Он взял осторожно клетку, и в это время послышалось ворчание — Улла, кажется, начала просыпаться.

— Тихо, девочка, — прошептала Ильеста.

Вслед за Дайнисом она прошла дальний уголок большого сада, где Сторд показал на небольшую калитку. Открыв ее, он прошел в небольшой закрытый дворик, где стояла пара больших пустых железных клеток. В одну из них настелили чистой соломы, в одном углу там была поставлена неглубокая деревянная лохань с водой, а в другом свалены в кучу спиленные стволы садовых деревьев, за которыми тьори могла спрятаться при необходимости.

— Здесь раньше жили медведи у его светлости Равьера, но потом он приказал их отдать в зверинец, когда Тиина начала гулять по саду. Клетка закрывается на надежный замок, это место достаточно удаленное, чтобы не раздражать лишний раз животное. Думаю, ей должно понравиться, — и Сторд внес ящик с Уллой внутрь.

Ильеста осторожно открыла клетку, и Улла, слабая после сна, приоткрыла желтый глаз. Сторд вышел из клетки, внимательно наблюдая. Тьори выбралась наружу и стала обнюхивать новое место.

— Здравствуй, девочка, — сказала Иль, и Улла ткнулась ей в плечо носом.

— Ты пока будешь жить здесь, — сказала Иль. — Скоро принесу тебе поесть, а пока отдыхай.

Улла зевнула, подошла к воде и стала жадно лакать, а затем забралась за кучу из веток и снова начала дремать.

Ильеста вышла из клетки и закрыла за собой дверь на замок.

Кажется, Улле нашлось пристанище, и можно было возвращаться обратно.

— Спасибо вам, господин Сторд, — искренне поблагодарила она капитана.

Капитан проводил ее до дверей комнаты, и девушка осталась наконец одна. Иль уже успела соскучиться по сестрам, особенно по хохотушке Аньеле. Она открыла привезенную с собой книгу, но никак не могла сосредоточиться на чтении. Вспомнились слова Анции Кейрис о каких-то вдовцах. Она говорила о возможном браке так снисходительно, будто делала Ильесте великое одолжение. Хотела пристроить ее, как ненужную вещь или надоевшую игрушку. Завтра надо будет написать письмо родным и рассказать новости.

Служанка помогла ей переодеться перед сном в тонкую сорочку, и девушка провалилась в сон, едва голова коснулась подушки.

* * *

Поздним вечером возле старого двухэтажного дома в центре Алуэты остановилась изящная карета, из которой вышла дама в темном плаще.

— Ах, тетя Анция, я так ждала тебя! Что ты мне расскажешь об Эдрике, когда я смогу его увидеть? — бросилась к ней навстречу темноволосая девушка.

— Лерия, слишком много было дел в замке. Пресветлый Эдрик сегодня вернулся вместе с советником и жрецом, и они привезли с собой девицу, на которую указал в храме Шу-вээс. Ее уже успели объявить невестой Равьера, но сейчас все изменилось, кажется, скоро она отправится обратно. Пока мне поручили за ней присматривать, но это ненадолго, я надеюсь.

— Тетя Анция, а ты видела эту девушку? Она красивая? Она могла понравиться Эдрику? Когда мне можно будет его увидеть? — вопросы сыпались из Лерии один за другим.

— Имей терпение, Лерия, — ответила Анция. — Я хорошо разглядела эту девицу, и в ней нет ничего, ни сзади, ни спереди, чем бы она могла привлечь мужчину. Слишком худая, грудь маленькая, бедра как у подростка, волосы какого-то грязно-желтого цвета, лицо в веснушках, к тому же она заметно хромает. И она уж точно не во вкусе Эдрика, всем известно, что ему нравятся яркие прекрасные брюнетки, такие, как ты.

Лерия улыбнулась, мимоходом глянув в зеркало, поправив выбившийся из сложной прически темный локон.

Все вокруг говорили, что она красавица, и девушка верила в свою неотразимость.

Между тем слова тетки лились сладкой патокой. Анция продолжала:

— Попробуй завтра приехать в замок, возможно, у меня получится устроить тебе встречу с Эдриком. Будь тихой, кроткой и наберись терпения. Слушайся во всем меня, Лерия Миртис, не наделай ошибок, и скоро ты станешь герцогиней.

