Пришлось сесть рядом с водителем. Не в багажник же лезть. Литвинов здоровается, едва взглянув в мою сторону.

— Привееееет! — расплываюсь в улыбке. Утрись, Литвинов. Ты не испортишь мне настроение сегодня.

Он, если и удивляется, то виду не подаёт. Лишь изредка кидает взгляд на мою голую коленку в разрезе цветастого летнего платья.

Мы приезжаем на место где-то часа через два. Непрекращающееся щебетание Иринки, мелодичная музыка и ровный ход авто по свежезакатанной трассе — как результат, меня просто вырубило. Неудивительно! Последние деньки выдались напряженными.

Я просыпаюсь от того, что кто-то гладит меня по щеке. Блаженно жмурюсь, потому что это ну о-о-очень приятно.

Медленно поднимаю веки и попадаю прямиком в голубые омуты глаз Литвинова, которые смотрят на меня… с какой-то щемящей тоской?

Окончательно просыпаюсь. Лёша молча подаёт мне руку и помогает выбраться из машины.

Мы явно находимся где-то за городом. Участок, куда привёз нас Лёша, большой, но видно, что не обжитый. Несколько рядов плодовых деревьев, кругом трава. Одноэтажный белый домик с голубой крышей. Сруб для бани.

Литвинов открывает навесной замок на покосившейся калитке и жестом пропускает нас вперёд.

— Ещё не успели здесь всё устроить, — как будто извиняется он.

— Ничего, мы неприхотливые! — уверяет его Иринка.

В доме чистенько. Две комнаты, кухня и спальня, судя по двум одноместным кроватям, стоящим друг против друга.

Литвинов проводит нас внутрь, приносит воды из колодца. Из настоящего колодца, мать вашу! В оцинкованном ведре. Я такое только в кино видала. И извиняется, мол, надо отлучиться, заехать к родителям, завезти вещи. Но он скоро будет. Обещает по дороге купить мясо и прочую лабуду для шашлыка.

— Не волнуйся, Лёш! Мы не маленькие! Позагораем во дворе, если что. Да ведь, Алён? — Иринка пытается успокоить Литвинова, который сам на себя не похож сейчас. Он выглядит очень ранимым, как будто стесняется того, что мы видим его с той стороны, с которой никто не видел. Простого сельского парня Лёшу. Это, на удивление, мне даже импонирует. И заставляет впервые подумать о том, что внутри вечно невозмутимого и холодного Литвинова есть какой-то другой человек, который умеет чувствовать.

Мы валяемся прямо в огороде, на пятачке возле мангала. Иринка нашла в шкафу плотное хлопковое одеяло, по виду напоминающее брезент. Из тех, которыми раньше застилали кровати в детских лагерях.

Мажем друг другу спины солнцезащитным кремом, чтобы не сгореть с непривычки. Непривычная к загару здесь правда только я, так как всё лето торчала в цветочном. Иринка же впахивала на хозяйстве, поэтому её кожа красиво золотится на солнце.

Лёша приезжает раньше, чем обещал. Уже через час с небольшим загоняет машину во двор. Достаёт из багажника сумки с продуктами, мешок угля, а также складной стол и стулья походного типа.

Поднимаемся с Иринкой с налёженного местечка. Помогаем установить мебель. Расстилаем одноразовую скатерть. Лёша поручает нам вымыть и нарезать овощи, а сам занимается мясом. Спустя ещё час совместных усилий всё готово.

У меня слюнки текут. Сегодня я только завтракала, потом весь день возилась в цветочном. Дорога до Карасей — плюс минус пара часов. На мясо практически набрасываюсь. Сил вести себя, как леди, и медленно пережевывать листик салата, нет никаких. Наевшись доотвала, решаем выдвигаться на озеро.

Идём пешком, тут недалеко. По дороге Лёша рассказывает нам, что озеро Горькое так называется потому, что в нём высокое содержание соли и вода имеет горьковатый привкус.

— А пиявки там есть? Ужас как их боюсь! — дурачится Иринка.

— Пиявок нет. Только крокодилы, — не остаётся в долгу Литвинов.

Шагаем в ряд по проселочной дороге. Литвинов в купальных шортах, он переоделся ещё дома. На плечо закинуто махровое полотенце.

Я же надела поверх купальника длинное полупрозрачное платье из тонкого муслина. Оно развевается на ветру и, как я подозреваю, в солнечном свете показывает всё, что по идее должно скрывать. Зрелище, как мне кажется, это крайне эротичное, и я чувствую себя очень привлекательной сейчас.

Иринка отстаёт. Вроде ей мама звонит.

