Ему разрешили консультировать Гарду... И он помог. Очень помог. Был бесконечно нежен с Нел. Скромен и терпелив... Он был первым, кому она улыбнулась настоящей, не вымученной улыбкой. Лекарь погладил её тогда по голове, как маленькую:

- Такие раны, дорогая, быстро не заживают. Особенно у нас, тех кто способен чувствовать чужую боль. Мы и менталисты - самые хрупкие из магов. Быстрее ломаемся и труднее переносим душевные терзания.

Как он понял?.. Как бы ни было, но он показал себя таким чутким и преданным другом, что даже Гарда сменила гнев на милость и позволила ему дежурить около Нелли без присмотра.

Да. Рядом с ней, даже ночью, по первости, постоянно сидел кто-то и подпитывал её. Чаще всего Гарда и Лейн, как целители. Но и другие тоже. Они любили Ниль, их силы пусть и не исцеляли её, в полном смысле этого слова, но поддерживали и охраняли.

Даже Мэй пыталась помогать маме. Ей запрещали, конечно. И она смирилась. Вместо этого, обнимала её, забегая на террасу. Спала рядом по ночам. В этом ей не мешали. Девочка испугалась. Пусть будет поблизости от матери, пока не успокоится.

Однажды Мэй, уже засыпая, прижалась к Нел и прошептала тихонько:

- Прости...

- Кого?- сонно спросила Нелли.

- Того, кто обидел тебя.

- С чего ты взяла?..

Мэй открыла глаза. Мудрым был её взгляд:

- Только разбитое сердце может быть причиной... Ты не хочешь жить... Нет! Конечно, ты хочешь! Ради меня и семьи... Но, ради себя, нет...

- Мэй!..

Девочка обняла мать за шею и тихонько зашептала:

- Никто не говорил мне. Я сама догадалась. И... Если тебе совсем невмоготу... Я отпущу тебя... Не волнуйся обо мне...

Вот тут Нел испугалась. Даже не того, что дочь начиталась древних летописей и талмудов по менталистике с их своеобразным подходом к жизни и смерти, а и просто тому, что подобные мысли приходят в голову её ребёнку.

На следующий же день она попросила Гарду, чтобы её оставили в покое. Если нужно, пусть кто-нибудь будет неподалёку и отслеживает её состояние. Но не бросается к ней без особой нужды. Посмотрела на Гарду остановившимся взглядом:

- Я собираюсь плакать, Гарда. Много и безутешно. Наверное, выть. Может быть, кричать... Мне будет мешать, если вы будете рядом. И станете сочувственно смотреть.

Гарда склонила голову:

- Я буду неподалёку, дитя моё. Сколько нужно. Плачь. Я подойду, только если ты будешь совсем плоха. Ты же не станешь стесняться меня?

Глаза Нел уже наливались слезами:

- Ты знаешь, что я считаю тебя матерью, Гарда! Ты никогда не в тягость.

Гарда встала, поцеловала Нел в лоб. Вздохнула:

- Ты слишком терпеливая, доченька. Оттого всё это... Нужно выплёскивать горе...

И Нел выплеснула его. Плакала столько, сколько, наверное, никогда в жизни. Она должна вернуться к Мэй! Должна жить! Если для этого нужно простить, она постарается!..

В тот день, на залитой золотым весенним солнцем террасе, ей открылась великая истина. Как бы ты ни хотел, сразу и по-настоящему простить действительно страшные или тяжёлые вещи нельзя. И не беда! Потому, что для начала достаточно самого желания простить. Это желание словно вскрывает гнойник на воспалённой ране...

Каждый целитель знает, что после такой процедуры выздоровление не наступает сразу. Требуется лечение, перевязки. Но облегчение больной получает сразу...

Так и с Нел. Ещё долго будет она вспоминать обиды, нанесённые ей. И каждый раз станет прощать их. Раз за разом. И чувствовать облегчение... А однажды рана очистится полностью. И заживёт...

На следующий же день близкие заметили, что Ниль пошла на поправку. Она была такой же бледной и бессильной. Но они же маги и слышали... Резерв её начал оживать. Наполняться. Даже без подпитки. Сам мир наполнял его, как землю весной талыми водами...

Мэй, той же ночью, снова засыпая в материнских объятиях, прошептала счастливо:

- Простила...

***

Студенты академии вернулись к учёбе в самом начале февраля. Нел дали ещё месяц на выздоровление.

И в конце февраля Элвин нагрянул в гости. Совсем ненадолго. И всё равно!.. Как это академия отпустила его?..

Ректора тут же проводили на террасу к Нелли. Старик уселся в кресло рядом с её кушеткой, взял за руку. Молчал. Только смотрел. Нел вздохнула:

- Можете отчислить меня... Или в академический отпуск...

- Нет!- припечатал старик.- Ты верёшься. Ещё месяц, и вернёшься. А я буду беречь тебя теперь по-настоящему...

Он чуть не плакал. Нелли хотелось спросить, неужели она так ужасна сейчас?.. Не спросила... Конечно, ужасна! Накрыла руку старика своей, погладила:

- Я сама виновата...

Элвин взвился:

- Когда ты прекратишь это всё, Нел?.. Винить себя в том, что с тобой делают другие?.. Это они были виноваты, не ты! Ты была прекраснейшим ребёнком! Как твоя Мэй! И только твой папаша виноват в том, что он так поступал с тобой! Он мог отправить тебя в Гарнар и навещать! Ты выросла бы счастливой и свободной, как девочки Гарнарские! Вместо этого он ломал тебя и внушал чувство вины. Будто это ты виновата в том, что он влюбился в ведающую!.. И этот мудак тоже!..

Вот тут Нел перебила Элвина:

- Я не скажу, что поняла всё... Но, поверьте, наставник, я встала на правильный путь. И думаю, что мне понадобится расширенная индульгенция на шалости!

Старик затих, ласково улыбнулся:

- Что угодно, милая! Но только с осени. Когда ты совсем восстановишься. До тех пор никаких шалостей и самодеятельности! Только выздоровление!..

***

Вернулась в академию она только в середине апреля. От занятий по физподготовке была освобождена до конца учебного года. И не имела права пользоваться магией. Блокираторы на неё не надевали: тоже опасно. Вместо этого Элвин собрал первые курсы целителей и универсов, подруг Нел и всю разросшуюся компанию "отверженных".

Ректор действовал в своём духе. Кратко, но ёмко обрисовал ситуацию. Драматично даже. По его словам выходило, что Нел умрёт на месте, как только впервые воспользуется магией. Подготовив друзей Нел, ректор потребовал, чтобы все они шпионили за ней, пресекали любые её попытки магичить. И тут же, немедленно, ставили в известность его.

Что вы думаете?.. Нел получила столько ревностных "шпионов" и нянек, что едва не задохнулась от их заботы и контроля. Только понимание того, что они волнуются и, кажется, любят её, помогли ей пережить тот ужас.

А ещё Нел получила личного охранника для себя. Единственного, с кем считался Астиг Дастон. Его привела к ней Эль, когда отправилась проводить сестру в академию... Для неё это ещё было возможно. О существовании младшей княжны Гарнара, конечно, знали, но мало кто видел её. А потому, с небольшой иллюзией на лице, она могла появляться в академии, навещать Элвина или деда во дворце.

Альтея с мужем не могла пойти. Их знала, по выражению обоих, "каждая собака в Дормере". Эни была теперь в Дорме постоянно. Во дворце... Она и дома не была ещё с тех пор, как родился наследник Дормера...

Так что охранника привела Эль. Нел смотрела, как они оба идут к ней по дорожке. Девочка скакала вокруг очень высокого, с мощным разворотом плеч, юноши, как стрекоза. Смеялась. Что-то рассказывала. А он спокойно, чуть иронично смотрел, слушал... И мгновенно выбросил руку, когда она споткнулась, прыгая задом. Поддержал...

Эль рассмеялась ещё веселее. А он осуждающе посмотрел на неё. Странная парочка!.. Старшекурсник и ребёнок! Нел была уверена, она не видела этого парня раньше. Значит, пятый или шестой курс. Откуда они вообще могут быть знакомы?

Эль допрыгала. Весело засверкала глазами:

- Вот! Привела!

- Кого?- опасливо поинтересовалась Нелли.

Вот стрекоза! Смущает молодого человека! Не представила их друг другу! Загадками говорит!..

Нел подняла глаза на юношу и увидела, что тот ничуть не смущён. Так же спокойно смотрит на Эль и, кажется, ожидает, что она выкинет ещё.

Девочка расплылась в улыбке: