— Не верю! — обрывает.

Хотела бы сказать:

«А зря!»,

но он прав — ведь не было такого никогда. Я, видимо, на взводе, пытаюсь очернить его и обелить себя, мол, бедная, несчастная, достали жутко остолопы.

Но «шалава на подтанцовках», Тема, это мерзко, даже для тебя!

— Ты ведь соблазнила, Дашка! Ты первая все это начала, ты вешалась мне на шею, ты цеплялась, ты…

Конечно! Это все я! Я, я, я, я! Сучка захотела, а кобель реализовал. Киваю молча, не произнося ни звука. Пусть тешит и успокаивает так себя.

— Ты подвезешь меня? — усаживаюсь на край и низко наклоняюсь за трусами, закатившимися под кровать. Носом чищу пыльный пол, и там, под большой кроватью, замечаю груду нижнего белья — бюстгальтеры всех мастей-размеров, трусы и панталоны, чулочные подвязки, и даже… — По-моему, там портупея? — прыскаю от смеха. — Уздечка, как для лошадей? Ты… — распрямляюсь, прищурившись, рассматриваю Артема. — Ты…

— Что? — замирает, глядя на меня.

— Ты любишь «нетрадиционал»? Вау! Живодер по бабам! А плетка есть?

— Убирайся! — рычит, рукой указывая направление. — Пошла отсюда!

Он прав — уже пора!

— Мне жаль тебя, Артемий.

— Себя, стерва, пожалей. Пошла на хрен! Не смей звонить и искать встреч. Ничего не выйдет. И шантажировать меня не думай — я разберусь с тобой…

Ой, дурак с отбитой бабами башкой! Где были мои глаза, рот и уши, а самое главное, где в день нашей встречи был мой трезвый ум и гордость? На каком этапе грозный Царь откинул здравый смысл и поддался на рыжую провокацию в штанах?

— Не переживай, — подпрыгивая, натягиваю трусы, снимаю с абажура лифчик, босыми ступнями шлепаю к креслу, на котором свалена моя одежда — футболка, узенькие джинсы и куцый безрукавный пиджачок. — Мне, действительно, очень жаль тебя, Артем. Ты больной… Больной на баб! Рано или поздно твоя жена застукает тебя. И, как ты там сказал, она на многое способна! Я бы на твоем месте для конфиденциальных встреч подготовила какое-нибудь конспиративное жилье, а не использовала супружескую кровать. Противно, если честно. Ты знаешь, я сочувствую этой женщине. Бедняжка вынужденно нюхает твоих баб, когда ты исполняешь долг по расписанию вот на этом «поле», — рукой указываю на матрас.

— Даш…

Ну вот опять!

Теперь, по-видимому, нахлынуло раскаяние или он не хочет потерять меня. Жена опять уедет, а ему необходима та, с кем он намерен скрашивать пустые, вынужденно одинокие в кровати вечера. Готовь квартиру, Тёма! Но не для меня!

— Я все поняла, Артем. Спасибо. И, наверное, довольно. Пора и честь знать.

— Пожалуйста… — шагает позади меня, суетящейся без определенной траектории по этой спальной комнате.

— У меня есть принципы, Карташев. Представляешь? — разворачиваюсь на скорости, въезжая своим носом в грудь козла.

— Ты ведь знала, что я несвободен, — шепчет. — Даша…

— Не знала.

И он, действительно, не прав! Не знала, не знала! Своим дебильным поведением сегодня он сам спалил себя.

— Ты умная девчонка — это сразу видно. Яркая, живая! К тому же офигительно танцуешь…

Охренеть, какой он комплимент сейчас отсыпал! Я просто «офигительная шалава в последней линии на подтанцовках, провинциальная плясунья кордебалета», но, видимо, с потенциалом, раз сам Артемий Карташев членом застолбил меня.

— У тебя красивые глаза, волосы и тело. Ты словно пластилин в мужских руках.

— Я дешевка на подтанцовках, Тёма. Ты только что сам сказал. Провалы в памяти? Надо бы проверить кровяной поток и проходимость всех сосудов головы, — поднимаю руку и указываю те потенциальные места на основании черепа, на которые неврологу следует обратить особое внимание при проведении обследования, — возможно там залежалый тромб, сплошная темнота, непроходимость, а впоследствии — инсульт и ты, Тёмыч, превратишься в откровенные дрова. Про пластилин, — смеюсь, — кстати, очень правильно заметил. Каждый с теплыми руками может, как сам захочет, под свой образ и подобие, изогнуть меня. Но, пожалуй, на сегодня хватит. Я устала от грубого внимания и топорных комплиментов недоделков, вроде тебя. Хочу сменить хозяина, ты сильно перегнул мое сопротивление.

— Прости за это. Но ты действительно красавица. Это правда! Даша?

И дура, Карташев! Я просто дура! Об этом ты забыл сказать или умышленно язык засунул в зад?

— Нет.

— Нет — не простишь? Или нет — не красавица? — склоняя на бок голову, пытается в щеку поцеловать. Брезгливо отстраняюсь, хищно искривляя губы, я моментально выставляю зубы:

— Довольно! Мне на работу пора. Ты подвезешь меня? А впрочем, обойдусь без твоих подачек! С дороги! — рукой пытаюсь убрать с намеченного пути козла.

— Даша, Даша, Дашенька, ну, пожалуйста. Тихо, тихо, киска!

— Закрой рот, — шиплю, глядя ему в глаза. — Еще раз…

— Зачем ты врешь, малышка? — усмехается. — Кудряшка с чайными глазами. Знаешь, на кого ты похожа?

На отца! На своего великолепного отца! Еще на мудрую и вдумчивую мать! Но уж точно не на твою пластилиновую игрушку. Со мной нельзя играть. Слишком многие пытались это делать, стараясь посильнее растянуть и разломать. У них не вышло, а у тебя, козел, тем более ничего не выйдет.

— Не желаю даже слушать. Не имеешь права, что-то подобное мне с умным видом заворачивать. С дороги, я сказала. Наш разговор окончен. И да, я не вру, Артем. А вот ты, скотина, запросто меняешь все понятия. К тому же все, что сейчас тут произошло, ты очень круто организовал, срежиссировал, провел и отыграл. Проснулся, потянулся, облизал меня, а затем нагнул и отъе.л. Пусть и не физически! Это я бы выдержала. Ты изнасиловал меня словами. Не называя прямо и открыто проституткой, шлюхой все-таки назвал.

— Дашуля… — пытается лицо мое в свои ладони, как ковшом, поймать.

— Дарья Алексеевна для тебя, — отворачиваюсь и отступаю на два шага назад. — Танго, Карташев, тот страстный танец, которому ты пришел учиться в нашу школу, не подразумевает подлый секс за спиной у женщины, с который ты повязан официальной обязаловкой. Надень, будь так добр, обручальное кольцо на палец и не давай надежды дурочкам. Тебе меня должно быть предостаточно! Ты, кажется, предупреждал меня, что если я вдруг решусь на жалкий шантаж козла, то… Короче, если ты еще когда-нибудь заявишься к нам в зал, я тут же вызову полицию и сделаю признание о том, что рыжий черт несколько раз изнасиловал меня. Пытался клиент добиться расположения своего учителя. Думаю, что в этой камере, — обвожу руками площадь его жилого помещения, — моего генетического материала будет более, чем достаточно, чтобы надолго засадить тебя за злоупотребление своим клиентским положением. Так что… Простыни сожги, придурок, а жене скажи, что в прачечной испортили, при глажке пропалили шелковый пододеяльник и еще украли наволочку. Вызови санитарную службу, пусть вычистят спальню от женского дерьма, которым ты ее напичкал, пока страдал за временно отсутствующей женой. Кажется, я ничего не забыла. Ах да! Огромное спасибо за прекрасный ужин и премиальные «чаевые» за многочисленные индивидуальные занятия вне основного времени.

— Кисонька… — все-таки обхватывает меня за талию и укладывает к себе на пах. — Поругались и помирились? Да? Да? Да? Ну, перестань, Даша. Давай сейчас разойдемся, а потом…

Удушающий запах ментола и все еще не свежий запах изо рта — мерзость, тошнота, тухлятина и бяка!

— Нет, Артем. Все стопроцентно закончилось. Пожалуйста, отпусти меня… Мне больно и противно!

Вот так всегда! На мне, по-видимому, наложено какое-то проклятие. Вот Карташев сказал, что я «красивая девчонка», с выразительными глазами, вьющимися волосами, с фигурой меленькой левретки с тонкими конечностями, с воздушным танцевальным шагом и он ведь, тварь такая, не соврал.

Спускаюсь в кабине лифта, рассматривая себя в огромном зеркале, поворачиваюсь и так, и так — и передом, и задом, и даже боком. Влажной салфеткой убираю остатки вчерашнего яркого макияжа, потом спокойным тоном накрашиваю губы, хмурюсь, щурюсь и… На сегодняшний рабочий день профессионально в наигранной улыбке раздвигаю губы.