— И на хрена было тебе голову морочить все эти годы? — недоумевает подруга.

— Ну, говорил, что это вышло случайно. Минутный порыв. Сложности на работе. Непонимание между нами. «Я люблю только тебя, Алёнка!» — изображаю драму.

— Ладно, фиг с ним. Спасибо за сына, и пусть идёт лесом. А вторая новость? — Иринка имеет в виду смс, которое я отправила ей днём.

— Я уволилась.

— Что-о? — Иринка дёргает бокалом от неожиданности, и шампанское проливается ей на платье.

— Чёрт, чёрт!

— Не паникуй. На, держи салфетку, — годы материнства научили меня всегда иметь наготове «набор первой необходимости».

— Как это вышло вообще⁉

— Геннадий Николаевич решил перевести меня. На междугородние дела. Процессы в других городах, договорная работа в филиалах по всей стране. Ты же понимаешь, это — постоянные разъезды. Командировки. Могут сорвать с места в любой момент.

Иринка кивает понимающе.

— А у меня Максим… Я не могу. Если бы ещё мама рядом была…

Сделав глоток шампанского, продолжаю:

— Ну я ему так и сказала. Мол, так не пойдёт, Геннадий Николаевич. Несогласная я. А он такой — ну раз несогласная, то увольняйся. Я и написала заявление. Уволить без отработки. Он подписал сразу же. Такое чувство, Ириш, что он хотел от меня тупо избавиться… Может, кого-то уже нашёл на моё место?

— Забей! — глубокомысленно изрекает подруга.

К нам подходит диджей. В руках у него два микрофона и толмут с песнями для караоке.

Я отрицательно машу головой. Петь не буду.

Иринка говорит ему название песни на ухо. Он улыбается, но кивает. Она вскакивает со стула, поправляя платье, и идёт к маленькой сцене, установленной рядом с диджейской стойкой.

Играют первые аккорды песни. Меня пробивает дикий хохот. Это… это Стас Михайлов?

Иринка говорит в микрофон:

— Эта песня посвящается всем разведённым женщинам!

Я хлопаю в ладоши, поддерживая её громким:

— Уууууууу!!!

Ты прости меня родная

Что творю я сам не знаю

Просто очень плохо без тебя

Звонкое сопрано Иринки звучит очень необычно в контексте исполняемой песни.

Незнакомые все лица,

А душе моей не спиться

Дни я проколачиваю зря

На припеве я не выдерживаю и встаю со стула, начиная раскачиваться из стороны в сторону в такт песне. Руки — над головой. В левой — мобильный телефон с включенным на полную фонариком. Иринка машет мне со сцены в ответ.

Без тебя, без тебя

Все ненужным стало сразу — без тебя

От заката до рассвета — без тебя

Так нужна ты мне — любимая моя

В финале Иринка кричит в микрофон:

— Э-ээээээй, разведёночки мои! — пародируя Стаса, всемирно признанного знатока женских душ.

Я безудержно смеюсь. Вот такая у меня подруга! Лучшая.

Когда Иринка возвращается за стойку, шепчу ей:

— Десять, — имея в виду шкалу настроения. — Спасибо, родная.

Мы сидим в баре ещё несколько часов. Затем вызываем одно такси на двоих и отчаливаем.

Макс сегодня ночует у свекрови. Сейчас каникулы, поэтому остро стоит вопрос с его времяпрепровождением. Ведь я работаю… Вернее, работала.

Утром мне звонит мама. Я сразу понимаю: что-то случилось.

— Алён… у папы инфаркт. Его прооперировали. Сейчас в реанимации. Состояние критическое. Приезжай, пожалуйста, доча… — мамин голос срывается, она плачет в трубку.

* * *

Два часа спустя мчу в аэропорт, на скорую руку собрав чемоданы и заехав за сыном.

Решение о переезде я принимаю примерно через неделю пребывания в родном городе.

То чувство, когда ты дома, ни с чем не перепутаешь.

Папе становится лучше, и его переводят в обычную палату. Через месяц и вовсе отпускают домой, строго-настрого запретив волноваться.

Старый добрый Виталь Сергеич, кряхтя, помогает погрузить отца, ослабевшего после операции, в машину. По дороге мы заезжаем в прокуратуру. Папа просит меня подняться и забрать коробку с личными вещами, которые для него приготовила Мария Фёдоровна. О возвращении на работу речь не идёт, конечно! Перед лицом смерти папа осознал, что ему «этого всего уже хватит».

