— Не бойсь, не съедим... — усмехнулся рыжий трактирщик. — И тебе еще с лихвой останется...

— Хи-хи-хи!.. Сейчас видать образованного человека! — восторженно хихикнул «лакей от Бореля».

— А это кто с им рядышком сидит? — ткнул перстом по моему направлению негодяй.

— А так, примерно сказать, лизоблюд. Около их увивается. А коли говорить откровенно — так шулер. Он, шут его дери, ловко из семерки туза делает!

Путилин тихо мне шепнул:

— Да выводи же меня из саней...

— Ардальоша! Да очнись же! — громко начал я, расталкивая Путилина.

— А? Что?.. — глупо хлопал он глазами.

— Помоги ему! — важно процедил содержатель «Расставанья», подталкивая лакея.

Но другой «лакей» уже спешил мне на помощь.

— Пшли прочь! — нагло заявил он мне. — Обобрали купца хорошего на сорок тысяч, а теперь так сладко поете: «Ардальоша, Ардальоша!» Без вас высадим!..

Путилина поволокли из саней. Он, качнувшись несколько раз, вдруг обратился к рыжему трактирщику:

— А... а шампанское есть у тебя, дурак?

— Так точно-с, ваше сиятельство, имеется для именитых гостей, — поспешно ответил тот.

До сих пор я не могу забыть той страшной усмешки, которая искривила лицо этого рыжего негодяя. Клянусь, это была улыбка самого дьявола!

«Что будет? Что будет?..» — пронеслось у меня в голове.

В первую минуту, когда мы вошли в ужасный трактир, ровно ничего нельзя было увидеть.

Клубы удушливого табачного дыма и точно банного пара колыхались в отвратительном воздухе, наполненном ужасным запахом водочного и пивного перегара и острым испарением — потом массы грязных человеческих существ.

Уверяю вас, это был один из кругов ада! Какое-то дикое звериное рычание, дикий хохот, от которого, казалось, лопнут барабанные перепонки, визг бабьих голосов, самая циничная площадная ругань — все эти звуки, соединяясь в одно целое, давали поистине адский концерт.

— Сюда пожалуйте, сюда, ваше сиятельство! — предупредительно позвал нас рыжий негодяй к большому столу.

Мало-помалу глаза свыклись с туманом, колыхающимся в этом вертепе.

Огромная комната... Столы, крытые красными скатертями... Лавки... табуреты... Посередине — длинная стойка-буфет, заставленная штофами водки, чайниками, пивными бутылками. Почти все столы были заняты.

За ними сидели пьяные, страшные негодяи, вся накипь, вся сволочь, все подонки столичного населения.

Кого тут только не было! Беглые каторжники, воры-домушники, мазурики-карманники, коты тогдашней особенной формации, фальшивомонетчики.

У многих на коленях сидели женщины. Что это были за женщины! Обитательницы «малинника» из Вяземской лавры, молодые, средних лет и старые, они взвизгивали от чересчур откровенных ласк их обожателей.

— Ва-ажно, Криворотый! — стоял в воздухе адский хохот. — Ну-ка, ну-ка, хорошенько ее!

А Криворотый, саженный парень с опившимся лицом, зверски сжимал с своих объятиях какую-то молодую женщину.

— Ах, ловко! Ах, ловко!

— Ох, пусти! Ой, бесстыдник... — кричала женщина.

В другом месте делили дуван.

— Я тебе... голову раскровеню бутылкой, коли ты со мной по-хорошему не поделишься!

— Молчи, проклятый! — хрипел голос. — Получай, что следует, пока кишки тебе не выпустил!

Сначала за общим гвалтом и дымом наше странное появление не было замечено многими.

Но вот мало-помалу мы сделались центром общего изумленного внимания.

— Эй, мошенник, шампанского сюда! — громко кричал Путилин, раскачиваясь из стороны в сторону.

Его роскошная соболья шуба распахнулась, на жилете виднелась чудовищно толстая золотая цепь.

Я с тревогой, сжимая ручку револьвера, следил за аборигенами этой вонючей ямы. Боже мой, каким алчным и страшным блеском горели их глаза!

— Что это за птицы прилетели?

— Диковинно что-то...

— А што, братцы, не сыщики ли это к нам пожаловали.

— А и то, похоже что-то...

— Вынимай скорей карты! — тихо шепнул мне Путилин.

Я быстро вытащил колоду карт.

— Ардальоша, сыграем партийку? — громко проговорил я на всю страшную комнату.

— Д... д... давай! — заплетающимся языком ответил Путилин. И, выхватив из бокового кармана толстую пачку крупных кредиток, бросил ее на стол.

— Ваше сиятельство, отпустите нас! Извольте рассчитаться... Мы свои заплатили... — в голос пристали к Путилину «лакеи из Бореля» — агенты сыскной полиции.

— Пошли вон, канальи! — пьяным жестом отмахнулся от них гениальный сыщик.

Теперь в «зале» воцарилась томительная тишина. Все привстали со своих мест и стали подходить к нашему столу.

Вид денег, и таких крупных, совсем ошеломил их. Только я стал сдавать карты, как Путилин пьяным голосом закричал:

— Н... не надо! Не хочу играть! Кралечку хочу какую ни на есть самую красивую! Нате, держите, честные господа мазурики!

И он швырнул столпившимся ворам и преступникам несколько ассигнаций.

— Сию минуту, ваше сиятельство, прибудет расчудесная краля! — подобострастно доложил рыжий содержатель вертепа-трактира. — Останетесь довольны!

Прошла минута, и перед нами предстала красавица в буквальном смысле этого слова.

Когда она появилась, все почтительно почему-то расступились перед ней.

Это была героиня путилинского триумфа, среднего роста, роскошно сложенная женщина. Высокая, упругая грудь. Широкие бедра. Синие — удивительно синие глаза были опушены длинными черными ресницами. Красивый нос; ярко-красные губы; зубы ослепительной белизны. Из-под дорогого белого шелкового платка прихотливыми прядками спускались на прелестный белый лоб локоны.

Это была настоящая русская красавица, задорная, манящая, как-то невольно притягивающая к себе.

Она, насмешливо улыбаясь, подошла к Путилину.

— Ну, здравствуй, добрый молодец!

— Ах! — притворно всхлипнул Путилин.

Пьяно-сладострастная улыбка, блаженно-счастливая, осветила его лицо.

«Как гениально играет!» — невольно подумал я.

— Эй, рыжий пес, ну... ну, спасибо! Разодолжил! И взаправду чудесную к... кралю предоставил. На, лови сей момент сотенную! Эх, за такую красоту и сто тысяч отдать не жалко!

— А есть у тебя эти сто тысяч? — кладя свои руки на плечи Путилина, спросила красавица.

— На, смотри!

Путилин выхватил толстый бумажник и раскрыл его перед красавицей «Расставанья».

— Видишь? Ну все отдам за ласки твои!

Пьяный, гикающий вопль огласил вертеп.

— А вам, брат... братцы, тысячи пожертвую, помните, дескать, о купце Силе Парфеныче, который кралечку в смрадном месте отыскал!

Я не спускал взора ни с Путилина, ни с этой красавицы. И видел, как Путилин быстро-быстро скользнул взглядом по ее рукам, на пальцах которых виднелись еле зажившие порезы. Видел я также, каким быстрым, как молния, взглядом обменялась красавица с тремя огромными субъектами в куртках и барашковых шапках.

— В... вот что, хозяин! — чуть качнувшись, выкрикнул Путилин. — Держи еще сотенную и угощай всех твоих г... гостей! Я сейчас с раскрасавицей поеду... Эх, дорогая, как звать-то тебя?

— Аграфена! — сверкнула та плотоядными глазами.

— ...А скоро я вернусь. Часика этак через три, а может, и раньше. Поедешь со мной, Грунечка?

— Зачем ехать... Мы лучше пешком дойдем. Домишко мой убогий близко отсюда отстоит. Перины мягкие, пуховые... водочка сладкая есть... Эх, да размолодчик-купец, сладко тебя пригрею! Заворожу чарами моими, обовью руками тебя белыми, на грудях моих белых сладко уснешь ты...

— Га-га-га! Хо-хо-хо! — загремел страшный кабак-трактир.

— Ну что ж! Ехать так ехать! — воскликнул Путилин, грузно поднимаясь из-за стола.

Красавица Аграфена о чем-то тихо шепталась с двумя рослыми парнями с самой разбойничьей наружностью. Обрадованный даровым угощением кабак-притон ликовал.

Отовсюду неслись восторженные крики.

Путилин сильным голосом запел: