Эван сухо резюмировал:

— Сами справимся, Вин.

— Сами, так сами, — пожал плечами Одли. — Тогда приходите в себя, лера Зонта приведите в порядок…

— А что с ним не так? — не понял Грег.

Эван не сдержал улыбки, кивая на зонт:

— Сам посмотри.

Зонт висел на руке Грега вниз головой, если у зонтов есть голова. Рот его был вызывающе открыт, и из него вывалился длинный змеиный язык, болтавшийся как маятник в такт движениям Грега.

— Вот же хрень, — оценил Грег вид зонта. Тот приоткрыл на миг алый глаз, но тут же сомкнул его, еще и рот закрыл в ответ на угрозу: — сам ножками… В смысле ногой пойдешь, раз не нравится висеть у меня на руке.

Одли качнул головой в сторону дороги:

— Я вернусь к паромобилю — захвачу кое-чего, а вы тут подождите…

Вернулся он с корзиной еды, выданной Джоном, и первым делом предложил всем горячий кофе из термоса, а потом раздал сэндвичи — идти придется по одиночке, чтобы тщательнее обследовать склоны. После, снова и снова запуская поисковые плетения, мужчины разошлись по лесу, направляясь вниз с горы и выискивая нежить. Попадались то и дело истлевшие кости — Грег подозревал, что звериные, но все равно уничтожал огнем просто на всякий случай.

Лес был тих и спокоен. Зонт молчал, то и дело высовывая язык и приоткрывая глаз. Скакать впереди Грега зонт больше не намеревался. Хотелось верить, что этот демон… Живая вещь… Хранитель… Кем бы ни был зонт… Он знает, что делает и не чувствует нежить поблизости.

Светало. Дешевые служебные гогглы с трудом перестраивались, и Грег не выдержал, убрал их в карман. Мир потерял четкость, стволы деревьев стали смазаннее, зато появились краски. Грег на ходу развернул бумагу и съел сэндвич, вспоминая Лиз — родничок в сердце робко тек, подсказывая, что она еще спит.

Туман формировался в ложбинках, стекая вниз, в долины, как река. Птицы еще робко начинали петь, неуверенные, что ненастье прошло. То и дело попадались звериные следы, в основном лисьи. Пахло прелью и цветами — немногочисленные поляны превратились в яркие ковры из чуть прибитых ненастьем первоцветов. Капельки воды после грозы дрожали на травинках, насмерть промачивая ботинки. Носки и штанины Грега отсырели, противно холодя — плата за окружающую красоту. Идти было относительно легко — за лесом хорошо следили: лесники старательно убирали валежник, хотя ночное ненастье добавит им работы — иногда встречались свежие выворотни.

Грег то и дело отслеживал Эвана и Одли, шедших по разные стороны от него. У них тоже все было спокойно. Кажется, больше нежити в лесу не было. Наверное, грозовое электричество случайно подняло необнаруженные и не перезахороненные в освященной земле тела. Так иногда бывает.

Часам к семи утра вышли к уже знакомой сгоревшей нелиде, где Ренар Каеде прятал тела убитых детей, давая им шанс на новую жизнь. От дерева почти ничего не осталось, только обугленные корни. Одли поджал губы, чувствуя за собой вину — никто из детей из дерева не вышел, хоть Эван и позвал их по именам. Только где-то в глубине, из-под земли послышалось поскуливание. Одли тут же присел на колени и полез под корни, вытаскивая на свет мокрую, окровавленную лису. Та быстро дышала, вывалив язык, глаза её закатились. На некогда белую шерсть живота было страшно смотреть — там зияли раны от зубов.

— Бедная… — Одли положил её на накидку, которую снял с себя и бросил на землю Эван. — Ранена. Какая-то нежить хорошенько её пожевала. Может не выжить.

Грег не ожидал дальнейшего — как-то на любителя животных Одли не особо походил. Вин стащил с себя шейный платок и принялся перевязывать лисе раны на животе:

— Возьму её домой… — Он осекся, вспоминая, что пока живет у Эвана, и тот может не оценить присутствие дома лисы.

— Я думаю, Полли и Ноа понравится ухаживать за лисой, — спокойно сказал Эван. — Она перенесет дорогу?

Одли, вливая в раненое животное эфир, кивнул:

— Должна. — Он встал, укутывая лису в накидку и прижимая получившийся кулек к груди. Кулек заботы не оценил — впился всеми зубами в случайно подставленную ладонь Одли, заставляя того фырчать: — Точняк, выдержит! Николас не откажет в помощи с раной у лисы?

— Думаю, не откажет. — Эван огляделся: — что ж. Нежити больше не обнаружено. Предлагаю спуститься в деревню, поймать там попутный паромобиль и вернуться в город. Хорошо, что все хорошо закончилось.

Он поднял руку вверх, гася золотой предупреждающий сигнал.

— Малыш, подъёёёёём!

— Жабер, вали в пекло… — через сон, крайне душевно послала Лиз, сильнее забиваясь под одеяло. Небеса, как же она ненавидела эти его ранние побудки. По утрам Жабера придушить хотелось, или даже сознаться, что она его невеста, и пусть потом живет с этим!

Брок всегда был не вовремя — она знала это как никто другой: каждое проклятое утро он приходил и будил её. Она знала: если сейчас не послушается его, то он сперва стащит одеяло, а потом будет холодная вода. Лиз застонала. Отчаянно хотелось спать, забившись под подушку, но слишком жизнерадостный голос снова повторил:

— Подъёёёём! Завтрак ждать не будет.

Скрипнула кровать, матрас явно просел. Рука Брока потрепала Лиз за плечо, хорошо, что через одеяло.

— Просыпайся, соня.

Что-то стукнуло, пахнуло кофе и жареной яичницей. Это было настолько не похоже на Жабера, что Лиз все же нашла в себе силы прогнать сонную одурь и открыть один глаз, выбираясь из-под одеяла. Брок, улыбчивый и одетый по форме сидел… Не в норе. В её доме, в её спальне, на их с Грегом кровати!

— Твою же мать, Жабер, ты чё творишь⁈ — от неожиданности из Лиз вырвался портовый говорок. Она замотала головой, прогоняя отупение, вызванное приемом лекарства, и снова открыла глаза — Брок никуда не делся. Его довольная улыбка никуда не делась. Как никуда не исчез и завтрак — Брок протягивал Лиз сэндвич крок-нериссу, её любимый: хлеб, сыр, ветчина и кокетливая шляпка из яичницы, из-за которой он и получил название. В спальне было светло — кто-то уже открыл жалюзи. Горел камин, пламя бодро плясало на только что подкинутых дровах. На прикроватном столе расположились корзина для пикника, термос и изящная кофейная пара. Просто идеальное утро… Если бы рядом с ней сидел Грег. Только он занят по службе.

Брок довольно рассмеялся:

— Как же мне этого не хватало! Небеса и пекло, ты даже не представляешь, как мне всего этого не хватало… — Он вложил в руку Лиз сэндвич: — доставка завтрака в номер! Ешь, пока горячий. Ты же любишь яичницу.

Лиз уже беззлобно посоветовала, садясь в кровати:

— Заберись как-нибудь утречком в любое чужое окно — брань и покрепче гарантирована. — Она привычно первым делом принялась за яичницу. Скрываясь за личиной уличного мальчишки-беспризорника, она не могла себе позволить крок-нериссу, а принимать подачки от Брока не позволяло воспитание, хотя иногда Лиз все же прогоняла гордость — когда голод совсем одолевал. Оказалось, что жизнь на улице не так романтична, как описывают в женских приключенческих романах.

Брок, принимаясь за другой сэндвич, не сдержал улыбки:

— Мне не хватало тебя, а не брани. Я привык за три года будить тебя, собирать на пробежку, уговаривать заниматься закаливанием…

Лиз быстро проглотила последний кусок яичницы и не сдержалась:

— Уговаривал⁈ Это называлось — уговаривал? И только не говори, что сейчас потащишь на пробежку — я тебя убью! А потом придет Грег и добавит. Я не шучу.

Брок снял со своей крок-нериссы яичницу и осторожно положил сверху на сэндвич Лиз. Эта странная забота по-броковски прогнала все недовольство и за раннюю побудку, и за все те утра, когда Брок воспитывал её. Родничок в сердце ожил, теплом сообщая, что Грег помнит о ней даже на задании.

— Ешь, — подсказал Брок. — Ты же любишь яичницу. Ешь…

Лиз проморгала странные слезы — она не была склонна к сентиментальности. Джеймс и королевская семейка быстро её отучили от такого.