Я захожу в хорошо знакомую приёмную и первое, что я замечаю на двери бывшего отцовского кабинета, это новая блестящая табличка «И. о. прокурора области. Литвинов А. В.»

Сцена в караоке с элементом «стаса» имела место быть в реальности. Это не бурная фантазия автора, и не полное отсутствие музыкального вкуса, это — просто лёгкий стёб.

Наши дни

Летняя веранда встречает нас громкой музыкой и перезвоном столовых приборов. Тима лихо паркуется. Галатно открывая мне дверь, предлагает руку. Цепляюсь за него, слегка волнуясь. Всё-таки я не такая смелая, как хочу казаться. Этих людей я не видела долгих десять лет. Некоторых, возможно, не хотела бы видеть больше в принципе. Но что уж теперь. Поздно, Рита, пить боржоми.

Тима уверенно тянет меня за руку, ведя мимо столиков на веранде к двери, над которой поблёскивает растяжка «Юрфак — 2012». Я невольно заряжаюсь его энтузиазмом, как очередная лампочка в новогодней гирлянде, словившая импульс от предыдущей.

Зотов толкает массивную деревянную дверь, не переставая тащить меня за собой. Открывшееся глазу пространство буквально ослепляет светом после полумрака веранды. В этот момент музыка в помещении глохнет, и придверной «фэн-шуй» колокольчик раздаётся громким звоном в наступившей тишине. Люди рефлекторно оборачиваются на дверь. Вокруг десятки лиц, все смотрят на нас.

Но первый взгляд, который я ловлю, первые глаза, в которые смотрю, как заворожённая — это блекло-голубые глаза Алексея Литвинова.

Это длится всего лишь несколько секунд, но мне кажется, что — вечность.

Десять лет прошло с тех пор, когда я в последний раз смотрела в эти глаза, а чудится — будто вчера.

Вот он уходит от меня с нашего выпускного по тускло освещенной улице. И вот он — вновь передо мной, гипнотизирует голубизной своего взгляда, притягивая к себе, будто за ниточку.

Мысленно встряхиваю себя. Так. Стоп, Алёхина. Ты давно уже не та юная девчонка.

Музыка, как и шум разговоров в зале, возобновляется. Все забывают о нас и больше не обращают внимания.

Зотов тащит меня вглубь толпы. Он так и не отпустил мою руку. Плетусь за ним, особо не сопротивляясь. Тима по-крайней мере знает, куда идёт. У него есть цель.

И эта цель — бар с алкогольными напитками, конечно.

Здесь очень оживлённо. Целая очередь собралась из желающих «накатить». Зотов освобождает мне место на одном из стульев, небрежно смахивая оставленную кем-то здесь сумочку на барную стойку.

— Что? С места встала — место потеряла! — в ответ на выражение недоумения на моём лице.

Да ну и пофиг.

Мне нужно выпить.

Снимаю свой пиджак и остаюсь в одном топе на тонких бретелях. Бюстгальтера этот топ не предусматривает. Не зная, куда деть ставшую ненужной вещь, аккуратно складываю и кладу на колени. Зотов облокачивается на барную стойку и белозубо улыбается мне.

— Ну что, Алёхина? Готова тряхнуть стариной?

— Смотри, чтоб перхотью тебя не засыпало… — для порядка ворчу.

К нам подходит уже слегка поддатый Костик. Что-то никогда в этой жизни не меняется. И, слава богу, наверное?

Лезет обниматься.

— Алёхина! Кого я вижу!

— Здравствуй, Костя! — прерываю затянувшиеся объятия. — Как дела?

Костик отвечает общими фразами.

Тем временем Зотов ставит передо мной ряд шотов на деревянной подставке. В выемке доски красивым узором выложены дольки лимона, чередующиеся с лаймом.

— Прошу! — довольный как слон, указывает на рюмки.

Решаю не тянуть кота за хвост и пройти этот квест быстро и безболезненно.

Выпиваем.

Вижу Юлю Опяткину. Она немного располнела, но в целом выглядит неплохо. Замужем, четверо детей. Я смотрю на неё в лёгком шоке. Как — четверо? Когда успела? Юля только смеётся.

Постепенно расслабляюсь. Кладу локоть на барную стойку и обвожу помещение глазами.