Сбросив пыльный дорожный плащ на руки Тумоса, Эдрик почти бежал по знакомым с детства коридорам, не обращая внимания на кланявшихся слуг и стражников. Ему надо было увидеть отца.

— Его светлейшество никого не принимает, — сказал старший из стражников перед дверью кабинета герцога, преградив ему путь.

Эдрик оттолкнул его и открыл дверь.

Он вошел в кабинет отца.

Герцог Ирвик Девятый сидел на красном диване, держа в руках кубок с вином.

Эдрику бросилось в глаза, что отец выглядел сильно постаревшим. Когда почти три недели назад он выходил из этой комнаты, то прощался с немолодым, но по-прежнему статным и крепким мужчиной. Теперь перед ним сидел почти седой старик. Под глазами герцога залегли темные тени, в бороде запутались хлебные крошки, уголки рта скорбно опустились. Горе, казалось, выпило из него жизненные силы и состарило на много лет.

— Ваше светлейшество, — начал он, поклонившись — Равьер… — он не смог договорить, горло словно сдавило железным обручем, и он прошептал:

— Почему он умер?

— Садись, Эдрик, — отец махнул рукой младшему сыну, и тот опустился рядом на диван.

Глаза Ирвика были красными то ли от слез, то ли от выпитого вина.

— Равьер умер от раны. Лекарь ничего не смог сделать. Последние его дни были просто ужасными, он сильно мучился от боли и сам желал себе смерти. Равьер захотел, чтобы его тело сожгли после кончины, и я выполнил его волю.

— Почему?

— Он сильно изменился в последние дня от болезни. Не хотел, чтобы его видели… таким, — Ирвик опять сделал глоток вина, а затем неожиданно с силой отшвырнул пустой кубок, и он покатился по ковру.

— Мой мальчик… — простонал герцог, закрыв лицо ладонями.

У Эдрика сжалось сердце. Он привык видеть отца сильным, суровым и сдержанным правителем, а теперь перед ним сидел страдающий старый человек.

— А лекарь, что он сказал? — спросил Эдрик.

— Я отослал Джиора из дворца, — ответил герцог. — Он не смог вылечить моего сына. Теперь у нас будет новый лекарь. Джиору еще повезло, — криво усмехнулся Ирвик.

— Почему?

— Во времена Ойрии Бессердечной его бы просто казнили после смерти знатного пациента из герцогской семьи.

Ирвик вгляделся в лицо сына воспаленными покрасневшими глазами.

— Теперь ты мой единственный наследник, Эдрик. Мне очень жаль, что я не посвящал тебя в государственные дела. Разве я мог знать, что Равьер и Айвенор… — голос отца дрогнул, он замолчал и машинально потер ладонью грудь. Рубиновый перстень сверкнул на темной одежде.

— У меня стало болеть сердце, Эдрик. Возможно, совсем скоро я отойду от дел, но мне хочется быть уверенным, что я оставлю герцогство в надежных руках. В твоих, Эдрик. Ты смелый и сильный, но ты еще так молод.

Ирвик сжал руку сына.

— Теперь тебе придется учиться править. Каждый день советник Бриас будет вводить тебя в курс дел. Ты будешь приходить на утренний совет. Скоро я назову тебя наследным герцогом Алтуэзским. А сейчас иди, я очень устал…, — Ирвик махнул рукой.

— Я не успел попрощаться с Равьером. Хочу сходить в фамильный склеп. Может, мы пойдем вместе? — предложил Эдрик.

— Нет, я устал. Завтра я хочу тебя видеть на утреннем совете.

Эдрик поклонился. На сердце у него была тяжесть, словно все Вистиинские горы обрушились на него.

На прощание он оглянулся на портрет матери, и ему показалось, что на лице герцогини блестит дорожка от слез. А может, это опять были блики света.

Когда за сыном закрылась дверь, герцог подошел к портрету Анаиры и легко коснулся пальцами лица покойной жены.

— Прости меня, Ана. Я ничего не смог сделать, не сумел спасти наших старших сыновей. Но клянусь, я сделаю все, чтобы Эдрик жил за всех них.

Эдрик прошел в свои покои и стал раздеваться, сбрасывая с себя пропыленную одежду, пропахшую потом и лошадью. Сразу же явился Тумос. Его вид выражал, как всегда, степенное достоинство,

— Какое горе, смерть его светлости Равьера, — старый слуга смахнул слезу. Эдрик знал, что эти слезы искренние. Тумос любил его братьев.