— Какая «отвёртка», Лёха? Ты уже взрослая девочка. Не переводи продукт! — ставит передо мной запотевшую рюмку и по классике цепляет на вилку солёный огурец. — Это мамка Литвинова рОстила, а потом солила! Деликатес! Ну? Вздрогнём!

Я опрокидываю рюмку, сморщившись, и тут же закусываю «мамкиным деликатесом».

Спустя полтора часа все в сборе. В квартире Литвинова гремит музыка.

Зотову, в общей сложности, удалось влить в меня водку ещё пару раз, после чего он потерял интерес к спаиванию скучной и зажатой меня, и пересел поближе к Ксюше, черноволосой кудрявой девчонке с такими же чёрными, как ночь, глазами. У Ксюши тонкая кожа, которая легко загорается румянцем, стоит ей немного выпить. Она сидит, вся раскрасневшаяся, на диванчике, а рядом — Тимофей, закинув руку на спинку дивана, что-то шепчет ей на ушко. Видимо какие-то пошлости, так как Ксюша очень по-девчачьи хихикает и стреляет глазками в подвыпившего Зотова.

Мальчишки курят на балконе. И Литвинов кажется там же…

Иринка, прикончившая в одного почти целую бутылку вина, положила голову на моё плечо, и кажется, словила меланхолию. Уже битый час я выслушиваю злоключения, произошедшие в её личной жизни. На повестке дня её парень — Саша. И похоже на то, что бывший парень. Иринка родом из маленького пгт в области, и переехала в большой город недавно, поступив в университет. Родители Иринки приобрели здесь квартиру в таком же, как у Литвинова, промышленном районе, только практически на противоположном краю. В посёлке у них остался дом и хозяйство, поэтому они периодически мотаются туда-сюда между насёленными пунктами. В родном пгт Иринки остался её парень, с которым она встречается без малого пять лет. В свой последний приезд Лукичёвы-старшие привезли Иринке плохую новость — мол, видели Сашку с какой-то «чувырлой». Иринка, что ей свойственно, не стала ходить вокруг да около, а просто в лоб спросила: «У тебя кто-то есть?» А он и не стал отпираться… Держится она в основном молодцом, но сейчас, под действием алкоголя, защитные механизмы пали, и Иринка практически хлюпает носом у меня на груди. Понимаю, что подругу надо спасать и окликаю Зотова:

— Эй, Тима, а давайте во что-нибудь поиграем? Ну я не знаю, в шарады, например…

Зотов ржёт как умалишённый.

— Какие шарады, Алёхина? Ты бы ещё кроссворд предложила. Или шахматы, аха-ха-хах!.. — внезапно глаза Тимофея загораются опасным огнём. — Я знаю игру получше. Эй, народ! — зовёт он остальных. — Кто хочет повеселиться?

Ну конечно же. Что ещё может предложить такой человек, как Зотов?

Пять минут спустя мы сидим кругом на ковре в центре комнаты. В середине — пустая бутылка из-под вина. Её вращают по очереди, и когда она указывает на другого, то в зависимости от его пола, выпадает поцелуй или желание. Девочка+мальчик=поцелуй, мальчик+мальчик= желание.

Чего тут только уже не было. Фейспалм… Белобрысая ботаничка Любочка, которая втайне мечтает стать генетиком, а на юрфак пошла исключительно по воле строгого отца, целовалась с двоечником Михайловым! Под громкое улюлюканье со всех сторон.

Зотов, бутылка которого указала на любителя тусовок и извечного прогульщика Костю, которого мы в универе видим раз в месяц в лучшем случае, заставил того снять футболку, выйти на балкон и проорать: «Я люблю Вас, Светлана Михайловна!» Костик, склонный к авантюрам, крайне артистично воплотил в жизнь это желание. И даже не хотел уходить с балкона, когда угрюмый Литвинов, чуть ли не силой, заталкивал его обратно в комнату.

Иринка загадала мне спеть с ней на пару «Фиолетовая пудра, здесь ты и я» известной в 90-е группы «Пропаганда», хотя прекрасно знает, что петь публично я ненавижу. Так как стесняюсь своего дефекта — немного картавлю на «р». Кому-то это кажется милым, а меня донельзя смущает. Короче, полная вакханалия! Спев эту чёртову «Пудру» и покраснев, буквально в цвет флага Советского Союза, изображенного на футболке у Костика, я наконец кручу бутылку, выдумывая на ходу мучительную участь для следующего. А что, не всё же мне одной позориться?

Бутылка, прокрутившись несколько раз, останавливается и замирает. Поднимаю глаза и вздрагиваю. Горлышко указывает на Литвинова. Господи, за что? За что ты меня наказываешь? Кто угодно, только не он, пожалуйста! Зотов, этот «нехороший человек», начинает ржать и хлопать в ладоши.

— Е-е-е! Пошла жара! С днём рожденья! С днём рожденья! — так не к месту вспомнив, каков вообще повод для сегодняшней сходки, скандирует Тимофей. Убью его, честное слово.

Мне, тем временем, не смешно от слова совсем. Делать это при всех, тем более с Литвиновым, у меня нет никакого желания! Мой опыт поцелуев крайне скуден, так уж сложилось. Первый раз был с Димкой Никитиным из параллельного класса ещё в школе. Стоял ноябрь. Мы прогуливались по району, утопая ногами в месиве из первого снега пополам с жухлой листвой, и это типа было даже свидание. Только вот Димка мне не нравился, и я пошла с ним собственно только потому, что «все ходят» и вроде как и мне «пора». На прощанье он неуклюже клюнул меня в губы, но при первой же попытке всунуть мне в рот язык, я отстранилась. Скомканно выдавив из себя: «Ну пока, ещё увидимся!», — убежала по направлению к дому. Не так, конечно, я представляла свой первый поцелуй, совсем нет так… Больше мы с Димкой Никитиным не увиделись, естественно.

Далее был «попытка номер два» — Ванечка, с которым мы познакомились в парке. Он был с другом, я — с подругой. Ванечка был стрижен почти наголо и носил классический «адидас» с кипельно белыми лампасами. На втором свидании в том же парке, когда мы уже встретились один на один, он меня поцеловал. И… второй раз был не лучше первого, хотя я, зажмурившись, даже разрешила ему несколько секунд орудовать языком у себя во рту. Ванечка, соответственно, сгинул в лету, следом за злополучным Никитиным.

Ну и третий мой раз — это Литвинов, собственно! Поцелуй у дверей мужского туалета в состоянии аффекта. М-да… Мечта любой женщины, ё-моё!

Литвинов, смотрит на меня, не мигая. У меня чёткое чувство, что он владеет, как минимум гипнозом, так как иначе я никак не могу объяснить, почему вновь зависаю в бездонных круговоротах его прозрачных голубых глаз.

Где-то на заднем фоне гогочет неугомонный Зотов, кто-то истерически хихикает. Ксюша, скорее всего. Костик под шумок открывает очередную бутылку пива, и следом звучит характерный хлопок.

Литвинов привстаёт, и буквально на коленях, так как мы все ещё сидим на полу, двигается ко мне. Едва уловимо шепчет:

— Давай сделаем это, Алёхина. Не будем привлекать лишнего внимания.

Я так же, слегка заметно, киваю ему. Его лицо приближается. Сижу я практически в углу комнаты, у окна. Позади и сбоку пышным облаком вьётся тюль, закрывая обзор для окружающих. С другой стороны — широкие плечи Литвинова ограждают меня от любопытных глаз. Таким образом, создаётся совершенно ложное впечатление, что мы здесь только вдвоём — я и Лёша.

— Я сейчас поцелую тебя, Алёхина, — шепчет Литвинов, зачем-то обнимая ладонью моё пылающее лицо. — Не дёргайся. Раз, два… — и не дождавшись «три», прикасается губами к моим губам. Непроизвольно закрываю глаза. Выпитый алкоголь снижает ощущение сюрреалистичности происходящего, и кажется, что ничего такого нет в том, что меня целует Лёша Литвинов. Он проводит языком между моих губ, и я послушно размыкаю их. Да, это точно водка. Это не я, закрыв глаза, самозабвенно целуюсь с одногруппником на глазах у всех. Это не я ласкаюсь своим языком об его язык. Это не мои зубы стучат, соприкоснувшись с его. И это точно не мне так хорошо и приятно, что сердце ухает куда-то вниз живота, как на карусели, а пальцы на ногах поджимаются. Это не я, а чёртова водка во мне, заставляет поднять руку и прикоснуться к небритой литвиновской щеке. Его слегка отросшая щетина приятно колет ладонь. И мне впервые так кайфово целоваться с парнем, что я забываю собственно, где нахожусь. Таю, словно мороженка на солнце в летний день. В реальность меня возвращает щелчок затвора камеры. Нас фотографируют? Я дёргаюсь. Литвинов смотрит на меня совершенно невменяемым мутным взглядом и наклоняется ближе, как будто вновь хочет меня поцеловать.