Потом… Потом был только свет. Обычный солнечный свет.

Вик сжала до боли челюсти. Что потребуют немертвые за жизнь Одли и душу Брендона? Смогут ли они заплатить цену, которую озвучат немертвые? Она не знала. Да и решать не ей — решать Эвану. Она не имеет права влиять на его решение.

Грег взял из рук Ванса корзину, заглянул под плетеную крышку и подтвердил:

— Адер Уве. — Он передал корзину подскочившему Хоггу: — отдай судебному хирургу.

Хогг молча выполнил его распоряжение.

Вик не сдержалась:

— Ванс…

— Лер Ванс, — поправил её немертвый с подозрительно доброй улыбкой.

Вик с трудом сдержала оборот и заставила себя ледяным от гнева голосом произнести:

— Лер Ванс, когда вы родились?

— Три века назад. Приблизительно. Я прожил хорошую жизнь и, поверьте, не собирался возвращаться. Только против деятельности адера Уве я не смог устоять, как и остальные немертвые. Я вернулся и предлагаю сделку: вы сохраняете нам жизнь, мы охраняем ваш покой.

— Три века — слишком большой срок. Сейчас не принято отрубать головы преступникам. Подозреваю, что и в ваше время предпочитали отдавать преступников под суд.

— В мое время разрешалось все, когда ловили убийц или воров. Не думайте, что поймать Уве было легко — во время схватки с Уве погиб один из вернувшихся немертвых.

Эван вмешался, затапливая сердце Вик теплом:

— Мы можем не сработаться с вами. Сейчас во всем главенствует закон.

Дверь открылась снова. Из дома вышли пятеро немертвых в разной степени возвращения к жизни. Кого-то Вик принялась бы сразу за живого, кто-то еще отчаянно напоминал нежить.

Один из немертвых в старой форме констебля представился:

— Уильям Йорк. — Ему было лет тридцать, обычный мужчина, каких полно на улицах Аквилиты. — Когда-то служил в полиции Аквилиты. Возвращаться не намеревался — в Танцующем лесу не успело сформироваться сердце проклятья. Мы все оказались погребенные там в ожидании смерти. — Он рукой указал на своих товарищей по несчастью: — Мы близко к вам по времени и разделяем ваши взгляды на закон и справедливость. Он же…

Йорк махнул на Ванса:

— … родился немертвым, как все в его роду. Он иной. Он никогда не был человеком.

Ванс обиделся, вскидывая голову и резко выпрямляясь:

— Может, я и не человек, но отказывать мне в человечности не надо. Взгляды на жизнь у меня вполне гуманные. Я не убиваю направо и налево. Заметьте, что я во время освобождения нерисс Орвуд, своих дальних родственниц, из заточения в доме Хейгов, смог отступить и отказаться от убийств, как только понял, что мои родственницы не заложницы Хейгов. Два моих дальних кузена это осознать не смогли. Я сохранил жизни всем, кто пытался нам противостоять, и просто ушел, признав ошибку.

Вик не удержалась от вопроса: что-то подобное она и подозревала, узнав, что на её с Эваном дом напали Вансы:

— И как же вы поняли, что нериссы Орвуд не заложницы, а наши гости, которых мы как раз защищали от визита таких родственников, как вы?

Ванс холодно улыбнулся:

— Это очевидно. Заложницы не рисуют изгоняющие немертвых знаки, защищая окружающих. Так я понял, что ошибся и отступил, хоть мог и убить всех в доме и округе.

Йорк вмешался, снова напоминая:

— Я же говорю: Ванс никогда не был человеком. Его логика другая. Но он может измениться.

Ванс холодно посмотрел на него и перевел взгляд на Эвана:

— Вы в патовой ситуации. Шестеро немертвых. Даже с одним вам не справиться. Вам придется принять наши условия. Поверьте, мы не горим желанием жить среди людей. Это после тишины склепа угнетает. Нам нужен покой и тишина. Границы Аквилиты — самое то. Мы будем охранять вас, вы дадите нам право на жизнь и право на нужную нам иногда кровь.

— Вы ошибаетесь. Нет патовой ситуации. У нас все под контролем, — сухо сказал Эван. Вик даже понимала, что он имеет в виду. Наговор неры Орвуд. Один ритуал, один произнесенный наговор, и немертвый снова простой человек. Правда, кого назначить немертвым из своих друзей, Вик не знала.

Йорк вздохнул и почти по-человечески дернул плечом:

— Простите, если что не так. Ваш Одли не заложник. Он нужен был, чтобы привести вас сюда.

