— Скажи, Соловей, у тебя есть семья?

От былого веселья барда не осталось и следа.

— Была, мой принц.

— Как бы ты поступил, если бы дорогой тебе человек замыслил недоброе против твоей семьи?

Разговор Соловью не понравился. В такие моменты он остро ощущал, что узнал слишком много для того, чтобы оставаться живым.

— На этот вопрос вернее всего ответят баллады, мой принц. Например, сказание о Белом рыцаре.

Эдгар поднял тяжелую голову.

— Он же всех убил.

— Зато действовал наверняка, — нарочито небрежно пожал плечами Соловей. — С вашего позволения, я отправлюсь на кухню. Повариха обещала мне мясной пирог в обмен на песню о прекрасном…

— Стой, — приказал Эдгар. — Пока мы в Аулуксе, я хочу, чтобы ты последил за Рунаром и Айрин. Мне не нужен каждый их шаг, просто общая картина.

Соловей мысленно застонал. Ему вовсе не хотелось на тот свет.

— Повинуюсь вашей воле, — с поклоном ответил он, а про себя подумал, что подготовится к возможному побегу. — Могу я полюбопытствовать на случай, если Рунар и княжна нашпигуют меня заклинаниями: почему вы просто-напросто не поговорите? Беседа — вернейший способ уладить разногласия.

Тот же самый вопрос он уже задавал магу, когда тот соизволил выползти из постели княжны, и в ответ был послан долами и селами.

Принц же сделал вид, что занят бумагами.

«И это наш будущий король», — разочарованно подумал Соловей, когда за ним закрылась дубовая дверь.

«Я жалок», — сокрушался Эдгар, когда за бардом закрылась дверь.

На столе перед ним лежало письмо, накануне вечером доставленное королевским гонцом. В нем Реджинальд требовал от сына немедленно прекращать играть в освободителя и быстрым маршем возвращаться в столицу. Корабли Императора Сетара вошли в Катомесское море, значит, к тому моменту, как письмо окажется у Эдгара, они достигнут устья Синей реки. А оттуда до Реймекара два дня плаванья при попутном ветре.

Не теряя ни минуты, Эдгар вызвал к себе Рунара, однако, получил небрежный отказ.

Посыльный слуга виновато склонял голову перед потерявшем дар речи кронпринцем.

Разъяренный, он ворвался в покои Айрин и был тотчас выпровожен из спальни в гостиную. Рунар отстраненно взирал на него сверху вниз, давя ростом и безразличием. Выслушав принца, маг сказал всего одно:

— Нет.

— Что значит, нет? — вспыхнул Эдгар. — Таков приказ короля и мой приказ!

Рунар закатил глаза и исторг из груди тяжелый вздох.

— Айрин еще не очнулась. Ее нельзя перевозить прежде, чем затянутся раны. Ты не сможешь отдать приказ о немедленной мобилизации, иначе весь поход потеряет смысл.

Эдгар опешил:

— Освобождение двух городов от незаконного рабства для тебя не имеет смысла⁈

— Это неважно, — отмахнулся Рунар. — Я не оставлю ее, а ты не оставишь нас двоих в Аулуксе, или в столице начнется Третье пришествие. И так, мой ответ: нет. Мы выступим, когда закончим дела здесь.

— Но Сетар…

— К дьяволу Сетара! Я не уеду из Аулукса, пока не выжму из него все, до капли.

— Ты в своем у…

Рунар схватил принца сзади за шею и нагнулся, зашептав в ухо:

— Я напал на след. Дай мне время.

Эдгар оттолкнул его и нервно оправил воротник.

— Я только и делаю, что даю тебе время! Я считал тебя другом, а ты использовал мое покровительство и влияние. Когда вернемся, — отчеканил он, ставя точку, — я не стану выгораживать тебя перед отцом.

Принц развернулся и стрелой вылетел вон, не заметив, как Рунар покачнулся и болезненно мотнул головой.

Голос Жули доносился будто из под воды, потом служанку прервал жесткий окрик, следом стукнула створка двери, и Айрин ощутила прохладное прикосновение.

«Мерзавец», — вертелось у нее на языке.

Рунар прижимал ее к себе, делясь магией, а когда та иссякла, то энергией иного рода. Та оказалась по вкусу как сладкая ключевая вода в жаркий полдень, которой невозможно насытиться. Она была, словно жизнь. Она и была жизнью.

— Мерзавец, — просипела Айрин. — Отпусти. Пострадаешь.

— Шестеро лекарей сутки собирали тебя по кускам. Так что заткнись.

В ответ княжна мазнула пальцами по его колючей щеке — дала бы пощечину, но на нее не хватило сил.

Рунар отстранился, разрывая объединение. Среди его эмоций Айрин уловила чужеродную тень — туманный обрывок мысли, отдававшей пеплом.

— Где я?

— В северном крыле. У тебя чудесный вид на горы и лихорадка.

Айрин нахмурилась.

— Я заболела?

— Ты… дура.

Княжна завозилась под теплым одеялом, устраиваясь поудобнее, и уткнулась в плечо Рунара. Маг в ответ коснулся губами ее горячего виска.

— Стало быть, я проспала весь день?

— Три.

— Три дня⁈

Его объятья стали крепче. Под щекой Айрин быстро билось чужое сердце. В уютной тишине, слушая глубокое дыхание, она закрыла глаза. Рунара от нее отделяло одеяло, а ей так хотелось коснуться в ответ.

— Когда мы уезжаем из Аулукса?

— Когда я скажу.

— А Эдгар?

Рунар глубоко вздохнул.

Повозившись, Айрин угрюмо засопела.

— Вы повздорили?

Маг натянул одеяло ей на голову, на что княжна вяло взбрыкнула.

— Не игнорируй меня! Скажи хотя бы, что с баронами? Мне удалось их запугать?

— Еще бы, — фыркнул Рунар. — Где ты только взяла такую жуткую тварь?

— Списала с тебя, wien aimi, — съязвила она. — Из северных легенд. Так что там с восстанием?

— Wien aimi, — задумчиво повторил за ней маг и неожиданно перевел: — «моя любовь». Ты все знаешь? — спросил он и услышал приглушенное одеялом «угу». — Жули сказала?

— Соловей. Сдал с потрохами. На тебя зла не хватает, Рунар! — она вытащила руку из своего кокона и ткнула мага кулаком в грудь. — Так и убила бы, да только не хочу ждать очереди.

С коротким смешком он достал из-за пояса узкий граненый стилет и подал ей рукоятью вперед. Айрин обвела пальцами сначала навершие, затем перевитый коричневой кожей черен рукояти, изогнутую гарду и, наконец, встретилась с пальцами Рунара. Контраст ледяной стали и горячей кожи напомнил ей, насколько хрупкой на самом деле являлась человеческая жизнь. Вот они оба здесь, живые: его дыхание тревожит ее волосы, их магия сплетается вместе даже сейчас, когда потушены заклинания.

А через миг их обоих может не стать по прихоти короля или духов.

Кинжал со звоном полетел на пол.

Рунар скользнул губами по ее коже, целуя линии на ладони. Айрин зажмурилась, чтобы не выдать лишних эмоций, но не смогла справиться с мурашками. У нее снова закружилась голова.

— Так что там с баронами? — вымолвила она.

— Изменников приговорили на месте, — каждое слово ощущалось как маленький поцелуй. — Эдгар лично исполнил приговоры. Те, что остались, выразили намерение присягнуть на верность с магической клятвой. Я постарался сделать так, чтобы они запомнили тот день надолго.

— Выходит, Эдгар победил? — спросила Айрин, проваливаясь в сон.

— Мы победили, — поправил Рунар. — Аулукс теперь наш. А вскоре, будет и весь Рейненберн.

Айрин провела в постели еще несколько дней. Она по-прежнему была бледна, а слуги шарахались от нее, как от покойницы. Судя по слухам, она и была то ли покойницей, то ли демоном. Находились и такие, кто считал ее воплощением воина Всевышнего, потому что во время последнего колдовства ее ненадолго окутало неясное свечение.

Ночами ей снился белый туман, стылый и безжизненный. Когда-то Айрин с маленькой Бертой любили на рассвете — до третьих петухов — сбегать в поля за Дубовым Перевалом. Они собирали мокрые от росы цветы, наблюдали, как золотится на солнце полный живительной свежести туман, и собирали дикую землянику, чтобы потом угостить занятых на мельнице отца и брата.

То, что наполняло мир духов, было пустым. Оно не имело запаха или вкуса, однако, оставляло на языке фантомную горечь: пепла, соли, смолы.