— Причём так вышло, что эта ситуация стала достоянием для всех. Захар с этой «дамой» весело проводили время в его машине. И тут в них влетает легковушка. Водитель потерял управление на мокрой дороге. Абсолютная случайность, — отпивает чай. — ДТП. Приехали, оформляют. Скорая. Захар не пострадал, а она… Ну короче, всё стало известно.

— И что было дальше? — спрашиваю, не дыша.

— А дальше… Дальше Литвинов его отметелил. Прямо на рабочем месте. «Собственная безопасность» приехали, проверка началась. Гордеев всю вину взял на себя, справедливости ради сказать. Его уволили.

— Ого… — в моей голове миллион вопросов. Но ни один из них я не могу нормально сформулировать.

Через час подъезжаю к своему дому. Крайне удачно нахожу место для парковки. Обычно в это время здесь уже яблоку негде упасть. Достаю из багажника папку с документами и иду к подъезду.

Дверь стоящего неподалёку черного БМВ открывается. Оттуда выходит Литвинов.

Что он здесь делает?

— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю без обиняков.

— Нужно поговорить, — отвечает безапелляционно.

— О чём?

— Не здесь. Пригласишь?

Как-то неудобно не пригласить человека в его же квартиру. Поэтому, скрепя сердце, киваю.

Заходим внутрь. Лифт едет мучительно медленно. Воздух в замкнутом пространстве кажется густым и как будто осязаемым.

Открываю дверь, захожу первой.

— Тапочки не предлагаю, — Литвинов смотрит на меня с недоумением. — Проходи, — приглашаю его на кухню. — Чай, кофе?

— Просто стакан воды.

Наливаю ему из кулера, установленного рядом с холодильником. Документы, принесённые из машины, оставляю на диванчике.

— О чём ты хотел поговорить?

— Зря ты связалась с Гордеевым.

— А-а. Так вопрос в этом? Тогда разговор будет коротким. Это не твоё дело… — после паузы добавляю, — … Лёша. Спасибо, что зашёл и до свидания.

— Несмотря ни на что, мы не чужие люди. Послушай меня внимательно. Увольняйся оттуда и ищи другую работу.

— Что-о⁇ — шокированно. — С чего ты решил, что можешь решать за меня, где мне работать и с кем? То, что случилось между тобой и Захаром в прошлом…

— Захаром? — перебивает. — Между вами что-то есть?

— Литвинов, ты… ты охренел! Заявляешься ко мне без приглашения. Задаешь абсолютно некорректные, я бы даже сказала, хамские, вопросы. Учишь, как мне жить…

— Так есть или нет?

— Даже если и есть, то что? Я не твоя жена. И вообще — ничья жена. Работаю с кем хочу. Встречаюсь с кем хочу. Сплю с кем хочу!

— Только не он, — цедит.

— Разговор окончен. Тебе пора, — отрезаю.

Делает шаг ко мне. Ещё один. Испуганно вжимаюсь в кухонный шкаф.

— Что ты делаешь?

— А что я делаю?

— Отойди.

Подходит почти вплотную.

— Говорю последний раз. Мне насрать, с кем ты спишь и что ты делаешь. Я по-хорошему прошу, не связывайся с Гордеевым.

— А то что? Изобьёшь его до полусмерти и заставишь опять уволиться из прокуратуры? — выпаливаю в сердцах.

Улавливаю в его глазах вспышку. Хватает меня за плечи. Сжимает больно.

— Что ты сказала?

— Ты глухой? — чувствую, что меня уже несёт, но остановиться не могу.

— Повтори. Что. Ты. Сказала, — сквозь зубы.

Пытаюсь вывернуться, но хватка у Литвинова железная.

— Я сказала, опять его изобьёшь? Он не знал, что это твоя жена! — понимаю, что лезу не туда. — А она, в отличие от него, прекрасно знала, что ты её муж. Так кто виноват? И вообще. Решай свои проблемы, а от меня — отвали!

— Сука… — его глаза бегают, перепрыгивая с одного моего зрачка на другой. Стискивает меня еще крепче. Ощущаю, как высоко вздымается его грудная клетка. Резко вжимается в меня бёдрами. Внезапно понимаю, что у него стоит. Меня прошибает навылет острым, животным желанием. Сердце ухает куда-то вниз живота. Выдыхаю надсадно. И действуя абсолютно на рефлексах… целую его.

От неожиданности замирает. Это длится буквально пару секунд. После чего он полностью берёт контроль над ситуацией и целует меня в ответ. Напористо и бескомпромиссно. Без права на обжалование. Отпускает наконец мои плечи. И трогает, трогает, трогает. Порывистыми рваными движениями. Моё лицо, волосы, спину. Он как будто пытается убедиться, что я здесь, перед ним, во плоти. Трогаю его в ответ. Лихорадочно расстёгиваю пуговицы двубортного прокурорского кителя. Какой идиот разрабатывал этот дизайн? Совместными усилиями стягиваем его пиджак. Он летит на пол. Нам плевать. Литвинов задирает подол моего платья, ощупывает бёдра. Задерживается на ягодицах, проминая их глубоким чувственным движением. Пытается притянуть меня ещё ближе, если это вообще возможно. Натягивает мои обычные трусики-невидимки так, что они впиваются в промежность. Чувствую, что моё белье мокрое насквозь. Трогая меня между ног, стонет мне в губы.

— Блть…

Это немного отрезвляет меня.

— Подожди, подожди. Лёша. Что мы делаем?

Не реагирует. Его руки уже на моей груди. Гладят, мнут. Пытается расстегнуть платье. Хватаю его за руки.

— Подожди минуту. Надо успокоиться. Подожди! — каким-то чудом мне удаётся освободиться и вынырнуть из-под его руки. Спешно огибаю стол. Выставляю руки ладонями вперёд.

Дёргается влево, пытаясь обойти неожиданное препятствие между нами и схватить меня. Я — вправо.

Он вправо. Я — влево.

— Да погоди ты!..

Не слышит.

— Подполковник Литвинов!

Обращение по званию его тормозит. Многолетняя привычка. Устойчиво укоренившаяся в подсознании связь с дисциплиной.

Лохматый, всклокоченный, в наполовину расстёгнутой рубашке, он стоит передо мной. Нас разделяет лишь поверхность стола. Его синие брюки топорщатся в паху. Сглатываю. Он всё ещё дышит, будто пришёл с пробежки, но взгляд постепенно наполняется смыслом.

— Лёша… Лёшенька, нам надо успокоиться. Мы уже не дети, чтоб совершать импульсивные поступки. Давай присядем и спокойно всё обсудим. Вернее, ты присядь, — указываю на диван. — А я отлучусь в ванную. Я приду и мы поговорим. Хорошо? — говорю с ним ласково, как будто успокаиваю ребёнка.

Кивает.

Пячусь задом до прохода в коридор, где расположена уборная. Неотрывно следит за каждым моим движением. Дёргается резко, но в последний момент останавливается. Я дёргаюсь одновременно с ним. Отойдя на безопасное, по моим понятиям, расстояние, разворачиваюсь и сбегаю.

В ванной провожу около пятнадцати минут. Умываюсь холодной водой, дышу глубоко. Наспех принимаю душ и меняю промокшее насквозь бельё. Напяливаю висящий тут же на вешалке домашний трикотажный костюм. Выхожу.

Осторожно ступая, иду на кухню. Там никого нет. Ушёл.

Только через полчаса понимаю, что папка с документами по иску прокуратуры тоже исчезла…

Май этого же года

Прокуратура ожидаемо выигрывает дело.

Суд удовлетворяет исковые требования в полном объёме.

На суде представитель истца — заместитель Литвинова, судя по всему, оперирует такими фактами, что Захар рядом со мной только и успевает утирать пот со лба.

Когда суд удаляется на совещание, тихо шепчет:

— Откуда блть им это известно вообще?…

Не отвечаю, лишь пожимаю плечами в немом вопросе. А что я скажу?

Прокурор заявился ко мне домой и, усыпив бдительность горячими поцелуями, похитил папку с документами?

Как конфетку у ребёнка.

Дура.

Я не стала писать тогда Литвинову. Не стала требовать вернуть украденное. Смысл?

Это только между нами. Другим я ничего доказать не смогу.

Эти факты прокуратура теоретически могла отыскать сама, я лишь облегчила противнику задачу, систематизировав всё и упаковав, как своеобразный подарок.

На блюдечке преподнесла…

Проплакала тогда от бессилия час. На этом всё. Дело сделано.

Больше ни слезинки моей Литвинов не добьётся.

Дура…

Суд оглашает резолютивную часть решения. Я стою с прямой спиной, лишь дрожащие пальцы рук выдают моё волнение.