— Что за тон, что за сленг? По фене ботаешь, рыбка? — смотрю сверху вниз на ее пушистую макушку.
— Говорю ведь на доступном языке? Ага? В чем дело, мужчина?
— Более-менее, — ухмыляюсь. — Не ожидал от служительницы муз и вообще чересчур эмоциональной натуры такого жесткача. Прошла, похоже, курсы? Мать двоих детей решила грубостью и пошлостью поразить меня?
— Училась у любимого дедушки, затем у отца и дяди. Даже бабуля внесла свою лепту. Показать, любимый? — шутливо замахивается, отставляя для пощечины приготовленную мелкую ладошку. — Быстро, резко, не давая шансов на спасение от кары. Лизь-лизь, как пламенем по коже. Ра-а-а-аз — ты даже сразу не сообразишь, откуда оплеуха щеку поразит. Так дедушка свои ощущения описывал, тайком рассказывая мне о чудачествах бабули…
— Плохая школа, кумпарсита. Я, по всей видимости, должен это исправить. К тому же, за непредвиденный огонек по моей роже я могу кого-то страшно наказать! — сжимаю поочередно сисечки и ниже опускаю руку. — Сейчас этим и займусь… Лежи спокойно, непослушная зараза!
— Не-е-е-е-ет! — визжит жена и стискивает бедра, сдавливая внутренней частью своих ног мою нахально продвигающуюся в теплое местечко руку. — Там все болит. Нет-нет, не хочу. Пусть заживет. Ты разодрал меня. Секс-гигант какой-то! Как так можно, а? — гундосит, надевая маску на лицо и странно изменяя тон своего голоса, изображает то ли обиженную, то ли по-прежнему неудовлетворенную, не испытавшую полноценной разрядки, женщину. — Му-у-у-уж?
— Ты ведь не жаловалась, когда я исполнял твои желания и типа силой брал тебя, — шепчу и все же укладываю свою ладонь на влажные, вспотевшие или возбужденные, сильно опухшие половые губы. Круговыми движениями растираю выступившую смазку и запускаю средний палец между складок. — Вот так… Тшш, горячая кумпарсита. Я делаю больно?
— Нет, — подается на меня, и сама «заглатывает» кончик пальца. — Не хочу, не хочу. Ну, блин, что ты вытворяешь…
— Хорошо, жена. Как скажешь! Ничего не буду делать, — убираю оттуда руку, но не далеко иду, а укладываю на сильно раскаленный то ли от страсти, или от нервов, возможно, от все-таки имеющегося возбуждения, или от нездоровой температуры, гладкий, словно вылизанный и вскрытый специальной патокой, лобок.
— Пожалуйста-а-а-а, Яросла-а-ав-чи-и-и-ик, — всхлипывая, как будто о милости канючит.
Раз просит, значит, надо выполнять. С наигранным вздохом возмущения возвращаю свою конечность ей под грудь.
— Что с языком, женщина, а? Он как-то странно на природе изменился.
Да и сама Дарья с началом беременности, потом при родах, даже в предродовой палате, затем в родильном зале и палате интенсивной терапии после, и еще немного дальше — не протяжении своего недавно начавшегося долгожданного материнства стала… Злее, что ли? Исключительно на язык, конечно. Несдержаннее и циничнее. Ей подколоть меня, чтобы потом обнять и специально нанесенные раны почти буквально зализать и пососать, ничего не стоит. Она язвительна и остра, но в то же время мила, чутка, эмоциональна, но иногда чересчур миролюбива. Именно такой я ее и полюбил, когда увидел в первый раз, который, между прочим, у нас с ней — по ощущениям и воспоминаниям — однозначно разный и индивидуальный.
— Что тебя не устраивает, любимый, и в чем, собственно говоря, дело?
— Все устраивает, но…
— Согласен ведь, что женщина должна уметь постоять за себя?
— Без вопросов! — хмыкаю. — Поддерживаю и вверх поднимаю обе руки. Культя, как ты понимаешь, при голосовании за полноценную считается.
— Я научилась отстаивать себя с помощью таких себе Смирновских курсов. Горовой, я ведь не раскрылась до конца. Вот это откровение, да? Тебя ждет масса приятных или неприятных — как посмотреть, конечно, — сюрпризов.