Мы с Литвиновым идём рядом, соприкасаясь плечами. Оба молчим. А о чём говорить? Обычно мы или молчим, или собачимся. Так как повода к ссоре сейчас нет никакого абсолютно, остаётся молчание. Осознаю внезапно, что мне комфортно молчать с ним.

За поворотом показывается озеро. В предзакатных лучах оно кажется почти волшебным. Находим местечко недалеко от береговой линии. Народу немного, к вечеру все разбрелись. Захожу осторожно. Лёша, кажется, говорил, что на дне озера бьёт родник, поэтому температура воды здесь всегда невысокая.

Зайдя по колено, вся покрываюсь мурашками. Литвинов уже успел окунуться с головой и проплыть с десяток метров туда-обратно.

Иринка расстелила полотенце и загорает на берегу, у неё «эти дни», поэтому с купанием она в пролёте.

Опускаю в озеро руки, чтобы хоть немного привыкнуть. Зачерпываю воду и глажу мокрыми ладонями ноги, бёдра. Живот, где серебрится серёжка. Поднимаюсь выше: грудь, шея. Внезапно ловлю взгляд Литвинова. Его глаза, обычно голубые и прозрачные, потемнели и цветом напоминают штормовое небо. Он смотрит так… как будто сейчас что-то случится. Как зверь перед прыжком. Я пялюсь себе под ноги, не в силах удерживать зрительный контакт. Сердце раненой птицей трепыхается в горле. Вдох-выдох, вдох-выдох.

Вдруг меня накрывает каскадом брызг. И ещё раз! Визжу! Холодно. Чувствую соль на губах. Понимаю, что это Литвинов. Он… смеётся! Гад! Меня подбрасывает, точно какой-то неведомой силой, и я мчу прямо на него, создавая вокруг бурлящие волны и не переставая верещать, как новорожденный поросёнок, которого отняли от мамкиной сиськи. Лёша пытается убегать от меня. Но я так легко не сдаюсь, не на ту напал. Продолжаю его преследовать, задирая ноги как можно выше и размахивая руками в воздухе. Он хохочет. Литвинов хохочет, понимаете? Литвинов! Тот, который улыбается только по особому случаю. Происходящее ощущается мной, как нечто такое чудесно-прекрасное. Так чувствуешь себя, когда смотришь на только распустившиеся ранней весной одуванчики. Когда после долгой зимы и перманентно унылой серости, со всех углов и щелей лезут маленькие жёлтые «солнца».

Внезапно понимаю, что… Литвинов мне поддаётся. Хотел бы — уплыл, конечно! Цепляюсь за его мокрые плечи. Руки скользят. Запрыгиваю сверху, обхватив ногами и пытаясь потопить. Он уходит на дно, но тут же выныривает, отплевываясь. Разворачивается ко мне лицом, хватает в охапку, и, подкинув вверх, бросает в воду. Мы дурачимся, как дети. И мне так хорошо, как не было долгое время до этого.

* * *

Солнце падает за горизонт. Небо окрашивается малиново-розовым цветом, кое-где переходящим в оранжевый.

Я лежу в воде на спине, раскинув руки и ноги в виде звезды. Периодически лениво шевелю конечностями. Литвинов бултыхается рядом. У него никак не получается «звезда». Слишком напряжён, я ему так и сказала. В очередной раз тонет, и, зло сплюнув в сторону, подплывает ко мне.

— Алёхина, пора вылезать. Темнеет.

Поднимаюсь на ноги и, нащупав дно, становлюсь лицом к нему.

— Боишься темноты? — спрашиваю лукаво.

— Нет. Боюсь змей, — отвечает абсолютно серьезно.

— Каких нафиг змей⁉

— Каких каких, водяных. Кусаются болюче. Вон, смотри, плывёт, — показывает куда-то вправо.

Я дёргаюсь и делаю первое, что подсказывает мне моё находящееся в диком ужасе подсознание. Тянусь к источнику безопасности. Верно. К Литвинову. Запрыгиваю на него, и, ёжась, осторожно поворачиваю голову в указанном им направлении.

— Где⁉ — истерично шиплю. — Где она⁉ — всматриваюсь в темнеющие на глазах воды озера и… ничего не вижу. Развёл меня что ли?

Лёша обнимает меня руками за талию. Дышит шумно. Наши лица совсем близко. Его ресницы и брови покрыты мелкими капельками влаги. Двигаю руками выше: по его к плечам к шее. Медленно и осторожно, боясь спугнуть момент. Аккуратно прикасаюсь пальцем к ёжику коротких волос. Затем кладу ладонь и поглаживаю, чуть осмелев. Он ничего не делает, просто дышит. Желваки на лице едва заметно дёргаются, зубы плотно сжаты. Порывается что-то сказать, но я не даю: прикладываю палец к его губам.