— Не пробовали сами прийти в полицию и поговорить? — спросил Эван.

Стоявший рядом с Йорком немертвый, чья плоть еще была синюшного цвета, расхохотался. Остальные немертвые тоже не сдержали улыбок. Йорк, видимо, единственный, кто уже был способен членораздельно изъясняться, пояснил:

— Если бы мы пришли в полицию, ничего, кроме бойни, не случилось бы. И поверьте, в бойне победили бы мы. — Он протянул руку вперед — на его ладони лежал камень: — кажется, это душа вашего инквизитора. Возвращаю её вам.

Эван окаменел — Вик не совсем понимала, что он сейчас думает. Для неё было важно одно — душа Брендона найдена, и когда-нибудь он вернется к жизни.

Грег молчал, не вмешиваясь — он всего лишь суперинт, когда Эван — герцог. Это его земли и только его выбор. Констебли вокруг, казалось, даже вдохнуть боялись, чтобы не мешать комиссару.

Эван на что-то решился — он шагнул к немертвым:

— Я дам вам разрешение на жизнь и приму вашу службу. Вы взамен поделитесь своим эфиром?

Вик вздрогнула от осознания: Брендона можно было вернуть прямо сейчас!

Пока Ванс собирался с мыслями, вновь влез Йорк:

— Сколько угодно. Мы же созданы для этого.

— Для чего? — спросила, опережая всех Вик.

— Защищать и возвращать к жизни, — грустно сказал Йорк. — Лежа под огнем противника, умирая от ран, исчезая из мира забрасываемый землей от близких взрывов, видя смерти друзей, мечтаешь, знаете ли, не о мести. Мечтаешь не вцепиться в глотку врагу, а защитить окружающих. Мечтаешь, чтобы боль и смерть не коснулась друзей и родных. Мечтаешь всех защитить. Это главное в ничейной земле. Не выжить и убить — спасти и защитить. Только проклятью никогда не давали сформироваться полностью. Поэтому мы и дремали под землей, не в силах умереть и не в силах переродиться. Мы вернулись только сейчас из-за Уве. Вы можете нам доверять. Есть некроманты, а есть мы — маги жизни.

Синюшный ткнул пальцем в Ванса:

— Он… Иной. Не забудьте… это.

Тот снова обиделся, яростно поправляя рукава пиджака:

— Может, я иной. Зато я лер и умею держать слово. Мое слово таково: право на жизнь в обмен на защиту.

Эван кивнул:

— Хорошо, я запомню все, что было сегодня произнесено. Сейчас в качестве жеста доброй воли давайте вернем Брендона. От вас требуется эфир — остальное сделаем мы. — Он посмотрел на Брока, и тот утверждающе кивнул. Он уже когда-то возвращал к жизни Полин.

Йорк бросил взгляд на своих и решительно сказал, получив согласие даже от Ванса:

— Мы готовы. — Эфир тонкими струйками потек от немертвых, сплетаясь в толстый жгут, готовый вернуть жизнь.

— Тогда… — Эван эфиром сломал камень, в котором была душа Брендона. Она даже на миг появилась перед всеми голубым недовольным облачком, а потом без слов растворилась в косых лучах солнца. Он не захотел возвращаться — холодея от этой мысли, поняла Вик.

Руки дрожали до сих пор, но они хотя бы были. Они не сгорели в яростном — в яростном ли? — белом эфире. Перед глазами все еще взрывались вспышки света. Немного мутило, и хотелось одного — упасть навзничь и смотреть в небо. Оно было. Высокое, голубое, мирное. И было солнце. В его косых лучах танцевали пылинки. И зеленая трава была. Такая мягкая и высокая. Живая. И сама Андре была. И чуть прохладные руки на её плечах тоже были.

Стояла тишина. Не та, которая перед грозой, когда небеса наливаются влагой и готовы грохотать. Обычная вечерняя тишина, только далеко слышны непонятные возгласы, осторожные шаги, перешептывания. Пролетела мимо Андре пчела, басовито жужжа и ища цветы, которых еще нет. Или… На глаза Андре попалась белая маргаритка, так похожая на летнюю ромашку. Жаль, что не слышно самого главного: дыхания за спиной. Надо было поступить не так. Надо было собрать весь эфир и вернуть Брендона. Надо было наплевать на незнакомых и, по сути, чужих ей людей, только Андре так не могла. И теперь надо найти силы и развернуться к Брендону. Надо найти силы извиниться перед ним. Одна жизнь, даже такая важная для самой Андре, все же ничто перед сотнями жизней пусть и чужих ей людей. У неё не было выбора.