу, — вполне. Еще раз нужно повторить? — смаргиваю набежавшую слезу. — Сколько и как долго? Мне кажется, я опять теряю время. Могу подписать отказ! Если это важно…

— Немножко громче повторите утверждение! И, пожалуй, все! — мне кажется, теперь он подключил издевку. Разве пожилому дяде не понятно, что «тёте» жалких восемнадцати лет от роду тяжело о полной уверенности в этом деле заявлять.

— Да, — бухчу, несколько раз одно и то же повторяя. — Да, да, да, да, да…

Разводит руки в стороны, дергает плечами и с неприкрытой грубостью в набатом бьющем голосе идет ко мне:

— В том, что сделать собираетесь, Вы должны быть абсолютно непоколебимы, Дарья. Поэтому я еще раз уточняю, принуждения со стороны нет? Вас заставляют? Вы замужем, а муж не хочет? Или кто? Родители? Наверное, Ваш парень? Или это насилие, криминал?

Семейное положение в карте не указано? Да и сводок из полиции не поступало? Беспокоится мужчина. Бедненький! Переживает, видимо, за то, как он ночью будет спать после всего?

— Да, я понимаю. Меня не заставляют и я… Нет! Никого нет. То есть, — громко сглатываю, выдвигая подбородок вниз, — не замужем. Вы понимаете…

— Абсолютно! Этого достаточно! — он не дает договорить, резко обрывает. На шумном выдохе губами шлепая и, словно в припадке, подкатывая наверх зачехленные в круглые очки глаза, становится передо мной, своим присутствием заставляя сосредоточить на всей его фигуре взгляд слабого физически «врага».

Я не замужем — так получилось! Всего ведь не предугадаешь. Не замужем, не замужем… И, видимо, никогда уже не буду… Сегодня мой потенциальный жених или будущий муж выбрал точно не меня. Он ведь женится… Женится! Боже мой! Мой бывший парень регистрирует отношения с ней! Когда, когда? Настойчиво пытаюсь вспомнить. Ах, как же я могла забыть — да сегодня же, во Дворце торжественных бракосочетаний, в час дня.

Женится на другой девчонке, не на мне и даже не на ком-то из ближайшего к нам окружения, он женится на той, которую выбрал сам или было принуждение, о чем упорно мне талдычит этот врач? Кто она вообще такая? На ее месте должна быть я… Я ведь беременна от него. Но вместо заднего сидения в машине экстракласса в брачном кортеже меня степенно ожидает растопыренное кресло гинеколога.

— Куда мне пройти? — до искр из глаз зажмурившись, спрашиваю у врача.

— Туда, — рукой, не глядя на меня, указывает направление. — Располагайтесь. Я подойду сейчас.

— Скажите, — хватаю за горячую ладонь. — Будет больно?

— Будет, — с ухмылкой отвечает, рассматривая наши руки.

— Я думала, что мы договорились…

— Об анестезии? — снимает очки, заглядывая мне в глаза.

— Да, — чудную околесицу несу. — Вы ведь обещали. Послушайте, пожалуйста, деньги есть. Сколько? Я Вас прошу…

— Мы произведем обезболивание. За это не переживайте, Дарья Алексеевна.

— Хорошо, — быстро выдыхаю, прикрыв глаза.

Врач хмыкает, прижав к груди свой подбородок, тихо продолжает:

— Но больно будет, девочка! Просто адски, невыносимо! Повеситься захочешь, детка. Со временем, конечно. Но… Не сейчас…

В этом сильно сомневаюсь! Хуже ведь не будет, а ребенок мне вообще нужен, тем более от подлеца, от предавшего человека.

Двенадцать лет назад

Сергей

Никогда бы не подумал, что найду свою любимую племянницу в гинекологическом отделении, отходящей от наркоза после жуткой процедуры, с высокой температурой и огромными слезами в коричневых, как и у родного старшего брата, глазах.

— Дашка, привет, — шепчу, пристраивая стул посетителя к ее кровати. — Что произошло, детка?

— Сере-е-ежа… — жалобно скулит в ответ. — Я так рада тебя видеть. Забери меня, пожалуйста, отсюда, только ни о чем не спрашивай.

Она лепечет какую-то несусветную чушь — ей-богу, от нее не ожидал такого. Поверить, если честно, не могу, что в реанимационной палате с ней сижу.

— Только не домой, мне ведь пока нельзя к родителям. Куда угодно, но только не к ним. Отвези к себе, если это возможно. Ты ведь живешь один. Плохо себя чувствую, нужно время, чтобы все прошло. Дядя, помоги, я тебя очень прошу…

— Тшш, Даша. Тихо, рыбка золотая. Я разговаривал с твоими врачами. Зачем ты так, малышка, м? Родители ведь не в курсе, да? Правильно понимаю? Ты чего-то боишься? Или кто-то напугал?

Отрицательно мотает головой, елозя волосами по подушке:

— Только папе не говори, Сереженька. Умо-о-о-ляю! — по-собачьи подвывает. — Он меня убьет…

У нее, похоже, бред. Лешка одним ударом кулака пришьет любого за нее, за свое первое любимое дитя. Племяшка очень сильно ошибается. Конец придет тому, кто посмеет жалким пальцем тронуть дочь, но на хладнокровное убийство своего потомства мой братец точно не способен. Это ложь!

— Не скажу, детка, нет проблем. Ты же знаешь, по секретам я могила! Клясться надо?

— Нет, — со всхлипом отвечает, — обойдусь.

— Дари-Дори, ты чего, малая? — стараюсь улыбаться и испуганного вида ей не демонстрировать.

Но, если уж по чесноку, то я до чертиков страшусь последствий. И так родимых фобий, как говорится, до хера, а тут еще моральные проблемы колом стали. Боюсь себе представить, к чему все это может привести. Скрывать ее состояние весьма проблематично, если откровенно. Что дальше будет? И потом, у меня ведь тоже дочери имеются. А что, если, например, Юла такое отчебучит? Тем более сейчас, когда мы вместе не живем с женой. Пока находимся в разводе, пусть чика тешится и помнит, что я отчаянно накапливаю силы для броска и не забываю о по-дебильному утерянной семье. Перезагрузим наши отношения и заново начнем. Уверен, что Женька стопроцентно снова выйдет замуж за меня.

Блядь! А если это будет Тоня? Только этого мне для полноты картины не хватало… Да уж, девочки, звездец!

Племянница захлебывается истерикой, хрюкая, выплевывает непонятные, почти животные, слова.

— Пожа-а-алу-у-уйста, — икает безобразно, очень громко, и вместе с этим руками растирает воспаленные глаза. — Дядечка… Мама… Папочка… Нельзя домой. Понимаешь?

Врач все мне рассказал, когда по ее же просьбе связался со мной. Я ее доверенное лицо, как оказалось! Ну, кто бы мог подумать! Детская увлеченность духовно недоразвитым родственником у Смирновой младшей даром не прошла.

— Что ты натворила, маленькая? Какая в том потребность была? К чему так люто? Дашка, а ну-ка перестань! — пытаюсь оттянуть ручонки, полосующие кожу, ногтями разрывающие щеки, губы, нос, почти что хирургически выскабливающие теплые кофейные глаза.

— Сереженька…

Нет! Не выйдет у нас с Дарьей разговора! Что-то надо делать? Нельзя драгоценное время потерять!

— Ты понимаешь, что страшно заболела? — четко и спокойно задаю вопрос.