— А-а-а! — целую женскую макушку. — Спасибо, что предупредила. Я за три с лишним года так и не дочитал свою жену. Балбес, лентяй и тупой мужчина! Ты еще, оказывается, на небольшой довесок курсы по словесной самообороне прошла. Да где же я мог об этом вычитать? В приложениях, наверное? Хм… Я туда, конечно, не дошел. Там нет эротических картинок, кумпарсита. А я все-таки мужчина — люблю на сисечки и пошленькие позы под разным ракурсом поглазеть. А теперь вот, пожалуй, стоит с первой главы, типа заново, начать. Я так никогда не кончу…
— Тебе с этим помочь, мой горемычный?
Изнасиловать непокорную жену сейчас или подождать и выполнить свою угрозу немного позже?
— Обойдусь, — бережно прикусываю удачно подвернувшийся мне для этого ее затылок. — Но… Ты, значит, обучение свое давно окончила, вероятно, и выпускные экзамены сдала?
— Все на «отлично». Не беспокойся.
— Сергей принимал?
— Письменный — он, конечно, а устный — была, увы, вынужденная замена. Отец не смог прийти, поэтому мама слушала вполуха и, посмеиваясь, головой качала. По секрету мне сказала, что я своего дедушку перещеголяла в трехэтажности сложения обсценной лексики.
— Это что еще такое?
— По предмету «Русский мат для чайников» у меня в аттестате зрелости стоит твердая пятерочка, любимый. Просветить?
— Дашка, язык твой без костей? Ты распоясалась? Беременность, роды и материнство тебе к лицу, женушка. Продолжим, вероятно? Так когда мы там за третьей крошечкой пойдем?
— Чего? — не вижу, но точно знаю, как сильно пучатся сейчас ее кофейные глаза. — Не зазнавайся и отодвинься, муж. Той штукой ко мне вообще не прижимайся, не тыкай и не суй — хватит с меня. Я от прошлой ночи никак не отойду…
«Ведь было горячо, малышка-кумпарсита?» — закатываю глаза и про себя смеюсь.
Если честно, мы начали с ней свою «игру» еще в пределах городской, чопорной на плотское, черты, в нашем доме, когда остались наедине. После того, как отправили детей на море, передав их на поруки дедушке и непрерывно квохчущей бабушке, мы с Дашкой тут же уединились в комнате. Это, между прочим, была полностью ее вина! Помню, как махал рукой степенно удаляющемуся открытому багажнику гигантского пикапа Алексея, как закрывал, прокручивая потайной замок, входную дверь, как домушником-вором осматривался по сторонам и прислушивался, оттопырив уши, к странным звукам: кто-то очень наглый похотливо посмеивался и меня по имени женским шепчущим голосом куда-то звал:
«Яросла-а-а-ав!» — шипела Даша. — «Иди сюда, товарищ, и возьми меня…».
Поднялся на второй этаж довольно быстро — это безусловно. Годы тренировок и сексуальное желание выполнили роль того второго скрытого дыхания, которое вступает в соревновательную игру, когда от первого остался жалкий выхлоп, да капающая на пол вязкая слюна. Затем, уравновесив сбившуюся от такой пробежки громкую отдышку, распахнул в нашу спальню дверь.
«Твою мать, твою, мать, твою мать! КУМПАРСИТА!» — шептал и бегал взглядом по той картине, которую собой изобразила абсолютно голая жена, широко раскинувшая ноги в стороны и рассиживающаяся в такой призывной позе на самом краю нашей кровати. Она раскачивалась и терлась промежностью о простыни. Текла и соблазняла, оставляя нити смазки на темной шелестящей от ее движений ткани. Затем жена взяла в рот палец и почти орально трахала себя. Где я был и что испытывал в тот момент? Хм! Подпирал, по-моему, жопой дверь и дергал член в такт ее волне, надрачивающей то ли хлопком, то ли шелком, то ли поплином или гребаным сатином возбужденную киску.
Что означает выражение «на ее сочном теле не было ни единого лоскутка» позавчера я в подробностях узнал, произведя почти «морфологический разбор» каждого уголка ее фигуры. Моя кумпарсита устроила такое представление, от которого я не смог, конечно, отказаться и… Брал Дашу как будто это был наш последний раз! Сначала на кровати я загонял в нее по яйца член и трахал, трахал, трахал, полностью выходил и проталкивался на всю длину, долбил и не давал малышке передышку, а потом подлавливая, почти украдкой и на одних инстинктах голодной на дорогое удовольствие твари, свое наслаждение, щурясь и вглядываясь в ее глаза, хриплым голосом стонал о том:
