— Шшшшш…

Целую его в уголок губ. Отстраняюсь, оценивая реакцию. Смотрит, но молчит. Снова целую, цепочкой продвигаясь к середине лица. Ощутимо прикусываю нижнюю губу. Зализываю языком.

Его плечи буквально каменеют. Пресс напряжен, ощущаю, как мелко дрожат косые мышцы. Стискивает мои бёдра сильнее. На пару сантиметров стекаю вниз по его телу и чувствую, что… он возбужден. Видит в моих глазах понимание, и как будто срывается с поводка. Целует. Сразу глубоко. Как в последний раз. Уверенно прижимая меня к себе одной рукой за талию, второй мнёт ягодицу. Чувствую, как обдаёт кипятком внутри. Сердце колотится на разрыв, когда он слегка тянет за волосы, открывая себе доступ к шее. Влажно целует меня под подбородком. Несдержанно стону. Я думала, что испытывала сексуальное возбуждение раньше. Но то, что происходит сейчас, не идёт ни в какое сравнение. Никогда не прыгала с тарзанки, но почему-то мне кажется, что ощущение свободного падения, когда летишь в пропасть, очень похоже на то, что я испытываю сейчас, целуя Лёшу в холодной воде Горького озера.

Литвинов отрывается от меня. Прижимается к моей щеке приоткрытым ртом. Тяжело дыша, хрипит:

— Здесь нельзя.

В смысле нельзя? Всё можно! Хочется закричать мне.

Я выбираюсь на берег первая. Литвинов ещё минут десять наворачивает круги в холодной воде, чтоб «остыть». Иринка мирно спит, свернувшись калачиком на берегу. Слава высшим силам, у нас не было свидетелей.

На обратном пути мы опять молчим. Каждый думает о своем. Сонная Иринка плетётся за нами, мешая начать откровенный разговор.

Дома я застилаю постель бельём, которое выдал нам Литвинов. Настраиваюсь поговорить с ним, когда Ирина уснёт, и всё-таки расставить точки над «i».

Лёшин телефон вибрирует, разрезая неприятным скребущим звуком тишину пустой комнаты. Он выходит на улицу, чтобы ответить.

Меня накрывает чувством необъяснимой тревоги.

3 недели спустя

Сижу на диване в приёмной. На железной двери с электронным замком поблёскивает табличка «Прокурор области. Ядвига А. Б. Старший советник юстиции».

Дверь в приёмную открывается, заглядывает молодой парень в синей форме. В руках — стопка бумаг.

— Александр Борисыч у себя?

— Занят. Минут через тридцать зайди, — буркает секретарь. Мария Фёдоровна — дородная женщина немного за пятьдесят. Аккуратный пучок на затылке, волосок к волоску, и круглые очки в золотистой оправе. Но не обманывайтесь добродушным выражением её лица, эта милая дама имеет стальную хватку и железные нервы. Пережует и выплюнет!

Поглядываю на экран телефона, прикидывая, успею ли на следующий автобус до универа. Нет, скорее всего… Придётся брать такси.

Кабинетная дверь пищит. Выходят двое в штатском. Деловые костюмы, заметно невооружённым глазом — сшиты на заказ. У одного в руках кожаный портфель. Второй что-то печатает на ходу в планшетке с чёрным матовым корпусом.

— Маша, кто там ещё? — суровый голос из кабинета. Явно чем-то недоволен…

«Маша» кивает мне, мол, иди.

Цепляю вещи с дивана и уныло тащусь в кабинет. На очередном «Маша» захожу, прикрывая за собой дверь.

— Привет, пап.

Знакомьтесь, Ядвига Александр Борисович. Прокурор области. И по совместительству, мой отец.

Папа устало трёт переносицу.

— Алёнушка… Какими судьбами?

— Ты забыл обед. Мама велела передать. Волнуется.

У моих родителей сложная и запутанная история. В лихие 90-е папа работал в следственных органах. Вёл сложное и серьёзное дело. Что-то связанное с организованной преступностью. Меня не посвятили во все подробности.

«Это лишнее, доча».

Я знаю только, что это было очень опасно. В те годы в новостях каждый день мелькали заказные убийства. В людей стреляли прямо на улице посреди бела дня. Поджидали их в подъездах. Подкладывали взрывчатку в авто. Короче, жуткая жуть.

Мой папа не стал исключением. После того, как на него было совершено покушение, и он, буквально чудом, спасся, вовремя повернув голову и сбив прицел снайпера, было принято решение. Семью вывести в тень. Долгое время мы — мама, я и брат — жили на съемной квартире в небольшом городке на юге области. На мои вопросы, где папа, мама тяжело вздыхала: «Папа делает большое и важное дело, доченька».

Я совершенно ничего не понимала в свои неполные шесть. Папа представлялся мне этаким супергероем, снимающим мяукающих котят с деревьев. Папа умел останавливать грозу, которая не давала мне спать ночью. Мог наказать соседского мальчишку, который меня обижал. В моём воображении папа мог абсолютно всё! Только не быть рядом…

В моем свидетельстве о рождении, как и у брата, в графе «отец» стоял прочерк. Никто не должен был знать, что мой папа — супергерой! Иначе плохие дяди нас найдут и сделают очень плохо.

Я и брат носили девичью фамилию мамы и были Алёхины. Много лет позже, когда то важное дело папы наконец завершилось, и он всех «победил», родители, конечно, официально оформили свой брак и отцовство. Но фамилию мне менять не стали, на всякий случай. Этот случай до сих пор висит «дамокловым мечом» над нашей семьей и пугает меня. Настолько глубокий отклик нашли во мне супергеройские события детства.

А теперь я и сама рада, что Алёхина. Меньше всего мне хочется быть в глазах окружающих всего лишь «дочкой прокурора», родившейся с серебряной ложкой во рту. Кто бы знал, что эта ложка у меня поперёк горла стоит.

Отдаю папе заботливо приготовленный мамой обед — фаршированные перцы. Его любимые. Несмотря ни на что, мои родители любят друг друга. Наверное, все эти трудности, которые выпали им в жизни, закалили их любовь и сделали её чем-то большим, чем просто сожительство и общий быт. Моё сердце наполняется теплом, когда я вижу их вместе. Когда папа нежно целует мамину ладонь, а она улыбается ему и кладёт свою руку поверх его.

Перекидываюсь с папой парой ничего не значащих фраз. Как дела в университете? Нормально, пап. Выбрала тему диплома? Нет еще, пап.

При поступлении я твердо знала, что не пойду по папиным стопам, поэтому моя специализация — это хозяйственное право. Никаких больше бандитов и уголовных дел.

Папа уже давно не работает в следствии. После успеха в раскрытии той преступной группировки ему предложили хорошее и относительно спокойное место — в прокуратуре. Папа согласился. Думаю, полные беспокойства глаза мамы и ранняя проседь в её волосах сыграли роль. Говорю же, мои родители любят друг друга!

— Пора бы тебе серьёзно задуматься о будущем, дочь, — даёт наставления. — Не за горами защита и вручение диплома. Я, конечно, понимаю, дело молодое. Все эти ваши гулянки. Когда, если не сейчас? — вздыхает. — Я слова не сказал за твой цветочный ларёк. Хотя моё мнение тебе известно. Пора бы уже работать по профилю. Предлагал же тебе место…

Обрываю эту «шарманку» мягко, но настойчиво:

— Спасибо, пап. Я тебя услышала. Но я сама хочу. Ты же знаешь…

Папа опять вздыхает:

— Знаю. Ну, пойдём, провожу. Попрошу Виталь Сергеича добросить тебя, — имеет в виду своего водителя.

— Пап…

— Не начинай! Я сказал, довёзет! Цыц, зараза! Ишь какая независимая. Успеется еще, — выводит меня из кабинета, обнимая за плечи.

И первый человек, которого я вижу сидящим на диване в приёмной, где пятнадцать минут назад сидела сама, это мой однокурсник. Алексей Литвинов. Тот самый, который три недели назад целовал меня так горячо и страстно в горькой озёрной воде. А потом пропал.

Глазеем друг на друга в немом шоке.

Стою и тихо обтекаю.

Три недели назад он вышел в дверь дачного домика в Карасях, и с тех пор я его ещё не видела.

Выглянула на улицу, услышав рёв мотора. Уехал?…

Несколько часов я просто ждала.

Хотя бы смс!..

Не выдержала. Написала сама.

Спустя ещё пару часов получила в ответ сухое: «Поговорим позже. Ключ оставь в почтовом ящике. 107 автобус».