Мысленно Айрин обратилась к Всевышнему с молитвой и просьбой об удаче. На лице Шахара тропическими цветами распустились руны, и княжну затянуло в чужую память.

Ее разум погрузился в ничто темнее самой глубокой зимней ночи. В этом однородном пространстве не существовало ни малейшего проблеска света, ни намека на привычный мир с его незыблемыми координатами.

Она хотела закричать, но не смогла раскрыть рта. У нее не было рта. Она пыталась пошевелить рукой, укусить себя за язык, но у нее не было рук и языка.

Не было тела, магии, мыслей, самосознания.

Кто она? Что оно?

Оно — ребенок. Мальчик. У него нет имени, только порядковый номер. Из пустоты вырывается калейдоскоп, где каждый цветной осколок — хрупкое воспоминание. Они режут неровными гранями, жгут глаза и царапают горло.

Площадка перед монастырем на безлюдной горе, изогнутые крыши, деревья с красными листьями. Мальчик знает название, но оно ничего не значит. У него в руках пара коротких палок. Ему надо бить точно по живой мишени, иначе завтра он займет ее место.

Студеный горный ручей и покрытые инеем камни. На одном из них кровавый отпечаток ладони. Шаги скользящие и уверенные. Мужчина с длинным узким мечом на поясе смотрит прямо на мальчика, и щеку разрывает рваная рана. Нет. Он больше не мальчик.

Из уст мужчины льются слова, как капли дождя во время муссона. Они стихают, когда в его грудь вонзается меч, минует ребра, протыкает плоть насквозь и выходит из спины, сияющий и совершенный. «Я больше не твой ученик» — не слова — слова ничего не значат, — но мысль, свободная от оков, как и он сам.

Ладонь женщины в его ладони. Каждое ее хрупкое движение приносит боль, а взгляд — агонию. Ее лицо — череп, обтянутый кожей. Болезнь съела ее изнутри, перед ним лишь оболочка. Она вот-вот переступит грань, а вместе с ней их нерожденный сын.

Песчаная полоска берега, едва заметная сквозь отверстие для весла, грубо выпиленное в борту. Он не знает названия, оно ни к чему. Свист кнута надрывает полотно мысли. Надсмотрщик целится в него, но попадает в соседа, и раб корчится, стонет. «Греби, таурукская крыса! Греби, пока я не сбросил тебя за борт акулам!» Картавый шарибский выблядок орет ему в лицо. Пасть смердит. Ему не жаль. У него по-прежнему, нет имени.

Каждая грань ярче предыдущих.

Побег, убийство за выживание, затем за еду, затем за деньги. Он берет свое, завоевывает славу, набивает цену. Притоны, игорные дома, богатые поместья, убогие лачуги. Его цели умирают одна за другой, заказанный товар доставляется в кратчайшие сроки. Наниматели довольны. Наниматели щедры. А над ними, как чуткий паук в центре паутины, его господин.

— … приказы Черного Лорда стоят для тебя в приоритете.

В воспоминании голос разносится эхом, но комната слишком мала. Все потому, что это не комната, а исповедальня.

— Ты должен быть благодарен. Или желаешь вернуться на галеру, раб?

Пустая угроза. Его навыки слишком ценны. Черный лотос на его ладони — подтверждение и знак принадлежности к чему-то большему.

— Что мне сделать?

— Похить девчонку и убей. Ты знаешь, где ее найти.

Он знает. Ему следует спешить.

На месте кучера бывалый подельник. Он коротко кивает и сдвигается на козлах. Второй на крыше. У каждого своя роль. Извилистые улицы Реймекара сменяют друг друга и обрываются у пристани. Еще миг, и он видит… себя. Нет. Девушку в красно-зеленом платье — пламя, охватившее травяное море.

Воспоминание дрогнуло, деформировалось, как смятая в кулаке фигурка из сырой глины.

Кто он — ученик монаха, безымянный раб, слуга Черного Лорда?

Нет.

Она — Айринель Эсталинор, эскальтская княжна. Она в его памяти.

Айрин вынырнула из омута. Скрупулезно собрав свою личность по частям, она принялась целенаправленно перебирать воспоминания. Один мыслеобраз цеплял за собой другой, и ей приходилось каждый раз возвращаться к первой встрече у кареты, чтобы не заблудиться.

Голос человека, отдавшего приказ об ее убийстве, показался ей знакомым. Хотя, Айрин ни разу не посещала столичный храм, порой ей удавалось пересечься с представителями духовенства в замке. Выходит, они заодно с Черным Лордом? Именно он хочет ее смерти?

Сосредоточившись на своей цели, она позволила череде ассоциаций узкой тропкой вывести ее к первой встрече с заказчиком.

Наемник встретил его в приватной комнате игорного дома. Издалека доносился смех, азартные выкрики и ритмичная струнная мелодия. Заказчик расположился на тахте в компании двух нескромно одетых девушек, которых тотчас выпроводил вон.

Воспоминание не имело выразительных цветов и запахов, но ясно расставляло иные акценты: скрытое оружие у охраны — по два метательных ножа в наручах и короткие мечи под плащами — и шарибский волшебник, умело скрывавшийся за ширмой. Еще одной деталью стал перстень с головой оленя на указательном пальце заказчика.

Айрин насторожилась. Олень принадлежал очень молодому роду Горгад. В книге титулов и знамен герцог Хорс Горгад значился первым и пока что единственным его представителем. Титул и земли были пожалованы ему за некие особые заслуги перед короной. Только эти земли лежали намного южнее, у границы Спорных земель. Что Горгад забыл в Аулуксе?

Голос заказчика отличался глубиной и любовью к пространным рассуждениям.

— Дождись удобного случая и используй иглы с ядом машукураре. Тебе ведь знакомо их действие?

Перламутровая шкатулка таинственно мерцала на низком столике. Изнутри сознания наемника полыхнуло вспышкой ненависти: к боли и к людям, что причиняли ему ту боль, используя паралитик.

— Считаете, девушка действительно обладает силой? Разве северян не уничтожили?

— Твое дело привезти ее сюда живой и невредимой, а не задавать очевидные вопросы. Даже если руны — всего лишь магический трюк Придворного мага, нельзя недооценивать девушку. Голос из столицы выразился ясно.

«Голос из столицы — настоящий заказчик», — подметил Шахар, а Айрин подслушала эту мысль.

— Мне стоит взять с собой защитный артефакт?

В разговор вступил волшебник:

— Мы не уверены, сможет ли артефакт сдержать руны, так что будь начеку. Но мы точно знаем, как поступит девушка: прежде она попытается захватить твой разум и только в крайнем случае станет атаковать.

Герцог согласно кивнул:

— Верно. Она мягкая, к тому же, преданна Придворному магу больше, чем королю. А он предан ей.

— Вы уверены? Я потеряю людей.

Герцог швырнул на стол кошель с деньгами.

— Здесь хватит для оплаты похорон. Получишь еще столько же, когда доставишь мне Айрин Эсталинор живой и невредимой.

— Собираетесь продать ее в рабство?

— Кто в здравом уме захочет себе в рабыни самую знаменитую в Рейненберне эскальтскую княжну? О ней болтают в каждой второй таверне от Миртельских гор до Спорных земель. Она послужит иной цели. В Реймекаре тебя встретит мой человек и даст последние указания. Пусть поначалу Придворный маг считает, что ее везут в Барамат. На полпути пошли им весть, что птичка в Аулуксе.

— Я все понял.

— Последнее. — Герцог указал пальцем на кошель. — Девушка должна быть живой. Если ты получишь противоположный приказ от своего хозяина, знай, я перебью его цену.

— Я все понял, — повторил наемник.

Айрин отпрянула и кубарем скатилась с кровати. Сверху раздался болезненный стон пробудившегося Шахара. Наемник слепо зашарил рукой по второй половине, а, не обнаружив добычи, с трудом приподнялся на локте. Даже такое незначительное движение вызвало у него острый приступ головокружения и рвоты.

Не дожидаясь, пока он придет в себя, Айрин по стене доковыляла до двери и руной вскрыла замок, после чего, спотыкаясь, бросилась прочь. Ее тоже штормило и раскачивало из стороны в сторону, как пьяную, а чужие воспоминания и чувства смешивались с ее собственными.

Она видела, как своими руками — руками наемника — убивала и пытала людей, грабила, бежала под покровом ночи от стражи. Часть его знаний о быте в Аулуксе помогла ей скрыться от патруля. На вопрос, где бы дождаться рассвета, ответ пришел также из памяти Шахара: пристань, там можно затеряться в толпе нищих.